* См. об этом; 202, 234, 255, 453, 330.
107
иерархического диктата, что в результате привело к абсолютизированию старообрядцами убеждения недопустимости вмешательства государственных органов во внутренние дела церковной жизни.
Таким образом, мы можем заключить, что к началу XX века старообрядчество могло лишь положительно встретить правительственный акт новой власти об отделении Церкви от государства, вкладывая в это определение * несколько иной смысл и меняя акценты: в первую очередь речь должна идти об отделении государства от Церкви, в то время как последняя оставляет за собой прерогативы вмешательства в общественную жизнь, влияя не на политический организм государства, но на проявления общественной и духовной жизни народа.
Рассмотрим обвинения, предъявляемые Православной Церковью старообрядчеству.
Официальная точка зрения на старообрядчество постепенно стала меняться с середины XVD3 века, и к началу нынешнего столетия возобладало мнение, что, в принципе, в своем внутреннем каноническом содержании оно не отличается от господствующей православной идеологии. Неоднократно: в 1765, 1800, 1886, 1918 годах было заявлено, что принципиально сами по себе обряды и богослужебная практика старообрядчества не разнятся с православной и ведут к вечному спасению. В определении Синода за N 2899 подтверждалось постановление бывшего в г. Казани собрания преосвященных архиереев, которое гласило: «...В храмах православных и единоверческих призывается един Господь, исповедуется едина вера, совершается едино крещение, приносится едина умилостивительная бескровная жертва Христова, приемлется едино пречистое тело и кровь животворящая; словом, и там, и здесь одно и то же и одинаково все то, что живет и питает человека» (316, 385).
Но в последующих словах определяется основное противоречие со старообрядчеством (не с единоверием). Ставя знак равенства между старым и новым обрядом, архиереи оговариваются: «сила единоверия заключается
108
только в союзе с православной Церковью, что без этого союза нет единоверия, а будет опять раскол» (316, 386).
Таким образом, православность старообрядческой традиции определяется лишь при условии иерархического подчинения ее ревнителей руководству официальной Православной Церкви.
Так же формулирует точку зрения на старообрядчество в форме единоверия и Собор 1917/1918 гг. в Определении от 22.2.1918 года:
«Единоверцы суть чада Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, кои иблагословления ПоместнойЦеркви, при единстве веры и у правления, совершают церковные чиноследования по Богослужебным книгам, изданным при пяти первых Русских Патриархах, — при строгом сохранении древнерусского бытового уклада» (311,4). Далее говорится, что «употребляемые единоверцами при богослужении книга и обряды тоже православны» (311, 4).
Но ведь и старообрядцы* пользовались теми же богослужебными книгами, употребляли те же обряды и хранили древнерусский бытовой уклад. Следовательно, камнем преткновения являлся, главным образом, вопрос об отсутствии у старообрядчества (с точки зрения официаль с ного православия) церковной дисцишшны.Старообрядчество не желало подчиняться православной иерархии и существовать лишь «с благословения Поместной Церкви». Вопрос упирался именно в эту проблему.
И все-таки, даже если не принимать во внимание обрядовую разноголосицу, старообрядчество в принципе не могло пойти навстречу православию, так как не желало признать каноничность методов двухвекового синодского управления Церковью, своими корнями уходившего в
* Здесь мы в первую очередь имеем в виду старообрядческие согласия, признающие не только теоретическое, но и фактическое наличие церковной иерархии: безпоповцы отказывают нынешнему клиру в праве быть духовными пастырями. Однако в отличие от сектантов догматически они не отрицают иерархию, но скорбят о ее отсутствии.
109
реформаторскую деятельность Патриарха Никона и царя Петра. Даже апологеты официальной православной Церкви, мы имеем в виду искренних ревнителей православия, не" могли сказать доброго слова в оправдание той практики, которая сложилась в деле управления Церковью, когда во главе ее стоял правительственный чиновник в должности обер-прокурора*. Все это в результате привело к неспособности православного клира организовать жизнь русского общества на началах христианских догматов.
Как же могло относиться старообрядчество к подобной ситуации? '
* * *
Развитие политических событий в России в начале XX века непосредственно сказалось на жизни русского православия, и одним из результатов явился тот факт, что вопрос о церковной дисциплине по отношению к е д и -ному российскому православному центру сам собой временно отпал.
Имя патриаршего местоблюстителя, державшееся в тайне от властей, осталось таковым и для многих верующих, даже из среды высшей иерархии. Собор 1917/1918 гг., справедливо рассматриваемый как величайшее событие русской церковной жизни последнего времени, в своем Определении от 28 июля/19 августа 1918 года четко зафиксировал принципы избрания местоблюстителя патриаршего престола:
«3. В соединенном присутствии, под председательством того же старейшего иерарха, члены Священного Синода и Высшего Церковного Совета тайным голосованием избирают Местоблюстителя из среды присутствующих
*Как только религиозный писатель, изучающий историю русской Церкви, доходил в своем повествовании ко времени Петра, творческий пыл его угасал и до настоящего времени нет фундаментального труда по истории православия ХУП-ХIХ веков.
110
членов Священного Синода: причем избранным считается получивший более половины избирательных голосов» {314, 7).
Должность эта была внове, и в то же время клирики хорошо помнили, что 76 Апостольское правило и 23 Антиохийского Собора строго осуждали передачу церковной власти по завещанию, как это сделал Патриарх Тихон. Вот почему митр. Петр (Полянский), недавно сравнительно ставший архиереем и мало известный, не был признан значительной частью духовенства по неведению патриаршего завещания или недоверию к способности митр. Петра стать у руля управления.
Епископ Андрей остался на старых позициях и предполагал и в дальнейшем идти по пути автокефалии вплоть до созыва настоящего Собора, который способен составить законное церковное управление. В качестве главы Уфимской епархии на территории Башкирской АССР владыка вступил в контакт с представителями беглопоповс-кого старообрядческого согласия, продолжая линию, одобренную в 1917 году его духовником митр. Антонием (Храповицким) и Патриархом Тихоном.
В 1927 году, находясь в Уфе, епископ Андрей написал первую часть воспоминаний «История моего старообрядчества», где подробно осветил события августа 1925 года, когда он молитвенно соединился со старообрядцами-беглопоповцами. До сего времени нам не удалось обнаружить рукописи, и мы, к сожалению, вынуждены пользоваться лишь беглым обзором тогдашних событий во второй части «Истории», а также тенденциозно изложенными сведениями, исходившими от обновленцев и лагеря митр. Сергия (Страгородского). Однако, в нашем распоряжении протоколы расследования, предпринятого по рекомендации митр. Агафангела (Преображенского) съездом духовенства и мирян Башкирии, проходившем в
111
Уфе под председательством еп. Аввакума (Боровкова) в 1927 году. Эти материалы оказали значительную помощь в воссоздании более или менее полной картины событий августа-сентября 1925 года.
В августе еп. Андрей приехал из Теждента в Ашхабад (Асхабад). Здесь, чуть ли не в единственном месте, не захваченном обновленцами, был молитвенный дом игумена Матфея, где и была создана небольшая молитвенная комната для «староцерковников». Именно здесь и произошло событие, вменяющееся в вину владыке Андрею, как «уклонение в беглопоповский старообрядческий раскол». К еп. Андрею обратился духовный руководитель Ашхабадских беглопоповцев архим. Климент, предъявивший ему рекомендации и поручения многочисленных приходов беглопоповцев из различных районов России, в которых архимандриту вменялись в обязанности поиски архиерея. Это было как бы повторение обстоятельств, имевших место в 1917 году: тогда представитель московских беглопоповцев предложил владыке стать их епископом. После консультаций со своим духовником митр. Антонием и патриархом Тихоном, благословившими это начинание, еп. Андрей дал согласие, при условии, что за ним остается право на руководство православной Уфимской епархией. Высшие иерархи русского православия глубоко сознавали необходимость единения русского православия и потому решили приступить постепенно к реальным шагам в этом направлении. Известно, что накануне митр. Антоний высказался за признание старообрядческой иерархии Белокриницкого согласия — это был небывалый по смелости и решительности шаг. И ныне, в 1925 году, еп. Андрей не видел препятствий к тому, чтобы приложить усилия для врачевания раскола, на протяжении столетий раздирающего русское православие.
