— Это «бокс».
— Это «полубокс»! Не мешайте мастеру… Рядом, мимо скамеек, прошел патруль милиции. И вернулся.
— Что это вы тут делаете?
— Делаем? «Полубокс».
— Эй, мужики, у вас документы есть?
— Все нормально, командир. У нас все в порядке, — примирительно сказал Зубанов. — Мы отдыхаем. Я пенсионер. А они вон парикмахеры. Ему на голову голубь… Их тут много летает. А я убираю. Скажите ему.
— А их какое дело? — вдруг спросил второй парикмахер. — Че они выступают?
— Что?! — удивились милиционеры.
— А то! — совсем расхрабрился перепивший цирюльник. — Идите себе, и все.
— Пройдемте! — предложили милиционеры.
— Куда?
— Куда надо.
— А мне туда не надо.
— Да все нормально, командир, — еще раз попытался завершить дело миром Зубанов. — Ну, перепил лишку, молотит чего ни попадя. Протрезвеет — образумится. С кем не бывает…
— Никуда я не пойду! — еще громче сказал упрямый парикмахер. — Вот им, — и показал кукиш. Ну, в общем, все дело испортил.
— Бери их и веди в машину, — приказал старшина, командовавший нарядом.
— Хрен вам! Я на автобусе, — стал вырываться парикмахер.
Его прихватили сильнее.
— Отпусти! Больно! — заорал он и вдруг извернулся и изо всей силы ударил в лицо ближнему милиционеру. Тот отшатнулся и упал. Парикмахер на не очень твердых ногах побежал в кусты.
Его дружок, быстро смекнув что почем, воровато оглянулся, пнул второго милиционера в голень и, когда тот согнулся от боли, — в лицо. И побежал в те же кусты.
— Держите третьего! — скомандовал старшина и побежал вдогонку за беглецами. — Стой! Стой, говорю!
Зубанов только ошарашенно вертел во все стороны головой. Такой прыти хоть от пьяных, но мирных на вид парикмахеров он не ожидал.
— Стоять! — приказал подымающийся с земли первый милиционер, вытаскивая из кармана наручники. Его напарник не вставал. Его напарник продолжал лежать на земле.
— А я-то здесь при чем? — удивился Зубанов.
— Я сказал — стоять! — повторил милиционер. — Стоять до выяснения, — и обшарил карманы задержанного.
Со стороны кустов появился старшина Один.
— Ушли, гады. Проходными дворами. Но, думаю, недалеко. Надо объявлять тревогу по району. Я их рожи хорошо запомнил.
«Влип, — понял Зубанов. — Теперь придется отбрехиваться за всех троих. Если их не поймают».
Второй милиционер наконец встал и выплюнул на землю с кровью четыре зуба.
— У, сволочи, что сделали! Зубанова болезненно ткнули под ребра концом дубинки и погнали к стоящей невдалеке машине
— Ну, все, мужик! Считай, доигрался, — угрюмо пообещал старшина.
Машина тронулась с места, поколесила по городу и остановилась возле отделения милиции. Но не того, где жил Зубанов. Похоже, милиционеры были залетные.
— Выходи! — скомандовал старшина. Зубанов вышел и шагнул на крыльцо. Помещение отделения ему рассмотреть не дали, потому что в тесном коридоре врезали несколько раз дубинками по почкам. Так, что потемнело в глазах. Видно, сильно он досадил милиционерам.
— Давай шагай!
Проштрафившегося задержанного провели в кабинет.
— Влип ты, мужик, — сказал милиционер в майорских погонах. — Оказание сопротивления при задержании, причинение телесных повреждений при исполнении, отягчающее алкогольное… Срок тебе светит, мужик.
— Это не я… — попытался возразить Зубанов.
— На моей практике еще никто не говорил, что это я. Все говорили — это он. Ладно, давай писать протокол.
Протокол писали долго и подробно.
— А может, все-таки ты? — участливо спрашивал майор. — Ты подумай. Чего тебя мучить дознаниями? Чистосердечное признание оно облегчает…
— Они же сами видели. Милиционеры.
— Видели, не видели. Ладно, давай подписывай.
Зубанов подписал. Теперь его должны были отправить в камеру.
— Стой, не туда, туда.
— А куда?
— На медицинское освидетельствование.
— А зачем меня освидетельствовать? Потерпевший не я, — выказал свои профессиональные познания Зубанов.
— А «в состоянии алкогольного опьянения» тоже не ты?
— В состоянии — я.
— Ну вот и топай.
Медицинский кабинет был расположен удобно. Здесь же, в отделении.
— Поднимите рукав рубахи, — велел врач.
— Зачем рукав?
— Затем, что тебя не спросили, — ответил за врача майор.
— Вообще-то обычно берут из пальца, — задумчиво сказал подследственный.
— Давай закатывай рукав! Ты у нас не один! Зубанов закатал рукав. В кабинет вошло еще несколько медсестер. Застелили белыми скатертями столы. Разложили шприцы и разнокалиберные баночки-скляночки.
— Вы мне что, полостную операцию делать собираетесь?
— Освидетельствование.
— Дак я и так могу свидетельствовать, что пьян. Без этих кровопускательных методов.
— Нас интересует степень вашего алкогольного опьянения.
— Пишите: степень — в стельку.
— Поработайте кулаком, — попросила медсестра.
— По кому конкретно поработать? — переспросил Зубанов.
— Просто поработайте. Посгибайте и поразгибайте пальчики.
Пациент посгибал и поразгибал. После чего ему три раза продырявили вену и выкачали чуть не пол-литра крови, разлив ее по различным мензуркам.
Не понравилось Зубанову это освидетельствование. Активно не понравилось.
— Это лир вурдалаков, а не освидетельствование, — ворчал он. — Кстати, после сдачи такого количества крови положен бесплатный обед и два дня отгула.
— Ложитесь, — потребовал врач. И долго и тщательно проминал у него область живота.
— Вы так, на ощупь, выявляете степень моего опьянения? Пытаетесь прощупать водку? Так я ее вместе с бутылками не употреблял. Разливал, — не удержался, съязвил отставник полковник.
Врач промолчал. Ответил майор:
— Ты бы помалкивал. Ты себе и так срок намотал. Лучше не усугубляй.
— Завтра, возможно, мы отвезем вас в стационар. На пару дней, — предупредил, собираясь, доктор.
— Завтра у меня все степени выветрятся.
— Не Встревай, дурак, — оборвал его майор. — Счастья своего не понимаешь! Если они установят, что ты больной, мы тебя подчистую. Как инвалида. И на все четыре стороны.
— На все четыре я не против.
— Ну вот и не встревай. Делай, что велят! Потом Зубанова отвели в камеру. В отдельную. Как особо опасного преступника. Которому противопоказано общение с себе подобными нарушителями закона. Камера была маленькая, с голой лампочкой под потолком, с узкими деревянными нарами, без окна, умывальника и параши. Камера напоминала кладовку, из которой вынесли ведра и швабры.
— А другой, более населенной, камеры нет? Я компанию люблю, — на всякий случай спросил заключенный.
— От человек! — удивился майор. — Другие общей камеры как черт ладана боятся, чтобы их на четвереньки не поставили, а этот просится. У тебя, мужик, видать, полная интоксикация!
— Ну так нет?
— Камера есть. Да места в ней для тебя нет. Припозднился ты. Все койко-места разобрали. Ночь перетопчешься здесь. А завтра, глядишь, места освободятся.
Дверь захлопнулась.
И отставник полковник Зубанов остался один. Один на всем белом свете.
Новоиспеченный заключенный сел на нары и задумался. И чем больше он задумывался, тем к более неутешительным выводам приходил. К много более неутешительным, чем сулила ему статья за оказание сопротивления представителям органов правопорядка. По всем статьям выходило, что дело дрянь.
И, главное, совершенно ничего не было выпить. Чтобы хоть как-то облегчить свое бедственное положение.
Утром в камеру заглянул следователь.
— Ну что, готов? — спросил он.
— К чему?
— К чистосердечному признанию.
— Готов.
— Ну?
— Чистосердечно признаюсь, что ни хрена не виновен. И что жрать хочу.
— Значит, не въехал. Значит, будем работать дальше.
Следователь ушел.
Зубанов лег на нары и повернулся лицом к стене. И лежал минут сорок. Потом встал и что есть мочи забарабанил в дверь кулаками.
— Откройте! Мне в сортир надо! Надзиратель приоткрыл окно кормушки.
— Чего тебе?
— В туалет бы, — уже без напора, уже искательно попросил узник. — Сил нет терпеть.
— В туалет? В туалет через следователя.
— Но я не могу больше терпеть!
— Это твои проблемы, — и надзиратель попытался закрыть окошко.
— Тогда зовите следователя. Майор пришел сразу. Как будто ждал за стенкой.
— Ну что, признаем свою вину?
— Вначале туалет.
— Вначале показания, — и майор раскрыл папку с чистыми листами бумаги.
— Что писать?
— Что это ты ударил милиционера. «Это я ударил милиционера», — написал Зубанов.
— Э нет, так не пойдет, — скривился майор и скомкал бумажку. — Давай по полной форме: кто, когда, при каких обстоятельствах, по каким мотивам. Со всеми подробностями.
— Тогда вначале в туалет. И еще опохмелиться! Иначе не вспомню.
Майор внимательно посмотрел на заключенного.
— Ты или дурак, или, наоборот, очень умный.
