распространения в странах Соц. Лагеря. «Вы же понимаете, какая это ответственность», — говорит она, испуганно округляя глаза.
Со мной в рейс отправятся одна из сотрудниц Интуриста и их штатный фотограф, а я должен провести «профессиональные консультации». Я заверяю, что всё будет в лучшем виде и, наконец, получаю на руки вожделенную путёвку на круиз по Чёрному морю первым классом, за которую отдаю 152 рубля 44 копейки.
* * *
Утром следующего дня я предупреждаю о своём отъезде Юру Одессита и Аллу. Юра воспринимает спокойно, только уточняет, когда я вернусь. Моё недельное отсутствие вполне укладывается в его планы.
— Бери каюту ближе к носу, — советует он, — меньше укачивает.
На этой заботливой ноте мы и прощаемся.
Аллочка интересуется, нет ли возможность взять два билета, а когда слышит «нет», явно обижается.
Перед отплытием у меня остаётся только одно незаконченное дело. Я обещал одной девушке свидание под платаном на Набережной, на которое я появиться не смогу. Не то, чтобы я чувствую себя сильно перед ней обязанным.
Но слово надо держать. Если обманывать романтичных юных девушек они превращаются в циничных стерв. А я не хочу своими действиями множить в мире зло.
Вчера она должна была готовиться к зачёту, а сегодня его сдаёт. Следовательно, поймать её можно в Академии. Так что прикинув эти нехитрые обстоятельства я сажусь на троллейбус до Симферополя.
* * *
Крымский медицинский институт славного города Симферополь, как и полагается правильному советскому учебному заведению в период перед началом сессии, встретил меня целыми толпами студентов и студенток.
Первые были все как один целеустремлённы и мужественны, а последние прекрасны и беззаботны.
Шутка. Конечно же нет. Насчёт того, что девушки прекрасны, это верно, но никакой беззаботности ни у кого не было. До сессии всего ничего и студентам нужно подтянуть хвосты, чтобы быть допущенным к экзаменам.
Этим они и занимались.
Мне же среди этого людского водоворота нужно было найти одну единственную девушку Настю.
О которой я знал только то, что она студентка первого курса, и всё.
Задача не тривиальная, прямо скажем. Но и не очень сложная на самом деле.
Никакого постсоветского идиотизма с вахтёрами, охранниками и пропускным режимом в этом симпатичном здании с неоклассическими колоннами не было и близко, и я никем не задержанный вошёл внутрь.
Поднялся по монументальной лестнице в просторный холл и окликнул целую компанию парней и девчонок, которые внимательно изучали что-то в двух толстых общих тетрадях. Всё происходящее живо напоминало мне сцену из Операции Ы и других приключений Шурика, не хватало только парня с биноклем.
— Молодые люди, — отвлёк я их, — не подскажите где здесь деканат первого курса.
И как и в фильме, студенты чуть было не зашипели на меня от возмущения. Очень сильно я им, видать, мешал.
Впрочем, одна из студенток, прелестная девчушка с двумя косичками и очаровательными щёчками в веснушках всё же отвлеклась и помогла мне:
— Вам по коридору, потом налево и на второй этаж. Там подскажут.
— Спасибо большое, — с улыбкой ответил я, — если не секрет, к чему вы так тщательно готовитесь?
— К коллоквиуму по диалектическому материализму. Профессор Васильев лично принимать будет. Те, кто не сдаст, не будут допущены к экзамену.
— Понятно, дело серьёзное да, удачи.
К общественным наукам в советских вузах особый подход. Их не просто много, а очень много… Если взять, к примеру, медицину, а раз я в стенах этого института то правильно говорить о ней то с первого и до шестого курса сплошным потоком идут истмат, диамат, история партии, научный атеизм и прочее, прочее. Вплоть до шестого курса, где располагается верхушка айсберга. Его Величество научный коммунизм, по которому студенты сдают гос. экзамен.
И отношение к этим, безусловно, важным для советского врача такое, что только научный атеизм сдают в форме зачёта. Всё остальное или экзамен, или диф. зачёт, не очень-то отличающийся от экзамена. Это онкологию на шестом курсе или глазные болезни на пятом сдавали зачётом. Она же не диамат, какой-нибудь. Понимать надо!
Скажем так, по долгу службы, ну и в силу обстоятельств с врачами я общался достаточно плотно и примерно знал их внутреннюю кухню. Поэтому ничего удивительного в том, что эти студенты так нервничают из-за диамата не было. Ещё бы им не нервничать!
Но в любом случае я узнал, что хотел и бодрой походкой отправился в путешествие по коридорам Симферопольского мединститута.
— Да, да, три ложки сахара и дольку лимона, всё верно, — Валентина Алексеевна кивнула, принимая из рук своей подруги, Ольги Фёдоровны, заместителя декана первого курса по учебно-воспитательной работе чашку чая и продолжила разговор. —
Помнишь, я тебе рассказывала, что у меня останавливался доктор Евстигнеев из Москвы.
— Конечно помню, Валечка, — ответила Ольга Фёдоровна.
Это была пухлая женщина в самом расцвете сил. Сидячий образ жизни и муж заведующий одним из Симферопольских универмагов привели к тому, что овал лица у неё уже поплыл, но она всё равно считала себя роковой красоткой. Французская помада, духи красная Москва и импортные юбка с жакетом только утверждали её в этом мнении.
— Ну так вот, пару дней назад я поселила на веранду семью Москвичей. И смотри, что у них было!
Валентина Алексеевна достала из сумочки сложенную вчетверо газету и протянула её своей подруге.
— Третья страница, — сказала она.
Та надела очки и погрузилась в чтение статьи о героическом московском враче, который сумел предотвратить человеческие жертвы во время пожара на железной дороге.
— Видишь, он оказывается герой. Запугал меня своими выходками до потери сознания, а потом вот что отчебучил.
— Ты знаешь, а я не удивлена, — ответила Ольга Фёдоровна, она была тайным поклонником зарубежной психологии и считала, что хорошо разбирается в людях, — это такой тип людей, способных на поступок, на безумство. Человек-оркестр, одним словом.
— Ты права, моя дорогая. Но
