В действительности я вовсе не ищу вашего внимания теперь, как не искала прежде, мои намерения относительно Луиса из семьи вэн'Дор вполне определены и едва ли подлежат пересмотру. Камалия напрасно ищет в моих мотивах нечто, связанное с вами. Надеюсь, моя позиция в этом деле ясна. Верю, что недоразумение как-нибудь разрешиться, и я увижу вас с её святейшеством на приеме в честь моей помолвки.
Ваш друг София рэи'Бри.
Лайна постаралась на славу: комнаты в столичном доме семейства рэи'Бри произвели впечатление даже на тех, кто не раз бывал в царском Дворце на приемах куда более значимых для государства, нежели объявление о помолвке одной из дочерей его светлости. София стояла наверху парадной лестницы, у самого её края, скрытая от гостей большой лепной вазой, заполненной живыми цветами. Её хрупкая фигурка, заключенная в отборные шелка и нежнейшее кружево, казалась средоточием всего самого светлого и невинного, что только можно допустить к упоминанию относительно живого существа. Волны светлых волос, собранных в причудливую прическу, так настойчиво напоминающие корону, делали Софию чуть более земной, а легкий румянец на мраморной коже добавлял образу той живости, которой так не хватает всякому совершенству.
Девушка ждала своего выхода, тайно разглядывая всё прибывающих и пребывающих гостей. Руфус и Лайна казались не только гостеприимными, но и предельно довольными жизнью хозяевами и родителями. Обычно болезненно бледное и осунувшееся лицо её светлости сияло, сделавшись почти таким же прелестным, как в годы юности. Его светлость мог бы служить идеальным примером гордого отца — статного и влиятельного мужчины, чья дочь нашла, наконец, свое счастье и, пусть не идеальную, но вполне достойную партию. Слегка располневшая Глория под руку с супругом так же выражали гостям глубокую признательность за визит. Старшая из дочерей Руфуса своей прелестью затмевала не только мать и обоих мужчин, но и всех присутствующих дам. В её лице было что-то, что делало её олицетворением высшей добродетели и истиной женственности, как, впрочем, сделало бы таковой всякую миловидную женщину в положении. Алихан рэи'Бри держался чуть в стороне от старших, выражая приветствие короткими кивками, но с одному лишь ему присущим презрительным достоинством. Никто не жаждал его внимания, но никому, так же, не приходило в голову проигнорировать тихого молчаливого юношу, несущего в себе с виду невинную, но, если приглядеться, вполне недетскую силу.
София следила за спинами, лицами и полуоборотами гостей с затаенной тоской. Стоять в укрытии и наблюдать за происходящим было так же томительно и грустно, как смотреть на дверь родительского дома, о котором вспоминаешь с любовью, но в который давно не вхож. Все гости казались девушке чужими, все лица слишком пресными или, напротив, чересчур возбужденными, от платьев светлостей и святейшеств рябило в глазах, мужчины всех возрастов пугали одним лишь своим присутствием. И нигде, нигде не было ни одного человека, способного вызвать хотя бы легкую улыбку или нотку приязни.
О существовании Луиса девушка, кажется, и вовсе забыла, видя в мыслях о нем дополнительную причину для волнений и печали. Только теперь она до конца осознала, как серьезен тот шаг, на который они оба решились. Помолвка не отнимает свободы, но делает всё за ней следующее наполненным особенного смысла. Как они уживутся? Смогут ли принять всё то друг в друге, о чем до сих пор даже не подозревали, о чем просто не успели узнать?
Воздух, казалось, наполнен голосами, запахами, чужими мыслями и намерениями, в нем не осталось места для желаний и надежд самой Софии. И, когда вечер был обречен на неудачу, так толком и не начавшись, её светлость увидела очередных подоспевших гостей: изящная Камалия в поразительно целомудренном наряде рядом с его светлостью Августом, одетым, как на парад. Всё в этой паре говорило о взаимной привязанности и скором её развитии, взгляд холодных синих глаз её святейшества Камалии был непривычно мягок и полон нежности, на которую, по мнению всех без исключения близких к ней людей, эта женщина не могла быть способна в принципе.
Не успела Софи вспыхнуть радостью и благодарностью за визит подруги, явно примирившейся со своим возможным мужем, как вслед за парой в зал вошел его благородие Даниэль сэу'Верли — один, без сопровождения, то есть без друзей и сестры. Но его приметное одиночество было заметно всем, кроме Софии. Она не могла отвести глаз от высокой статной фигуры хладнокровного мужчины, пережившего кораблекрушение, но нашедшего в себе силы посетить публичное мероприятие, состоящее не только из утомительных светских бесед, но и из толков самого разного рода.
София видела, что он прихрамывает, она обратила внимание на неестественный цвет правой части его лица, от неё не укрылась нарочитая сдержанность прически, словно мужчина старался лишить свой внешний вид даже самого незначительного намека на возможное легкомыслие и радушие. Он был собран и мрачен, как палач перед казнью. В его виде не было ничего от обычно тщательно скрываемого любопытства, остались лишь величие и пугающая холодность.
Желая рассмотреть вновь прибывшего, Софи потеряла осмотрительность и вышла за пределы своего укрытия достаточно, чтобы стать приметной. Впрочем, взгляды присутствующих все до единого сосредоточились на госте, и Даниэль был единственным, кто заметил её светлость, замершую на лестнице, легко разглядев девушку за спинами её близких, стоящих у нижних ступеней.
Одно короткое мгновение они молча смотрели друг на друга, толи обмениваясь приветствиями, толи объясняясь в чем-то, потом Даниэль склонился перед старшей из женщин семьи рэи'Бри, заставив Софию спохватиться и вновь спрятаться за вазой.
После случившегося девушка тут же вернулась в свою комнату, где и должна была быть всё это время. Шелка вдруг показались тяжелыми, юбки неповоротливыми, кружево излишним, прическа громоздкой, а идея с помолвкой — самой неразумной из всего, что до сих пор приходили Софии в голову.
В таком состоянии девушку и застал Алихан, в число почетных обязанностей которого входило представление сестры всем собравшимся на приеме гостям.
— Гости ждут твоего появления. Полагаю, твое личное счастье их волнует меньше, чем возможность посплетничать. Но и это их желание мы, как хозяева дома, просто обязаны исполнить.
Софи подарила брату грустную улыбку и послушно поднялась с пуфа, на котором сокрушалась о необратимости происходящего.
— Пыталась отыскать хотя бы одну причину, по которой то, что я делаю — правильно. Не для кого-то, а для меня самой, — призналась илле, зная, что брат и без объяснений видит, в каком она состоянии.
