И потом сам собою в голове возник подленький вопрос: а ПОЧЕМУ, собственно говоря, ерунда? Был ли Гарди на самом деле неподкупно честен?
— Я начинаю поддаваться! — громко сказал Роджер.
Но это не погасило его тревогу.
Глава 15
УЯЗВИМЫЕ МЕСТА
Айртону был 31 год. Это был высоченный, худощавый блондин с очень полными губами, утиным носом и светло-голубыми глазами.
Сейчас эти глаза выражали облегчение, как будто с плеч человека свалился огромный груз.
В руках Роджера находилось три письма, все напечатанные на машинке. Бирвитц держал четвертое.
— Они довели меня до ручки, — пожаловался Айртон. У него в голосе едва проскакивал ирландский акцент, и говорил он слегка нараспев: — Это единственный грех на моей совести, мистер Вест, и он там так давно хранился, что я про него почти позабыл. И вот тут пришло первое письмо.
Роджер прочитал его вторично:
«Как ты считаешь, что твой шеф подумает о тебе, когда узнает, что ты не брезгуешь взятками?»
— В первое мгновение я даже не мог сообразить, на что он намекает, — сказал Айртон. — Да и я бы никогда не взял никаких денег, если бы не сержант, дежуривший вместе со мной. Он уже шесть лет, как уволился из полиции и…
Айртон вздохнул, облизал губы и продолжал несколько тише:
— Не поймите меня неправильно, сэр. Я понимаю, что гордиться тут нечем. Мне совали деньги за то, что я смотрел сквозь пальцы на нарушения правил стоянки автомашин. Тот факт, что мой сержант делал то же самое, ничуть не умаляет мою вину. Вообще-то его уволили досрочно как раз за такие вещи, и он мог бы выдать меня сразу, если бы захотел. Но он этого не сделал, и я…
Роджер прервал его:
— Мог ли он посылать вам эти письма?
— Не представляю, зачем бы ему это понадобилось? — ответил Айртон. — Сам он живет в маленьком бунгало в Девоне и, как мне говорили, растит двоих внучат. Скорее такие анонимки могли бы прийти от тех людей, которые от него откупались…
— Вы их помните?
— Да, сэр.
— Не могли бы вы их назвать?
— Один из них Поль Виддерман, сэр.
— Сколько же их всего?
— Трое. — ответил Айртон, — Виддерман, затем Джим Кеннеди… Я знал, что он прежде служил в полиции, откуда его выгнали за некрасивые дела, но это случилось до меня.
— Ну а третий?
— Его имени я не помню, но он был владельцем фирмы, изготавливающей кисти, щетки, швабры и прочие хозяйственные вещи. У него была целая бригада уличных торговцев, большая часть которых разъезжала на машинах. Они, как правило, оставляли их на стоянках сверх положенного времени, иногда превышая его на целый час. Вот босс и давал мне по фунту в неделю, чтобы я к ним не придирался. Все это было восемь лет назад, сэр. В то время я был еще совсем зеленым новичком и успокаивал себя тем, что в этом нет ничего плохого, но…
Он замолчал, пожав плечами:
— Я за это заплатил сторицей в этом году.
— С тех пор, как стали приходить эти письма?
— Да, сэр.
— Вас просили дать ложные показания? Или что-то изменить в своих?
— Нет, сэр. Но я признаюсь, что мне казалось, будто за мной постоянно наблюдают, куда бы я ни пошел, а в те дни, когда я получал эти письма и должен был идти на дежурство в Ярд, у меня на душе черт знает что творилось! Господи, как я сожалел о своей неосмотрительности!..
Айртон провел рукой по волосам и продолжал глухим голосом:
— Какое на меня будет наложено дисциплинарное взыскание, сэр? Я бы хотел знать заранее, чтобы подготовить к этому жену.
Роджер ответил:
— Это уже не моя забота, Айртон, но поскольку все это было давно, то вы, скорее всего, отделаетесь строгим выговором. Возможно, конечно, на некоторое время вас снова переведут в патрульные, но…
Он пожал плечами.
— Моя задача — выяснить, почему вы так мямлили, давая свидетельские показания на суде, и удостовериться, что теперь вы не берете взяток.
— Клянусь, что я рассказал вам всю правду, сэр.
— Хорошо. Сегодня уже поздно, возвращайтесь домой, а завтра, как положено, явитесь на дежурство. И не принимайте все это слишком близко к сердцу. Спасибо, что не стали ничего скрывать.
— Вы не представляете, какое я почувствовал облегчение, сэр!
— Вы не догадываетесь, кто мог посылать эти письма?
— Не имею представления, сэр.
Когда он ушел, Бирвитц потер руки.
— Выходит, либо Кеннеди, либо Виддерман. Эти точно знали, что на Айртона можно как следует нажать.
— Да, и любой человек, кому они про это рассказали, — напомнил Роджер.
Они прикрепили одно из писем к Айртону рядом с письмом, взятым у Бирвитца. Бирвитц наклонился над его плечом, и они сравнили текст. Никаких сомнений: и бумага была одинаковой, и текст был напечатан на одной и той же машинке. Буква «К» была слегка деформирована, «С» и «У» несколько выбивались из строчки.
— Портативка «Оливетти», — с уверенностью сказал Бирвитц. — Таких в городе десятки тысяч.
— Да, и наша первоочередная задача — выяснить, у кого из наших подозреваемых имеются такие машинки. Кроме того, нужно узнать, кто еще получал подобные письма. Этим мы займемся завтра. На девять часов вызовите ко мне Симмонса из Вайтчапела, хорошо?
— Будет сделано.
— Противник не делает никаких авансов?
— Нет, — покачал головой Бирвитц, — и я начинаю сомневаться, сделает ли он вообще.
По его голосу было ясно, что он весьма об этом сожалеет.
Еще двое людей, вызванных Роджером, признались, что давали свои показания в состоянии крайнего эмоционального напряжения.
Человек из Ист-Энда был почти в таком же положении, как Бирвитц, но имелось одно существенное различие: у его жены действительно был дружок. Письма, полученные этим полицейским, были напечатаны на той же бумаге и той же машинке, что и остальные.
Второй, из Хайгейта, из анонимок узнал, что его единственный сын — вор и что с минуты на минуту его должна арестовать полиция. Мальчик отрицал это, мать встала на его защиту. Более года детектив терзался сомнениями, дома же у него был настоящий ад.
— Пока мы знаем только про этих, — сказал Гарди Роджеру утром второго дня после аварии с лифтом, — но ведь их могут быть десятки.
— Наша задача — выяснить их всех.
Он пробовал свое колено перед окном. Боль еще не совсем прошла, но он уже мог отправиться в Ярд на работу.
Роджеру показалось, что единственной возможностью выявить такие «уязвимые места» в полицейском организме — послать запросы по всем дивизионам об именах тех людей, которые проявляют за последнее время повышенную нервозность.
Позднее он отправился в Ярд, уселся за столом, заваленным множеством донесений и рапортов, но его мысли были заняты только анонимными письмами.
Внезапно ему пришла в голову, как он подумал, удачная мысль, и он немедленно позвонил Гарди.
— Жду вас, приходите, — сказал Гарди, а когда Роджер появился у него в кабинете, нетерпеливо спросил: — Что вы там надумали?
— Мы можем запросить в дивизионах имена людей, проявляющих признаки переутомления или перенапряжения, — горячо заговорил Роджер. — Разошлите памятку о том, что руководство волнует этот вопрос, поскольку при нехватке людей нежелательно слишком загружать отдельных работников, ибо это чревато опасными последствиями и так далее… Если все это оформить казенными фразами и пустить по официальным каналам, я получу в дальнейшем возможность индивидуально побеседовать со всеми такими людьми. И никто не усмотрит в этом ничего странного.
— Что же, это может сработать, — согласился Гарди.
За неделю Роджер и Бирвитц опросили еще 33 человека. Все, кроме пятерых, сослались на страшную переработку. 14 получали анонимные письма. У остальных имелись всякого рода семейные неполадки.
— Похоже на то, что кто-то задумал посеять смуту в рядах полиции, — сказал Гарди, — и этот человек выискивает наши слабые места.
— Вроде бы так, — мрачно согласился Роджер. Он часто задавал себе вопрос, что бы сказал его шеф, если бы узнал про анонимное письмо, написанное по его адресу? Других писем Роджер не получал, но отвратительное сомнение, что Гарди не такой уж бессребреник, не пропадало. Роджер сознательно умолчал об этом письме, не будучи уверенным, что это не нарушит объективность их действий. В свое время Гарди предоставлял ему полную свободу действий, теперь Роджер этим пользовался.
— Вы серьезно опасаетесь, что такую смуту можно посеять? — спросил Гарди.
— Конечно, потому что разброд и шатания фактически уже начались. Похоже, что в каждом дивизионе, пусть самом маленьком, имеются люди, дух и сопротивляемость которых сильно ослаблены какой-то тайной тревогой, о причине которой они не могли доложить своим старшим начальникам. Ну, а коль скоро они стали это таить про себя, это действовало как вечный гнойник… А мы ведь только начали проверку. Так что сплошной дебет. На стороне же кредита всего лишь одна, пока не найденная, портативная машинка «Оливетти» да кое-какие слухи. Машинка становится целью номер один. И я думаю начать поиски с Роки Марло. Только нужно найти предлог для налета на его убежище. Вы со мной согласны?
