Янчевецкий временами ощущал унизительное бессилие. Еще в мае он телеграфировал в МИД (напомню, что ПТА подчинялось Совету министров): Германия «связала своими капиталами и кредитом в банках румынскую промышленность, аристократию, политических деятелей и землевладельцев… Сейчас аристократия столько зарабатывает от немцев, что боится вступить в войну, чтобы не лишиться сразу притока немецкого золота… Нет ни одной расположенной дружески к России газеты… Немцы полили золотым дождем румынскую печать, которая вся заговорила против нас» [26]. Все, что он мог – это информировать Петроград о колебаниях настроений в румынском обществе, деловых и придворных кругах, правительстве и парламенте, дополняя доклады из российского посольства. Через полтора года все изменится. «Через посредство Братиану снабжаю румынскую прессу всеми имеющимися у меня и доступными оглашению материалами, – будет отчитываться Василий Григорьевич в марте 1917 года. – Весьма желательно, чтобы министерство возможно полнее уведомляло меня о положении дел в России для правильного освещения его мною в глазах румынского правительства и устах румынской слабо осведомленной прессы…» [27]. Летом 1915 года в войну включилась Италия – на стороне Антанты, в октябре Болгария – на стороне Германии, Австрии и Турции. Болгары столкнулись с сербами за Македонию, но у них были претензии и к румынам. Однако в феврале 1916 года румынский премьер-министр в беседе с военным агентом полковником Татариновым резюмировал: «Румыния выступит только в момент общего наступления всех держав Согласия на всех фронтах… У нас есть время, чтобы успеть сговориться» [28]. Брусиловский прорыв показал, что война может завершиться победой России и ее союзников. Только пленными австро-венгерская армия потеряла свыше 400 000 солдат и офицеров. 14 августа 1916 года Румыния объявила войну Австро-Венгрии. В ту же ночь, прежде чем румыны начали наступление в горной Трансильвании, германские цеппелины бомбили Бухарест.
«В моей памяти детской сохранилась удивительная картина, – вспоминал Михаил Янчевецкий (когда лето еще было мирным, Ольга Петровна, как обычно, привезла сына к отцу). – Ночью я проснулся в своей кроватке от какого-то шума и вижу, что на балконе стоит отец. Я тоже вышел на балкон и увидел, как по темному ночному небу движется как бы серая туча. Это были цеппелины. В этой туче проблескивали огоньки, стреляли оттуда, бомбы бросали.
Василий Янчевецкий с Марией Масловой, дочерью Женей и сыном Мишей. Бухарест, 1916 год (из архива семьи Янчевецких).
Я навсегда сохранил это сильное впечатление раннего детства» [29].
***
Берлин, Вена и София не предполагали, что с Румынией удастся справиться менее чем за три месяца. Австрийцы опомнились и уверенно вытеснили две румынских армии из Трансильвании. На юго-востоке, в Придунавье армия болгар, турок и немцев разгромила 3-ю румынскую армию. Русский армейский корпус, пришедший на помощь союзнику, сдерживал натиск болгар в приморской части страны. В сентябре румыны перешли в контрнаступление, форсировав Дунай, но оно провалилось. К концу октября почти вся приморская Добруджа была захвачена противником. Россия, связанная боями в Карпатах, не смогла вовремя послать подкрепления. На исходе ноября немцы и австрийцы подступили к румынской столице. Ее оборона была недолгой – уже 6 декабря победители шагали по улицам Бухареста.
Остатки румынских вооруженных сил (около 30 000 человек) отступили на северо-восток, в Молдову. Туда же отошли русские войска. Королевский двор и правительство разместились в Яссах. Но королевства больше не существовало. Три четверти страны оказались под оккупацией. Румыния потеряла свыше 200 000 солдат убитыми и пленными. Россия вместо поддержки и плацдарма обрела новую 500-километровую линию обороны. На Румынский фронт Петрограду пришлось направить четыре армии. Генерал-лейтенант Антон Деникин, командовавший переброшенным к Дунаю 8-м армейским корпусом, так определил причины поражения румын: полное игнорирование опыта протекавшей перед их глазами мировой войны, легкомысленное до преступности снаряжение и снабжение армии, наличие нескольких хороших генералов, изнеженного и не стоявшего на должной высоте корпуса офицеров и совсем необученной пехоты [30].
Тихие провинциальные Яссы превратились в прифронтовой город. Были закрыты все клубы, кофейни и трактиры. После 10 часов вечера действовал комендантский режим. Патрули в случае неподчинения приказам имели право открыть огонь на поражение.
Василий Янчевецкий теперь не просто корреспондент телеграфного агентства, а доверенное лицо генерал-майора Александра Мосолова – чрезвычайного посланника Николая II в Румынии, бывшего начальника канцелярии Министерства императорского двора. Он готовит для его превосходительства оперативные обзоры румынской прессы и рассказывает о своих наблюдениях и содержании бесед с политиками, военными, гражданскими служащими, анонимность которых при этом строго соблюдается.
«11 декабря 1916 года. Все румыны полны безнадежного отчаяния… „Что делают ваши бесчисленные армии, которые вошли в Румынию? Что делаю ваши генералы? Вы открыто заявили, что Константинополь будет принадлежать вам. Но что же предпринимается для того, чтобы его взять?.. Когда начались первые неудачи войны, мы примирялись, говоря – такова война, надо терпеть и ждать. Но уже от Румынии скоро ничего не останется… Для чего же было толкать нас выступить?“. Приблизительно такого рода вопросы мне приходится слышать постоянно последние дни» [31].
«23 декабря 1916 года. Настроение наших стрелков становится мрачным: зачем нас привели сюда, говорят они – защищать румын? А почему они сами не защищаются? Они нас всегда предают – убегут с позиции, германцы по их следам пройдут нам в тыл и бьют нас с двух сторон… Нынешний русский солдат не прежний безграмотный, невежественный мужик. Он читает газеты, пишет письма на родину и получает оттуда вести. В России он имел веру в смысл войны и доверие к высшему командованию. Он видит, что в России много беспорядка, но тот сплошной беспорядок, который он увидел в Румынии, заставляет его рассуждать, критиковать, и наводит на мрачное угнетенное настроение…» [32].
Слова «много беспорядка», использованные без пояснения, как само собой разумеющиеся, выдают отношение самого Василия Григорьевича к положению дел на родине.
О политической обстановке в России накануне падения монархии написаны тысячи статей и десятки, если не сотни монографий. Вместо пересказа результатов исторических исследований предлагаю обратиться к оценкам современника событий, находившегося на Румынском фронте. «Безудержная вакханалия, какой-то садизм власти к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое могло бы опереться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединенное дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты, – резюмировал генерал Деникин. – [С началом войны] Государственная Дума, дворянство, земство, городское самоуправление были взяты под подозрение в неблагонадежности, и правительство вело с ними формальную борьбу, парализуя всякую их государственную и общественную работу, В то время как в союзных странах вся общественность приняла горячее участие в работе на оборону страны, у нас эта помощь презрительно отверглась, и работа велась неумелыми, иногда преступными руками… Правительственными мероприятиями, при отсутствии общественной организации, расстраивалась промышленная жизнь страны, транспорт, исчезало топливо. Правительство оказалось бессильно и неумело в борьбе с этой разрухой, одной из причин которой были, несомненно, и эгоистические, иногда хищнические устремления торгово-промышленников… Назначения министров поражали своей неожиданностью и казались издевательством. Страна устами Государственной Думы и лучших людей требовала ответственного министерства» [33].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
