Конечно, на долю 29 тк в этот день пришлись самые большие испытания, так как именно на его участке наступления находились основные силы 2 тк СС. Но это не столько случайность, сколько просчеты советского командования, вынудившего 29 тк атаковать вслепую.
Из этого отчета ясно, что совхоз «Комсомолец» был освобожден, но вскоре опять оставлен, а совхоз «Октябрьский» нашим войскам все-таки, видимо, взять не удалось, хотя бои шли буквально в нескольких метрах от него (и победные реляции уже отправлялись наверх. — Примеч. авт.).
В результате боев за день 12 июля 29-й танковый корпус имел незначительный тактический успех в «территориальном продвижении», но понес большие потери в л/с и технике.
За день боев 12 июля 29-й танковый корпус потерял: средних танков Т-34–76–95 единиц, легких танков Т-70 — 38 единиц, самоходных орудий — 8 единиц. Итого — 141 танк и САУ. Было убито 240 человек, ранено 210 человек.
По советским оценкам, корпус уничтожил 41 вражеский танк и САУ (из них 14 «Тигров»), орудий всех калибров — 43, убито солдат и офицеров — около 100[67].
Обращаясь к отчету 5-й гвардейской танковой армии касательно боев 29 тк 12 июля 1943 года, автор хочет привести следующие выводы, которые отражают мнение командования армии на произошедшее:
«Нужно сказать, что 29 тк, действовавший на главном направлении армии, оказался в тяжелом положении, так как направление главного удара немцев совпало с районом действий корпуса.
Корпус имел незначительный тактический территориальный успех и понес большие потери. Однако части корпуса своими героическими действиями нанесли противнику такой удар, после которого он уже не в состоянии был предпринять большого наступления на этом направлении»[68].
Вот она — первооснова героизации происходящих событий, успешно скрывающая промашки командующего 5-й танковой армией в организации операции.
Хотя надо честно признать — сам Ротмистров и его штаб находились под давлением штаба Воронежского фронта и его командующего генерала армии Н. Ф. Ватутина, а также начальника Генштаба маршала А. М. Василевского. Такова уж особенность российского менталитета: план прекрасный, но его реализация у нас всем известна — там не доделали, тут забыли, что-то не организовали, что-то не продумали, а гибнут люди! В данном конкретном случае (при успешности для нас сражения на Курской дуге в целом) большие потери л/с и техники списали на уникальность танкового сражения. Хотя и к этому определению есть много вопросов.
Основной вопрос, волнующий читателя при описании Прохоровского сражения, это количество танков противоборствующих сторон, заполнивших поле боя. Например, сам Ротмистров писал: «Навстречу двигались две громадные танковые лавины». Как стало понятно, лавина танков со стороны немцев отсутствовала, да и организация подобной группы из 60 танков была была им не нужна по тактическим соображениям. Известный российский военный историк А. Исаев склоняется к версии, что гораздо большие массы танков действовали с нашей стороны, и приводит для обоснования своего предположения следующие аргументы: «Любая противотанковая оборона могла быть насыщена атакой большого количества танков на узком фронте. Идущие плотной массой танки способны прикрыть друг друга и эффективно вести дуэль с противотанковой артиллерией. Хотя бы за счет того, что больше глаз ищет вспышки выстрелов противотанковых пушек и больше стволов бьет по ним. Сами немцы, как мы видим по общему ходу битвы, часто пользовались этим приемом — сосредоточением крупной массы танков на узком фронте. Если бы советской стороне удалось сосредоточить в едином ударном кулаке основные силы 18-го и 29-го танковых корпусов, оборона „Лейбштандарта“ была бы сокрушена. Захват исходных позиций для контрудара привел к дроблению сил наступающих на несколько эшелонов. Глубокая балка с развитой системой отрогов перед „Октябрьским“ препятствовала нормальному вводу в бой 170-й танковой бригады 18-го танкового корпуса. Вынужденно было принято решение пустить ее за 32-й танковой бригадой 29-го танкового корпуса. Так силы первого эшелона 18-го танкового корпуса уменьшились до одной бригады. В итоге на Прохоровское поле (от Псела до железной дороги) в 08.30 вышли только две бригады: 32-я и 181-я. Соответственно, общая численность первого эшелона армии Ротмистрова составила 115 танков и САУ. Тоже довольно много боевых машин, но отнюдь не „лавина“»[69].
Вероятнее всего искажение реальной ситуации связано с разным представлением или даже подходом к оценке происходящего военачальниками, руководящими операцией, и рядовыми участниками событий. 14 июля из района боев маршал Василевский отправил Верховному главнокомандующему отчет, в котором описаны и события на Прохоровском поле: «Вчера сам лично наблюдал к юго-западу от Прохоровки танковый бой 18-го и 29-го корпусов с более чем двумястами танков противника в контратаке. Одновременно в сражении приняли участие сотни орудий и все имеющиеся у нас РСы. В результате все поле боя в течение часа было усеяно горящими немецкими и нашими танками».
Есть ли здесь ложь? Конечно, нет. Для Василевского, как для полководца, рассматривавшего операцию через призму «пространства — времени» ситуация виделась как единое сражение маневрирующих и сражающихся друг с другом на фронте протяженностью 32–35 км бронетанковых соединений. Он понимал смысл всего происходящего, а видел один из боев двух (среди нескольких локально участвующих в битве) танковых групп. Численность же одной группы в ее максимальном значении колебалась в пределах 80–100 танков и САУ, что, в общем-то, и подтверждается рядовыми участниками событий с немецкой стороны:
«Стена фиолетового дыма поднялась в воздух, это были дымовые снаряды. Это означало: внимание, танки!
Такие же сигналы можно было разглядеть на всем протяжении гребня склона. Фиолетовые сигналы о нависшей угрозе также появились еще правее у железнодорожной насыпи.
Небольшая долина раскинулась слева от нас, и когда мы спускались вниз по переднему склону, то заметили первые танки Т-34, которые, очевидно, пытались охватить нас с левого фланга.
Мы остановились на склоне и открыли огонь. Несколько русских танков загорелись. Для хорошего артиллериста 800 метров были идеальной дистанцией.
Пока мы ждали, появятся ли новые вражеские танки, я по привычке оглянулся вокруг. То, что я увидел, лишило меня дара речи. Из-за небольшого возвышения на расстоянии 150–200 метров передо мной появились 15, затем 30, затем 40 танков. В конце концов я сбился со счета. Т-34 катились на нас на высокой скорости, везя на себе пехоту»[70].
По всему фронту 2-го танкового корпуса СС снова и снова повторялась одна и та же картина. Воспоминания офицера «Лейбштандарта», приведенные выше, дополняет другой солдат (2-го танкового корпуса СС):
«…Над холмом слева от насыпи появились три… пять… десять… Но что толку было считать? Мчась на полной скорости и ведя огонь из всех стволов, Т-34 один за другим переваливали через холм, прямо в середину позиций нашей пехоты. Мы открыли огонь из своих пяти орудий, как только увидели первый танк, и прошли считаные секунды до того, как первый Т-34 встал, окутанный черным дымом. Иногда нам приходилось сражаться с русской пехотой, ехавшей на танках, в рукопашном бою.
Затем вдруг появились 40 или 50 танков Т-34, которые надвигались на нас справа. Нам пришлось развернуться и открыть по ним огонь…
Один Т-34 появился прямо передо мной, когда мой напарник-артиллерист крикнул так громко, что я мог слышать его без шлемофона: „Последний снаряд в стволе!“ Только этого не хватало! Я повернулся вокруг, лицом к танку Т-34, мчавшемуся на нас на расстоянии около 150 метров, когда обрушилось еще одно несчастье.
Задняя опорная цапфа орудия сломалась, и ствол взметнулся вверх, к небу. Я приложил все силы, чтобы повернуть башню и опустить вниз свою 75-мм пушку, смог поймать в прицел башню Т-34 и выстрелил. Попадание! Открылся люк, и из него выпрыгнули двое. Один остался на месте, в то время как второй побежал вприпрыжку через дорогу. Примерно в 30 метрах перед собой я снова подбил Т-34.
Повсюду видны были горящие танки, они заполнили собой участок в 1500 метров шириной; от 10 до 12 артиллерийских орудий также дымили. Предположительно, в атаке были задействованы сто двадцать танков, но их могло быть больше. Кто считал!»[71]
Как говорится, у страха глаза велики. В реальности танков было несколько меньше. Коротко оценим их действия.
В условиях, когда «защита» противника не была «надорвана» артиллерией и авиацией, атака сотни танков и САУ на плотную оборону эсэсовской дивизии имела сомнительные перспективы. Даже без учета танков у «Лейбштандарта» были самоходные орудия ПТО «Мардер» и буксируемая противотанковая артиллерия в гренадерских полках. Поэтому, подойдя к линии обороны противника, танки 32-й и 181-и танковых бригад стали вспыхивать один за другим. Только одному батальону 32-й бригады (под командованием майора С. П. Иванова) удалось проскочить под прикрытием лесополосы вдоль железной дороги в глубь обороны противника, до совхоза «Комсомолец».
