В Афганистане, помимо Кабула, в некоторых городах провинций было разрешено проживание с семьями. Кандагар относился к таким городам. Руководство считало, если крыша над головой, есть место, куда до ветра можно сбегать, — значит, условия позволяют проживать с семьями. А то, что почти каждую ночь душманы по виллам бьют, то, что семья — это не только жена с мужем, но и дети, — кого это волнует? Короче, с семьями так с семьями, а это значит, что нам оплачивали только один отпуск продолжительностью сорок пять суток, не считая дороги. В провинциях, где жили без семей, ребята отпуск делили на две оплачиваемые части. Такая арифметика…
— Лети «Аэрофлотом», — повторил кадровик (сотрудник отдела кадров), — летом мы тебя в Союз спецрейсом отправим.
Свежо предание…
— Точно отправите? Можно в Москве обратный билет не брать? — переспрашиваю я.
— Точнее и быть не может. Смело ставь в своем билете дату вылета — и в Москву!
Воодушевленный сладкими речами кадровиков, оформив в кассе «Аэрофлота» билет, быстренько пробежался по дуканам — жене, детишкам и друзьям бакшиши купить…
Утром следующего дня вертолетная пара, прикрывая своими бортами гражданский самолет, плавно вывела его на курс «Кабул — Москва».
До свиданья, Афган! Скоро вернусь.
* * *
Самолет заполнен до отказа. Много афганских военных. Курят все. Дым стоит — топор можно вешать. Я тоже курящий человек, но выдержать столько дыма в замкнутом пространстве выше моих сил…
Рядом сидит афганский майор. Дымит, как паровоз. Попробовал его сигареты. Чуть не стошнило: смесь соломы с куриным пометом. А он знай себе смолит! Разговорились. Наджиб, так зовут офицера, летит в Москву на учебу. От счастья аж светится. Еще бы, семь месяцев цивильной жизни!
Узнав, что я из Кандагара, вытаращил глаза.
— Там же война!
Настала моя очередь удивляться.
— В Афганистане везде война, дорогой.
— Нет, — возражает мне афганец. — Кандагар — особый случай. В Кандагар наших офицеров в ссылку отправляют за какую-нибудь провинность…
Наджиб исчез. Минут через пять он появился с группой афганских офицеров, которые также летели в Союз на учебу. При них была бутылочка, закусочка — все как положено при знакомстве. Я тоже достал свою пайку.
Проходя мимо нашей компании, стюардесса укоризненно посмотрела в мою сторону. Я развел руками: «Не будем огорчать афганских товарищей», — и протянул Наташе, так звали стюардессу, небольшой бакшиш.
— Я вам маринованных огурчиков принесу, — с приятной улыбкой произнесла она.
Хорошая закуска даже говорящих на разных языках людей быстро сближает… Для моих новых товарищей я — «музейный экспонат».
— Неужели из самого Кандагара? — переспрашивали они. — И как там?
— Из Кандагара, из Кандагара. Из него, родного…
Через некоторое время их любопытство стало утомлять, хотя не скрою, внимание афганцев тешило самолюбие. В конце полета, после моих красочных рассказов о наших боевых буднях, многие из них после учебы твердо решили перевестись на службу в Кандагар.
Что с людьми делает закуска!..
* * *
В Шереметьево приземлились часов в восемь вечера. Дождь хлещет как из ведра. Такси поймал быстро. О чем потом сожалел. Водитель — настоящий Шумахер, гнал так, словно на финише его ждал приз в миллион долларов. В машине плохо переключалось сцепление и барахлили тормоза. Как ее могли выпустить на маршрут? Хотя… перестройка, однако!
Таксиста такое техническое состояние «Волги» нисколечко не смущало. Только изредка, на очередном повороте он негромко ругался:
— Твою мать! Говорил этим хреновым технарям, чтобы проверили тормоза. Вернусь в парк — они у меня получат…
— Мне бы, командир, до дому живым добраться, — тихо ропщу я.
— Не дрейфь, шеф! Доставлю в полном порядке. «Дворники», жаль, не работают. Дорогу плохо видно.
Успокоил так успокоил.
— А ты по приборам попробуй, — в шутку советую водителю.
Смотрит на меня.
— Это у вас, летунов, в кабине приборы есть. А мы только на себя рассчитываем.
С чего он взял, что я летчик? Может, из-за бороды?
— Я сразу понял, что ты летчик. Верно? У меня глаз на пассажира наметан. Какая авиация? — спрашивает меня таксист.
Понял так понял. Возражать я не стал. Зачем разочаровывать хорошего человека. Еще разнервничается, а по такой дороге лишние волнения ему ни к чему.
— Пустынная, — автоматически отвечаю я.
— Пустынная? — задумчиво произносит мой новый знакомый. — Санитарная — знаю, сельхоз — знаю… Пустынная? Где ж она применяется?
— Есть тепленькие места, — ухожу от ответа. — Кажется, Медведково?
— Медведково, — подтверждает таксист. — Называй адрес.
Сижу с открытым ртом.
— Ты чего? — спрашивает таксист.
— Забыл.
— Что забыл?
— Домашний адрес забыл. Даже название улицы не помню.
— Ты же говорил, что к жене и детям едешь.
— Точно так.
Таксист недоверчиво смотрит на меня.
— И сколько ж тебя дома не было?
— Почти пять месяцев.
— Пять месяцев?! А как же жена без тебя? — почти выкрикивает он.
— А что жена? Жена как жена, детей воспитывает.
— Ну, вы, летуны, даете! Жена одна, без мужа, пять месяцев… А он знай себе — летает! — качает головой таксист.
Только теперь до меня дошло, чему он так удивляется. Где ж ему, бедолаге, понять, что такое надежный тыл. А тыл у нас надежный, будьте уверены…
Дом нашли по приметам. Рассчитавшись с таксистом за проезд, взяв «дипломат» и сумку, я вошел в подъезд.
Сердце забилось учащенно. Возле двери квартиры сердце забилось так, словно собиралось выскочить из груди…
— Родненький! Откуда? — Жена бросается мне на грудь.
— Оттуда! — все, что и смог ответить. Ком застрял в горле.
— Дети спят. Сейчас разбужу.
— Не нужно, Нина. Пусть спят.
Ребятишки спали крепким детским сном…
Глава 8. Джахир
В Кандагар выехали в семь утра. После прошедших дождей на дороге грязь непролазная…
— Афгана мать! — Стас тормозит «Машку» в самой луже посреди Дехходжи.
— Неудачное место выбрал для парковки, дружок, — шучу я.
— Помолчи! Передай Первому, что у нас колесо полетело, и давайте из машины, — обрывает меня Стас.
Вылетаем из машины. Заднее правое колесо «Машки» — на ободе. Стас хватает запаску, Тахир — домкрат. Я кручу болты.
Первые две машины сдали назад. Ребята вышли наружу, рассредоточились.
— Мошавер Саша, плохо здесь долго стоять! Ехать быстро надо.
— Без тебя знаю, что не на пляже загораем, — оборачиваюсь на голос за спиной. — А, это ты, Джахир… Откуда взялся?
— Вашим сотрудникам лучше за деревьями встать, — говорит он.
— Мужики! Джахир советует за деревьями укрыться, — кричу ребятам. — Сам чего выпячиваешься? — обращаюсь к нему. — За машину зайди.
Но Джахир, не реагируя на мои замечания, встает перед нашей машиной лицом к «зеленке»…
— Готово, — говорит Стас.
— Ты с нами? — спрашиваю Джахира.
— Нет, — отвечает он. — Через час подъеду в Управление.
Быстро садимся в машины — и в путь. Только сейчас замечаю, что мы находимся метрах в пятидесяти от шестого отделения городского отдела. На крыше — сотрудники отделения в боевой готовности. Молодцы! Свое дело знают…
«Чего это Джахир себя напоказ выставлял? — вертелось у меня в голове. — На браваду не похоже. Что тогда?»… Только в Управлении до меня дошло, что таким образом он предупреждал душманов: «Я здесь! Не вздумайте стрелять!». «Духи» его и боялись, и уважали. Многим из них он попортил нервы.
Вот с такими афганскими товарищами мы работали. Они нас собой прикрывали, а мы им за это в 1989 году ручкой помахали…
* * *
В горотделе меня ждала «приятная» новость.
— Мошавер Саша, во время твоего отсутствия вопрос по «линии Маннергейма» окончательно решился.
— Отлично! — говорю я.
— Что такое «отлично»? — переспрашивает меня Гауз.
— Отлично, — это бисьер хубаст, — перевел я.
— Бисьер хубаст, — задумчиво повторяет Гауз.
— Что-то ты, дружок, недоговариваешь… В чем дело? Выкладывай.
Из доклада Гауза я понял, что «линия» претерпела существенное «обрезание». Вместо планируемых рубежей обороны остались малоэффективные, слегка усиленные посты Царандоя. На так называемый второй рубеж добавили пару танков, которые вкопали в землю. О КПП и фильтрационных пунктах вообще не было речи. Что сказать? Афган — вариант.
— А с учебой что? — спрашиваю Гауза.
— Ничего, — отвечает он.
— Как ничего? Ты же в этом месяце должен на курсы подготовки оперативного состава поехать.
Гауз пожал плечами: «С меня какой спрос?»
