годы разлучившее меня со школой № 7. Вернувшись вечером с работы, папа объявил, что по распоряжению руководства его отправляют на работу в Берлин, в распоряжение Советской Военной Администрации в Германии. Уезжает он сначала один, а когда обустроится, вызовет маму и нас с братом к себе. Бабушка остается в Москве.
Провожали отца мы уже через пару недель. Спустя некоторое время из Берлина пришло письмо. Папа сообщал, что приступил к работе, временно живет в небольшой комнате и подыскивает квартиру для всех нас. Мама занялась подготовкой к отъезду, а мне в голову пришла мысль: «Как же я поеду в чужую, да еще совсем недавно вражескую страну не комсомольцем?». Не смейтесь. Мы тогда все были такими «советскими», я говорю это безо всякой иронии! Поступление из пионеров в комсомольцы было для нас серьезным и торжественным актом. Но принимали в комсомол только с 14 лет, которые наступали для меня с марта следующего, 1946 года.
В школе у нас была своя комсомольская организация. Секретарь комитета ВЛКСМ школы меня поддержал и посоветовал обратиться в Райком комсомола. Помещался он на Донской улице. Бывая сейчас в тех краях, неизменно вспоминаю, как пришел в Райком.
Меня внимательно выслушали, расспросили, как учусь, какие общественные поручения выполняю и сказали: «В виде исключения, понимая твое желание и твой отъезд в Германию, оформим твое вступление в ряды комсомола. Где ты будешь учиться?» Я пояснил: «Папа написал в письме, что в Берлине уже работает советская школа, где мне и предстоит продолжить занятия в 7-м классе». Через несколько дней в Райкоме ВЛКСМ мне торжественно вручили новенький комсомольский билет…
Мое сообщение об отъезде в Берлин одноклассники приняли неоднозначно. Кое-кто даже не скрывал зависти, другие наоборот – поздравляли. «Ну, ты даешь! Надо же, Берлин!». «Не забудь там пистолет немецкий найти!» Мальчишки…
Почему-то странно отреагировал друг мой Саша. Надо сказать, что к этому времени былые наши очень теплые отношения заметно остыли. Одной из причин была дружба Саши с мальчиком, жившим с ним в одном дворе, другой – отставание Саши по многим предметам. Я учился заметно лучше, его это, видимо, очень расстраивало, а от моей помощи он стал отказываться. «Саш!», обратился я к другу, «А я скоро уеду в Берлин, там буду учиться!». Он отвернулся, что-то буркнул, надулся и больше со мной не разговаривал. Пусть это прозвучит излишне патетично, но тогда я воспринял его поступок, как измену!
Многое в нашей взрослой жизни мы получаем от детских впечатлений. Обидно мне стало от такой реакции моего, теперь, как я понял, уже бывшего друга. Осталось это чувство очень надолго. Приятели у меня были, а вот настоящей мужской дружбы так за всю жизнь и не случилось…
Вскоре после Нового года папа прислал письмо, в котором сообщил о получении квартиры, «Собирайтесь!» писал отец. «Скоро в Москве будет наш сотрудник, он поможет вам взять билеты на поезд, а я встречу вас здесь». Так и вышло. Через пару недель, попрощавшись с бабушкой, мы сели в поезд Москва – Берлин.
Глава шестая. Берлин (февраль 1946 – июль 1948)
Прошу прощения у моих читателей за то, что описание двух с половиной лет моей жизни в Германии будет фрагментарным и лишенным серьезного анализа особой обстановки того периода – почти сразу после окончания войны…
Во-первых, надо сделать скидку на возраст. Я приехал в Берлин 13-летним подростком, школьником 7-го класса. И хотя уезжал уже шестнадцатилетним юношей, все-таки воспринимал увиденное без попытки его оценки, присущей уму взрослого человека. Во-вторых, между моим рассказом и описываемыми событиями прошло более семидесяти лет, срок немалый. Тем не менее, постараюсь все вспомнить и описать как можно точнее.
Возможно, некоторые моменты в моем рассказе покажутся вам выдумкой. Но нет, все о чем я пишу, чистая правда.
Итак, мама, четырехлетний Павлик и я на перроне берлинского вокзала. Навстречу бежит радостный папа: «Ура!». Мы не виделись полгода, объятия, поцелуи, мама счастлива, я тоже!
У отца уже прикрепленный служебный автомобиль BMW с шофером. Водитель Петр помогает погрузить вещи, и мы едем к нашему новому месту жительства, в берлинский район Карлсхорст.
Согласно исторической справке, пригород Берлина Карлсхорст начал застраиваться в 1885 году. Он был задуман как элитный коттеджный поселок с небольшими хорошо озелененными участками. В 1919–21 г.г. район стал частью концепции «город-сад», внедрявшейся тогда немецкими архитекторами – урбанистами. Постепенно кроме престижных вилл в Карлсхорсте стали появляться более скромные трех-четырехэтажные дома для берлинцев среднего класса.
В тридцатые годы прошлого века здесь разместился комплекс зданий саперного училища вермахта. Одним из них был офицерский клуб, ныне вошедший в историю, как место подписания капитуляции гитлеровской Германии. В апреле 1945 года в нем находился штаб генерал-полковника Берзарина, впоследствии первого военного коменданта Берлина.
В ночь с 8 на 9 мая 1945 года (0.43 по московскому времени, отчего мы празднуем День Победы 9-го мая, а европейцы – 8-го) представители высшего командования вермахта подписали Акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил, означавший конец Великой Отечественной войны и второй мировой войны в Европе. От имени советского командования капитуляцию принял маршал Жуков.
Здесь же с мая 1945 по октябрь 1949 года находилась его резиденция, как Главноначальствующего Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Аппарат СВАГ, постепенно расширявшийся по функциям и числу военных и гражданских специалистов, также занимал ряд административных и жилых зданий в районе Карлсхорст. Ныне этот район является частью берлинского округа Лихтенберг.
Тогда же, зимним днем 1942 года, я с любопытством смотрел на серые, и какие-то нахохлившиеся дома района, где мне предстояло прожить целых два года. Война пощадила эту часть Берлина, разрушений почти не было видно. С большого проспекта машина свернула на улицу поуже, мощеную брусчаткой. На столбе висела табличка с названием. С трудом разобрал готический шрифт – Gundelfingerstrasse. Интересующиеся без труда найдут ее на плане Берлина в интернете. Она идет параллельно главной магистрали района – Тресков аллее.
По обе стороны улицы стояли трехэтажные дома с простыми, без балконов и украшений фасадами. Машина остановилась у дома 23. По удобной деревянной лестнице пешком поднялись на верхний этаж. У немцев уже тогда в подъездах были установлены устройства, экономившие электроэнергию: нажимаешь кнопку на первом этаже, и свет горит ровно столько, сколько нужно, чтобы подняться на третий.
«Ну вот!» – сказал папа, – «это наша квартира.» Вошли, огляделись. Комнат было три, плюс кухня, что после нашей московской коммуналки было абсолютным шиком.
Тогда я еще
