10 жизней Василия Яна
Белогвардеец, которого наградил Сталин
Иван Просветов
© Иван Просветов, 2016
ISBN 978-5-4483-5394-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Сталин положил перед собой список кандидатов. Читал медленно, внимательно, против некоторых фамилий красным карандашом ставил «галочки». И вдруг чуть нахмурился.
– Кто такой этот Ян-Янчевецкий?
– Литератор, бывший финансовый служащий, – без заминки пояснил Фадеев. – «Чингиз-хан» – его первый роман. До того сочинял рассказы и повести.
– Роман хороший?
– Говорят, в библиотеках даже записывались в очередь, чтобы почитать. Ян пишет трилогию о монгольском нашествии и борьбе народов за свободу и независимость. Мне кажется, это одно из наиболее выдающихся явлений советской литературы последних лет.
– Он состоит в Союзе писателей?
– Да, приняли в июле 1941-го.
– Что так поздно?
– Он и писать-то начал поздно – когда уволился со службы по состоянию здоровья.
– А сколько ему сейчас?
– Шестьдесят семь, если не ошибаюсь.
Сталин задумался на считанные секунды.
– Хорошо. Дайте ему. Другие еще успеют…
Этот эпизод – не выдумка, я лишь вообразил детали. О резолюции Сталина рассказывал в своем интервью Михаил Янчевецкий, сын Василия Яна (вероятно, он слышал о ней от отца, а тот – от Фадеева, с которым был в добрых отношениях).
Что сказал бы великий вождь, если бы узнал, что премию первой степени по литературе он присудил бывшему дворянину, доверенному лицу царского МВД, МИД и военной разведки, редактору белогвардейской газеты «Вперед», начальнику Осведомительного отделения Особой канцелярии штаба Колчака? Но подлинную биографию Василия Григорьевича Янчевецкого знали очень немногие люди. Никто не выдал, не проговорился.
В автобиографии Ян писал, что по окончании университета он странствовал по России, публиковал путевые заметки. Потом три года провел в Средней Азии в путешествиях с научными целями. Был корреспондентом на Русско-японской войне. Преподавал в столичной гимназии. Снова работал корреспондентом телеграфного агентства – в Турции, а с началом империалистической войны в Румынии. «Весной 1918 года вернулся в Россию, попал в Сибирь, бежал от колчаковской мобилизации интеллигенции в Минусинск, где в 1922 году было организатором газеты «Власть труда». «На родине начинались трудные и великие годы строительства новой жизни, – объяснял он в другом, расширенном варианте. – Люди были нужны во всех отраслях, и я пребывал лектором, преподавателем в сельской школе, редактором газеты, драматургом и режиссером нового театра…» [1]. Все это было. Но были еще и секретные задания на время поездок в Персию, Турцию и Румынию. Два ордена за заслуги. Возвращение на родину для борьбы с большевизмом, и не бегство от мобилизации, а погоны полковника Белой армии. Случайное спасение от расстрела красными партизанами. И затем – решение остаться в Советской России, по возможности забыть о прошлом, попытаться осознать и принять советскую власть и заниматься творчеством.
Все, что читателям было известно об авторе «Финикийского корабля», «Огней на курганах» и романов о нашествии монголов, умещалось в короткой справке на страничку в переиздании «Чингиз-хана» 1947 года. Первый биографический очерк о Яне сочинил в 1960 году Лев Разгон – он рассказал некоторые подробности дореволюционной жизни писателя и его творчества в советское время. Потом журнал «Ашхабад» напечатал, хотя и в сокращенном виде, воспоминания Яна «Голубые дали Азии», сохраненные его сыном. Рукопись «Поиски Зеленого клина» (детские и юношеские годы, странствия по России) издать не удалось – отклонил рецензент «Советского писателя». Но ее фрагменты в 1971—1972 годах были опубликованы в альманахах «Детская литература». Схематичная биографическая справка (родился – учился – путешествовал – служил – принял советскую власть – стал писателем) начала обретать красочные подробности.
В 1977 году издательство «Детская литература» выпустило книгу Михаила Янчевецкого «Писатель-историк Василий Ян» – настолько откровенную, насколько позволяло время. Михаил Васильевич поведал, как жизнь дарила отцу удивительные возможности и постоянно испытывала на прочность. Но почти ничего не сказал о его службе в интересах Российской империи. Основательно заретушировал то, что происходило в годы Гражданской войны. Оставил за границами станиц судьбу Дмитрия Янчевецкого – старшего брата Яна, погибшего в тюрьме НКВД. Умолчал, почему в 1948 году издательства отказались печатать последний роман лауреата Сталинской премии, а он на несколько лет разлучился с отцом (причиной был арест по доносу). Даже в комментариях к собранию сочинений Яна, вышедшему в 1989 году, он не стал раскрывать семейные тайны.
Лишь в начале 2000-х Михаил Янчевецкий позволил себе некоторые откровения. Тогда же историки и литературоведы начали публиковать обнаруженные архивные и иные документальные материалы, связанные с Яном – будто пришло время закрыть белые пятна в биографии одного из самых популярных советских писателей [2]. Когда я подключился к этому процессу, оказалось, что изучено далеко не все доступное, и можно готовить новую книгу о создателе «Чингиз-хана». «Хаджи Рахим был искателем не благополучия, а необычайного, и на сердце его тлели горячие угли беспокойства», – так Ян говорил о любимом герое своей восточной трилогии. Таким же человеком был он сам. «Жизнь [моя] – длинная сказка, – писал он о себе в начале 1940-х. – Приносила она много и трагических глав, приносила столько же радостей» [3]. А сказки, как известно, бывают разные…
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Архив В. Г. Янчевецкого. – РГАЛИ, ф. 2822, оп. 1, д. 291, л. 5, 12.
2. Впервые документы, свидетельствующие о службе Яна у Колчака (докладная записка об издателе Янчевецком и приказ о назначении), были опубликованы в книге: Е.В.Луков, Д.Н.Шевелев. Осведомительный аппарат Белой Сибири: структура, функции, деятельность. – Томск, 2007.
3. РГАЛИ, ф. 2822, оп. 1, д. 291, л. 9.
Глава 1. Колесо с крючком
Пароход приближался к Красноводску. Щурясь от яркого солнца, Василий Григорьевич неотрывно смотрел на туркестанский берег. Там виднелись низкие беленые домики, пристань, портовые пакгаузы, очертания кораблей и над всем этим – безжизненные, мертвые горы. Янчевецкий знал, что они именно такие, хотя издали и кажутся воздушными, жемчужно-розовыми, манящими неизведанными загадками. Плывешь будто на край света. А далеко-далеко отсюда, в Петербурге, в уютной квартире осталась любимая жена на сносях. Но он, несомненно, успеет вернуться к рождению сына. Конечно же, у них будет сын… Василий Григорьевич запомнил, как тревожность в глазах Ольги, услышавшей о его решении ехать, сменилась согласием: она понимала, что муж не может отказаться от столь ответственного поручения. Хорошо, что в ожидании ребенка Ольга перестала читать газеты. Те сообщали: «во всей Персии анархия, участились разбои и грабежи». Опасности? Янчевецкий столько раз сталкивался с ними, что твердо уяснил: опасности могут подстерегать везде, главное – быть готовым к встрече с ними. Разумеется, он благополучно вернется. Он и в самом деле не мог отказаться. Он давно и непоправимо очарован Азией, а такое серьезное приключение, как командировка в мятежную Персию – неповторимо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
