– Что?..
Некоторое время он сидел и смотрел не в газету, а на стену. Потом снова углубился в чтение, сказав приятелю как бы между прочим:
– Иди скажи Поликарпу, что Гурам умер.
– Иди сам и скажи, – машинально буркнул второй, завязывая шнурок на ботинке. – Что ты сказал?.. – Это он выдавил, когда шнурок был завязан.
Читающий нервничал – газета шелестела.
– Как умер?
Швырнув чтиво на пол, тот вскочил со стула и рывком распахнул двери.
– С Гурамом беда, Олегович.
Доброхотов уже находился в том состоянии, когда человек склонен промашки человека относить на счет его принадлежности к другой национальности. Гурама он любил как беспутного сына, но сына честного и любящего, и воспоминания о том, что сын грузин, накатывали на Поликарпа всякий раз, когда Гурам делал что-то, что дяде Поле, во всех отношениях русскому, мешало окончательно принять лозунг «Все люди – братья».
– С Гурамом беда, Олегович.
– Я не глухой, – сказал Поликарп. – Что с ним случилось? Он наступил на пробку от бутылки?
– Я не знаю, во что он наступил, но только он в морге.
Дядя Поля шумно втянул носом воздух и сразу стал похож на человека, выбравшегося из парилки. Ярко-розовый, напряженный, он стал водить глазами по кабинету. Как водит глазищами по стене общественной бани мужик из парилки в поисках холодного душа.
– Так… – наконец выдавил он и побарабанил пальцами по столу. – По телевизору говорят – минус восемнадцать, а за окном не больше двенадцати. Кому верить, непонятно…
– У вас градусник на солнечной стороне, – кивнул охранник на окно.
– Ага.
Вытерев сухие губы и лоб, Поликарп откинулся в кресле и поджал губы.
Охранник стоял, сцепив руки за спиной и имея вид, словно это он умертвил Гурама.
– Ну? – спросил Поликарп.
– Что «ну»?
Поликарп был взбешен. Его пальцы шевелились на столе в поисках какого-нибудь предмета, мозг кипел, душа рвалась из тела, чтобы врезать кому-нибудь кулаком по лицу. Ему хотелось поступить оригинально, но на ум не приходило ничего путного.
– Ты что, дебил? – спросил он. – Ты зашел и сказал: Гурам в морге. Я должен это понять так: у тебя зазвонил телефон, ты нажал кнопочку и услышал: «Гурам – в морге». Ты поднялся, зашел ко мне и сказал: «Гурам в морге». Все, Поликарп Олегович, за что купил, за то продал.
– Митрофанов со МКАД от Бутаково позвонил. Говорит: «Кайен» Гурама затаскивали на эвакуатор. Он пробил тему, оказалось, что была крупная авария, Гурама задолбили со всех сторон. Митрофанов помчался к ментам, там выяснилось, что в морге два трупа. Дед какой-то от сердечного приступа кони двинул, и Гурам весь переломанный рядом лежит.
Дядя Поля стал двигать челюстью, словно во рту у него была жвачка. Новость была настолько неожиданная, что он даже не знал, с чего начать.
– Я тебе по утрам руку жму?
– Ну.
– Так вот теперь не буду.
– Это потому что я плохую весть принес? – возмутился охранник.
– Нет, просто если ты так руки держать будешь, они у тебя постоянно вонять будут. Что ты ко мне как к «куму» входишь?! А Митрофанов не говорил: «Захожу в морг, а между дедом и Гурамом кейс стоит?» – не говорил?
– Нет.
Поликарп стал приходить в себя.
– Значит, Митрофанов о кейсе ничего не слышал?
– А о каком кейсе?
– Иди, дорогой, иди…
Как только за охранником закрылась дверь, дядя Поля тотчас схватил телефонную трубку. Набрав номер, надул щеки и шумно выдохнул.
– Я слушаю, – донеслось так ясно, словно его собеседник находился в соседней комнате.
– Геннадий Петрович, это я.
– А-а. Как жизнь?
– Ничего. Помаленьку. Ногу ломит, спину клинит.
– Посиди в кедровой бочке.
– Я уже посидел, хватит, – стараясь не стучать горлышком о край бокала, сказал дядя Поля. – Как раз в кедровой. Шесть лет. Ты такие советы даешь, прямо неудобно.
– Что хотел-то, Поликарп?
– А хотел я, Геннадий, ситуацию прояснить. Сегодня ночью мой адъютант, Гурам, попал в какое-то кошмарное дэтэпэ. А я об этом только сейчас узнал. Представляешь?
– Сочувствую.
– Нет, ты меня неправильно понял. Я же звоню не для того, чтобы пригласить тебя на поминки. Я тебе информацию просто передаю. Сегодня какой день недели?
– Пятница, кажется.
– Точно, пятница. Так вот. По пятницам Гурам едет обычно на МКАД, в кафе «Дорожное», где встречается с группой товарищей. Товарищи передают ему двести тысяч налом, и он везет их мне, чтобы вечером я отвез их на Мясницкую. И вот сейчас я пытаюсь сообразить – где тот кейс, который Гурам вез мне в своем «Кайене»…
– Уж не у меня ли ты хочешь об этом спросить?
– А у кого же мне спрашивать? – рассмеялся недобрым смехом Поликарп. – У нас в столице на аварии приезжает ГАИ. Как только выясняется, что участник дэтэпэ – человек, интересующий вашу систему, на место сразу выезжают люди Буслаева. То есть твои люди… Хотя между тобой и Буслаевым разница как между котом и кошечкой… В общем, я так думаю, что Гурам не был увезен в морг без сопровождения твоих киборгов. Вот я и думаю – где чемодан с двумястами тысячами. Мне ведь отдавать их вечером нужно…
– Подожди, подожди, – раздался в трубке тревожный и раздраженный голос Ююкина. – Ты хочешь сказать, что я знал о смерти Гурама и тебе не сказал? Да еще и прихватил… (Ююкин хотел сказать – «общаковый чемодан», но, с неприязнью вспомнив о Буслаеве, осекся) что-то?
Дядя Поля оскалился. «Вот сука», – подумал он.
– А что я должен говорить? Мне вот тут знающие люди сказали – «Кайен» был забит со всех сторон. Это значит, что спасатели резали кузов Гурамовой тачки. А это в свою очередь значит, что твои киборги успели приехать. Номер Гурамовой машины тебе известен, твоим людям – тоже. Значит, все знали, с кем имеют дело.
На том конце связи раздался грохот. Кто-то ударил кулаком по столу. Если не Ююкин, то тот, кто подслушивал.
– Слушай, ты… дядя Поля!.. Ты за кого меня, генерала, держишь?! Ты не сидишь только благодаря тому, что я тебя не сажу!..
– А ты меня посади. – В голосе Поликарпа появились стальные нотки. – Посади, жопа со звездами! Никогда в жизни на суде не говорил, за полным отказом всегда шел, но в этот раз соловьем петь буду! И о даче твоей в Куршевеле, и об угнанных машинах из Германии, которые ты через таможню гонишь, и о грузовиках, которые вы с Анатолием на МКАД только через уплату налога пускаете! Сади, генс! А через неделю вслед за мной поедешь, ибо один ты такой урод в своей конторе! Вообще, не понимаю, как ты там, сука, оказался!..
– Если кого-то из твоих дружков «КамАЗом» прибили, так это хорошо, потому что одним гадом в Москве меньше станет! И ты не смей меня пугать, урла откинувшаяся! Моя совесть чиста перед людьми и перед тобой, кстати, тоже! Если хочешь помощи просить – проси, не откажу! А надумал пугать – глотку вырву!..
У Поликарпа потемнело в глазах. Он их закрыл.
– Гурам мне сыном был, а ты его гадишь, мусор продажный…
– Не ври, никогда он тебе сыном не был! Познакомились вы с ним шесть лет назад, под Красноярском, проснувшись однажды в одном бараке!
– А разве душа болеть не может о человеке, который родной не по крови? Ты представь, что было бы, если бы подобное с твоей женой случилось…
Где-то там, в кабинете, далеко от дома Поликарпа, раздался такой шум, словно кто-то перевернул стол и стал пинать его ногами.
– Гнида! – проорал Ююкин. – Ты мою жену не трожь, сучара зоновская!.. Вы… вы все там за нее в ответе, понял! Все, кому я ездить разрешаю!
– Я звоню Анатолию Георгиевичу, – спокойно сообщил Поликарп. – Придется сказать, как ты помогаешь, и попросить помощи у него. От тебя мне больше ничего не надо.
– Делай что хочешь, но речей таких больше не веди, – бросил в ответ Ююкин, вытаскивая из-под стола кейс и вынимая из ящика большой охотничий нож – подарок Анатолия Георгиевича в память о большом сафари в Миомбо.
Через минуту замки отщелкнулись и кейс распахнулся. Как Ююкин и ожидал, в нем находилось двести тысяч долларов. Двадцать банковских упаковок стодолларовых банкнот.
– Вера сегодня привезет с салонов семьдесят, – по-домашнему рассудительно подумал он. – Уже кое-что. А этого «спасателя» честного, что пытался за кейсом следить, надо бы уволить. Хотя, может, он и не честный. Кто сейчас честный?
Последующие полчаса он провел с пользой для себя и во вред организации, где работал на высоком посту. Набив кейс неактуальным компроматом, подтверждающим связь Гурама с отдельными представителями московской милицией, Ююкин переложил деньги в сейф, а на кейсе захлопнул замки.
Он уже потянулся к придвинутому к рабочему столу сервировочному столику, чтобы включить чайник, как зазвонил телефон.
«Неужели снова Поликарп? – подумал он. – А куда ему деваться? Перебздел, пар спустил, а теперь ласка из него прет. Анатолий звонить не будет, потому что деньги Поликарп как раз Анатолию возит. А тому совершенно неинтересно, что с Гурамом и в чем тот возил бабло. Он просто скажет Поликарпу: „Мне какая разница, что там у тебя происходит? Мне нужны мои деньги, и где ты их возьмешь, меня не касается. Не умеешь справляться с проблемами – не беда. Уже сейчас человек пять в очереди на твое место стоят“».
