«Пока всеобщее смятение, лови момент, ищи нужную комнату… Плыви вперёд, ко́кунь, родившийся под созвездием Рыбы: какая разница, через какую грязь плыть, главное поспеть к нересту!..»
Потихоньку подобрался к двери, улучив момент, протиснулся в коридор. А с улицы нёсся шум: тяжёлые машины тормозили, легковушки отчаянно сигналили. Началась суматоха.
– …Автозаки!..
– …Пустите народ!..
– …Згвалтовали Запорiжжа, кiяне-iроды!
И в ответ зычный рык разъяренного городничего:
– Здесь нет народа! Одни бомжи!..
В единую секунду все смешалось в глазах: и просветлённые лица истёртых пожилых женщин, самозабвенно певших советскую песню, и трясущийся над головами транспарант с названием местного движения «Гуляймiльська громада», и перепалка в тесноте коридора активистов разных партий, переросшая в рукоприкладство, и сумятица в зале заседаний совета, где никто никого не слушал и кричали все сразу.
Наконец, удалось прошмыгнуть в коридор и, в закутке у лестницы наткнулся на продвинутого молодого корреспондента, увлеченно объяснявшего по мобильнику ситуацию.
– …Когда собравшихся заверили, что спад производства на заводе «Сельмехмаш» составил восемьдесят четыре процента, в зале захохотали: кто-то из активистов движения завопил: «Завод уже давно стоит и не работает!.. Какое там производство!..» Но губернатор…
«Ого, его превосходительство пожаловал. А с ним и милиция. И старожилы лезли в зал через все щели».
…которого часто перебивали, старательно втолковывал труженикам села: «Що цi родовища можут дати мiсту?.. До десяти тисяч робочих мiсц на рудниках I ще бiля пару тисяч рабочих мiсц у соцiальнiй сферi». После чего волостной керiвнiк пригрозил, что отправится восвояси, если ситуация в гуляймильском доме советов и вокруг него не разрядится. А потом вдруг разоткровенничался: «Я буду звiльняти I призначати людей в першу чергу за такими якостями: професiйность, поряднiсть I вшнованiсть до держави, повага до демократii, участь у, хто називає “помаранчевiй революцii”, а я можу сказати, перетвореннi старої влади на нову…»
Он незаметно обошёл оторвавшегося журналиста и на цыпочках засеменил по лестнице наверх. В колене проснулась режущая боль, пришлось распрямить ногу.
«Репортаж для редакции, срочно в номер, и в ленту новостей online. Американцы собираются добывать здесь магнетитовые кварциты, а местные считают, что на самом деле будут разрабатывать урановую руду, поэтому и встали горой за своего председателя, который противится и не пустил в город большегрузные экскаваторы и спецтранспорт. Мало ли что кiяне-оранжисты с бодуна учудят. Бесятся с жиру на Конче-Заспе, справляют сатанинские службы в миллион-долларовых особняках, молятся на европремьершу и её европейскую рать… Комната номер двести семь, там тебя ждут. “Штирлиц идёт по коридору…” Обрыдли все! Мутнов и Хорунжий, два упитанных московских скота, походите сами по этим коридорам!..»
Второй этаж будто повымер. Кое-как доплёлся до окна и оказался перед мужским туалетом, на двери которого красовалась корявая озорная надпись: ЗАКРЫТО НА УЧЁТ. Ещё раз проверил нумерацию, не сбился ли со счёта. Нет, ошибки не было, предыдущая нечетная комната – 205-я, на двери напротив красовалась табличка: 206.
Скрипнул дверью и юркнул внутрь. Переступая через кучи тряпок и сваленный инвентарь: веники и ведра, банки с красками и кисточками, пробрался к распахнутой настежь раме, спрятался в тени и решил ждать.
«Пока они там внизу беснуются, пересижу здесь. Время назначили точно. Если не зайдут в срок, смоюсь… Денег на обратный билет как-нибудь наскребу, флэш-накопитель передам Нагибалову, с бухгалтерией рассчитаюсь, с Мутновым и Хорунжим разберусь сам, отбоярюсь, короче…»
Через полминуты вымазанная шпатлёвкой дверь приотворилась.
– Иван!..
Он осторожно вытянул шею и заприметил старика, певшего песни про окунов. Чем-то гуляймiльский активист смахивал на несчастного гармониста, которого западенцы искромсали вчера лезвиями у воронцовского горсовета.
«А, так и думал. Яшин двойник. Прямо какая-то лига стариков сколотилась».
– Ты чего здесь засел?.. Приспичило?.. Пойдем. Тебя и так все обыскались…
Пришлось проследовать в новую неизвестность.
В комнате напротив его ждали. Миловидная женщина беседовала сразу по двум мобильникам. Увидев его, стрельнула лучистыми глазами, блестевшими, словно спелые маслины, и кивнула на стул.
«Вот она, Аталия Ведренко, народная заступница. Дошел до рейхстага… – думал он, созерцая засаленные обои, поклеенные здесь еще, наверно, со времён гражданской войны и универсалов «Центральной Рады»[37]. И почти свалился на подставленный стариком-окунем стул. Невероятная усталость опутала ноги и навевала сонливость. Он напряг диафрагму, встрепенулся, распрямил спину, и, по-прежнему позёвывая, держал голову прямо. Его шатало из стороны в сторону, его внимательно прощупывали глазами, но он более не испытывал тревоги.
«Это добрые люди, вреда не причинят, расслабься… Везде, где бы ты ни был, выбор невелик: добро и зло. Даже в блогосфере два мэйнстрима: ёрничать под вымышленным ником, либо писать, что думаешь, напрямую и подставляться».
Раскидистые кроны заигрывали с ветром, тянули усыпанные листвой каштановые ветки в распахнутое окно. С пятачка перед райсоветом неслись крики, поднялся переполох, а он прикорнул у стены, уверенный в том, что самое страшное оставил позади. «В нашем деле войти всегда труднее, чем выйти… С женщиной, впрочем, всё наоборот. Ох, Милена, держит меня на коротком поводке, сама так близко – и так далеко…»
Наконец Аталия Ведренко закончила беседы и соизволила повернуться. Её крупные глаза просияли. Зарядив его радостными эмоциями, знаменитая политикесса протянула пухлую ладонь, унизанную золотыми кольцами.
– Как добрался, Ванечка?
Он приподнялся, пожал протянутую руку и, стараясь не заикаться сверх меры, ответил просто и кратко:
– Б-без проб-блем…
«Ничего не буду спрашивать, сама всё скажешь, народная заступница с бриллиантами».
– Вокунь, есть там кофе в буфете?.. Побачай, уехал ли губернатор…
– Визначти якi трэба, пошукаю в буфете. Старик ретировался, оставив их одних.
– Так ты из Москвы?..
– Из Р-р-рос-сии…
– Ну, как тебе Украина, наше Запорожье?.. – не дождавшись ответа, поинтересовалась начинавшая нравиться собеседница.
«Не траться зазря, очаровала, я уже поплыл… Но наше Запорожье пока еще не наше, – холодно и зло подумал он, вспомнив погибших в Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье за последние двадцать лет случайных знакомых и хороших приятелей. – Земля эта вспоена кровью сотен народов, и море это восстало из болота меотийского, запахтанного табунами скифов, сарматов, растёртого стругами славян, русичей. И я здесь потому, что Азовское море – это древнее Меотийское море и будет русским всегда. А сейчас разговор о самом важном. Элитные соратники заслали меня в рейд в надежде, что с Ведренко не встречусь ни при каких обстоятельствах, и деньги с нефтянки для движения ЗЕБРУК сольют в оргкомитет ЭрЭнЭрНэПэ на распил. Нагибалов, правда, в курсе и с Тазулиным созвонился… Теперь всё висит на мне, исполняю волю тех, кто послал меня. Видать, послали меня далеко и надолго… Вернуться бы домой, премию получить, Милене вручить. Соскучился…»
И, смяв челюстями грубый ответ, готовый сорваться с губ, умильно-восхищенно уставился на важную собеседницу, внимая ей дальше.
Вскоре вернулся дядька Вокунь: вскипятил воду, расставил чашки, заварил простенькую «Моккону», разлил. Потихоньку струился бестолковый разговор. Аталия Ведренко выспрашивала о конкретном.
– Мы вставляли ваш ди-ви-ди в наши компьютеры, но он не раскрывается…
«О разнице в частоте видеокарты, проблемах установке битого софта на тайваньское железо тебя здесь просветит любой заштатный хлопец-юзер. Давай, не тяни, заводи речь о главном».
– Дис-с-сковод б-бар-р-ра-х-хлит. У-у-с-с-та-тано-ви-ви-те-те п-п-пишу-шу-щий…
«Дело не в дисководе. При старике о деньгах не скажешь, неудобно…».
– Ты так хорошо разбираешься в технике, а я ничего не понимаю… – ластилась хозяйка.
«Так и быть, сыграю в дурака. Тебе нужно наладить отношения, чтобы меня развезло, и под шумок вызнать, будет ли перечислена сумма из оффшора, в какой банк и на каких условиях… А твой помощник не кокунь, а справжнiй велетень, дуже хитрий, до всего ему дело. Никак не скоцает, уполномочен я, или просто так забросили, вызнать обстановку…»
Последовала череда наивных вопросов из области компьютерной грамоты, и, наконец, раззадорившись, он через силу произнес самую длинную в своей жизни тираду:
– Б-барахлит видеок-к-карта, з-знач-чит не та час-с-с-то-тота в г-герцах. Е-е-если Pe-Pe-ntium п-пер-первый, зна-зна-значит ма-ма-ле-ленькая о-оперативка. П-поставьте д-д-допол-пол-пол-ни-нительный в-винчестер, на-на-на-рас-сти-ти-те о-о-о-оп-опера-ративн-ную па-па-м-мять д-до одн-ного г-г-г-г-гига. Д-д-для п-п-п-ро-с-с-мотра ил-люстраций в си-си-сидюшниках н-нужны прог-прог-раммы, де-делаю-ю-щие скрин-скрин-шшш-ш-шоты…
