и торговые центры Чертаново. Как же стремительно преобразилась Москва!
Лагерь оказался небольшим, неподалеку протекала речушка, вдали зеленел лесок. Я не буду подробно описывать нашу пионерскую жизнь. Вы наверняка смотрели замечательную кинокомедию «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен». А если не видели, сделайте это обязательно! Очень смешная лента. Многое то, что было в этом «кинолагере», было и в моем. Утреннее построение на линейке, большие спальни для ребят, коллективные окунания в крохотную речушку, проказы и выговоры от вожатых. Шла война, оттого кормили нас скудно. Но все равно жизнь в лагере мне очень нравилась.
Нелепая беда случилась ближе к концу смены. Воды в нашей речке было, что называется, по колено, и как произошло несчастье, никто не понял. Хватились мальчишки из моего отряда, когда все уже вылезли после купания на берег и обсыхали. «А где Коля??», испуганно закричал вожатый. Колино тело нашли быстро, но было уже поздно. Эта была первая смерть, которую я видел на своем веку. Нас всех быстро увели на территорию, а на следующий день объявили, что лагерь закрывают и всех отправляют по домам.
Остаток лета я много читал, играл со своими приятелями во дворе. Незаметно кончился август. Итак, с сентября я – ученик 5 «А» замечательной школы № 7. С этого года было введено раздельное обучение мальчиков и девочек. Наша школа – мужская.
Новые учителя, новые товарищи. Новые предметы. Военные годы – в школе холодно, и мы, и учителя мерзнем и потихоньку голодаем. Но учиться интересно, коллектив педагогов у нас в школе очень сильный, требования высокие. Постепенно втянулся, занимался с удовольствием.
Прошу моих педагогов простить мою забывчивость, но из многих замечательных учителей по русскому языку, истории, физике и другим предметам хорошо запомнил только колоритного преподавателя ботаники – Николая Николаевича Лебедева.
На манер героев «Педагогической поэмы» Макаренко мы звали его НикНикЛеб. И хотя ботаника, а впоследствии и зоология, никогда не входили для нас, мальчишек, в число главных предметов, на уроках НикНикЛеба мы сидели, затаив дыхание.
Нежно держа грубыми обмороженными руками какую-нибудь тычинку или козявку, он до того увлекательно и почти художественно о них рассказывал, что в классе стояла мертвая тишина. Иногда уроки он заменял занимательными историями и даже сказками, и все сидели, раскрыв рты. Его предмет мы знали на отлично.
А вот многих своих товарищей по классу помню поименно. Игорь Александров, Эрик Пырьев (мы не сразу узнали, что он сын директора Мосфильма, знаменитого кинорежиссера), Неон Арманд – то ли родственник, то ли однофамилец Инессы Арманд, на улице имени которой мы сейчас живем, и, конечно, ставший моим другом Сашка Верешкин.
Хорошие, добрые, ответственно относившиеся к учебе ребята. Это был очень сильный и дружный. класс. Почти у всех кто-то был на фронте. Обсуждали ход боев, переживали за наших, говорили о фильмах «Воздушный извозчик», «Два бойца» и других.
На переменах во дворе, когда было сухо, играли в «отмерялы». На земле чертилась линия.
По очереди все прыгали с места, кто дальше. Проигравший «водил», то есть становился, согнувшись вперед и уперев руки в колени, на расстоянии от черты, равном самому длинному прыжку с места. Остальные по очереди, разбежавшись, старались перепрыгнуть через «водящего», опираясь при прыжке руками в его спину. Самый дальний прыжок «отмерялся» и тот, кто водил, переходил к новой черте. Тут уже разрешалось до прыжка с упором на спину «водящего» сделать один дополнительный прыжок от начальной черты, что-то вроде нынешнего тройного прыжка. Тот, кто при неудачном прыжке сбивал с ног «водящего», становился на его место, и игра продолжалась. Отличное упражнение!
Были у нас забавы и не такие невинные, время-то было военное. Учился в нашем классе Андрюша Арапов. Жил он во дворе дома по Житной улице, через забор от НИКФИ – Научно-исследвательского кинофотоинститута, созданного на базе первого в России кинопроизводства купца Ханжонкова. Ребята с Андрюшиного двора таскали со свалки киноинститута мотки выброшенной пленки. Что мы делали? Доставали гильзы от крупнокалиберного пулемета, прикручивали их к деревянным ручкам. Плотно свернутый жгут кинопленки вставляли в пустой винтовочный патрон. Тут нужно было очень быстро поджечь спичкой пленку и, засунув маленькую гильзу в большую, крепко забить о стену или камень. Целлулоид пленки горел без доступа воздуха, образуя газы. Самодельный «пистолет» надо было держать от глаз подальше на вытянутой руке. Через несколько секунд газы выталкивали маленькую гильзу из большой, раздавался «выстрел». Как мы не покалечили себя, непонятно! Повезло!
Учиться в пятом классе было гораздо интереснее. Новые предметы, разные, но одинаково сильные педагоги и, конечно, знакомство с товарищами. Школа-то была мужская, и на девчонок мы не отвлекались!
Незаметно стали складываться все более дружеские отношения с Сашей Верешкиным. Сидели мы на разных партах, общались на переменах, но взаимный интерес постепенно все рос и рос. Однажды Саша пригласил меня к себе домой. Жил он недалеко от церкви «Иоанна воина на Якиманке», ближе к нынешнему парку «Музеон», в старом двухэтажном домишке. Проходными дворами позади кинотеатра «Авангард» мы прошли от Казанского переулка к Якиманке. Сейчас здесь вестибюль метро «Октябрьская» – радиальная, а тогда стоял высокий «доходный» дом, через арку которого можно было выйти на улицу и быстро перебежать на другую сторону.
Такими же проходными дворами спустились вниз, в сторону Москвы-реки. На кирпичном первом этаже дома стоял второй, деревянный. По скрипучей лестнице, сильно вонявшей кошками, поднялись к дверям Сашиной коммунальной квартиры, где его семья занимала две небольших комнаты. Мы жили небогато, но у них обстановка была совсем скромная.
Я рассказываю об этом так подробно потому, что бедность жилища Сашиной семьи никак не соответствовала радушию и теплоте его родителей и сестры, встретивших меня удивительно гостеприимно. Оглядываясь теперь в то далекое уже время, думаю, что это сыграло очень большую роль в моей дружбе с Сашей.
В те годы обстановка в нашей семье была довольно сухой, что ли. Мама не очень ладила с бабушкой, много времени возилась с маленьким братом, забывая обо мне, а отец много времени пропадал на работе. Общения со сверстниками мне не хватало. Вероятно, поэтому меня так тянуло в Сашин дом, где жили добрые и простые люди. Сашин отец, Петр Иванович, был инвалидом, в армию не призывался, но работал где-то на заводе. Мама (увы, имя – отчество забыл) вела нехитрое, и по-военному бедное хозяйство. Сашина старшая сестра Таня, немного полная девушка лет шестнадцати, сразу же расположила меня к себе открытой улыбкой.
По их приглашению я стал частым гостем в Сашином доме.
