от чиновников вычитанный текст, печать прошла без сучка и задоринки.
Однако была одна проблема: кузнецы в Хальденцелле не были достаточно умелыми. Они скопировали литеры и другие металлические детали, но ничего из того, что они сделали, не было достаточного качества, чтобы заслужить одобрение Иоганна. И с этим надо было срочно что-то делать — буквы шрифта удивительно легко царапались, истирались или ломались в процессе печати, поэтому им нужно было уметь создавать свои собственные.
— Мне сообщили, что все кузнецы объединились ради решения этой задачи, — продолжил гиб. — Они полны решимости получить одобрение Гутенбергов к весне.
— В отчете, который я получила от Гутенбергов, они выразили озабоченность тем, что ремесленники Хальденцелле не желают учиться у них, — сказала я, вспомнив отчет, в котором упоминалось, что мастеровые Хальденцелле встретили Гутенбергов чрезвычайно негостеприимно. — Но теперь я вижу, что эти страхи были напрасны.
По мере продолжения разговора я решила воспользоваться этой возможностью, чтобы передать предоставленные мне ранее предложения.
— Хальденцелле посещает мало гостей из других провинций, и в нашем образе жизни редко происходят какие-либо изменения, поэтому я могу понять, почему мастера выказали неприятие этому новому для себя ремеслу, — ответил гиб. — Тем не менее, узы между членами семьи очень крепки, и как только мы принимаем кого-то, мы защищаем его, как члена семьи. Как только люди поймут, какие благословения несет нам печать, они никогда не забудут, что вы для них сделали. Они будут всегда ценить дар печати. Я хотел бы дать официальный ответ на предложения Гутенбергов, как только мастера Хальденцелле освоятся с этой технологией и выскажут свое мнение.
— Пожалуйста, не торопитесь — я надеюсь, что печатное дело принесет Хальденцелле, как можно больше достатка. Тем не менее, я вижу, что провинции даже в пределах Эренфеста имеют совершенно различающиеся культуры. Хальденцелле, похоже, сильно отличается от Иллгнера, — заметила я. Однажды во время Весеннего молебна я посетила весь Эренфест, но было трудно понять культуру провинции, просто выходя на сцену, чтобы дать свое благословение, а затем почти сразу же снова отправляться в путь.
— Нам сказали, что вы будете сопровождать Гутенбергов по их возвращению в Хальденцелле
весной. Когда придет это время, вы сможете воочию убедиться в силе нашего гордого народа, который с улыбкой переносит даже самые суровые зимы. — Гибе Хальденцелле говорил с довольной улыбкой, хвастаясь своими людьми, и я не могла не улыбнуться вместе с ним. Я могла представить его среди своих людей, делающего все возможное, чтобы помочь им в их трудной жизни в окружающих суровых условиях. Хотя тамошние условия жизни, безусловно, отличались от Иллгнера, мне показалось, что Хальденцелле тоже был хорошей провинцией.
— Я тоже с нетерпением жду встречи с Хальденцелле.
— Гиб Хальденцелле, — сказал Фердинанд, — Гутенберги будут посланы после весеннего молебна, а затем снова уедут к концу лета.
Гиб скрестил руки на груди и нахмурился, размышляя о значении этих слов. Фердинанд продолжил объяснять, что типографии должны были быть разбросаны по всему Эренфесту, и что Гутенбергам нужно было начать долгосрочные приготовления, чтобы добиться этого.
— Есть много провинций, которые ждут Гутенбергов, — завершил свою речь Фердинанд. — Считайте это особым отношением, что они дважды посетят Хальденцелле.
Гиб Хальденцелле закрыл глаза, обдумывая эту информацию. Затем, после минутного молчания, он посмотрел мне прямо в глаза.
— Леди Розмайн, я нахожу чрезвычайно отрадным то, что вы работаете на благо Эренфеста совместно с его правителями. Я верю, что вы, как дочь Эльвиры будете дорожить своей семьей и никогда не забудете свой дом.
— Извините меня, Гиб Хальденцелле… Вы, похоже, хвалите меня, но и Фердинанд, и Матушка часто говорят мне, что моя мягкость по отношению к моей семье — это слабость, с которой нужно бороться. — Я бросила на Фердинанда и Эльвиру слегка обеспокоенные взгляды, так как мне показалось, что гиб намекал мне применять к членам своего рода особое отношение, то есть и к его провинции тоже, но Верховный жрец и Матушка просто спокойно ждали моих следующих слов.
Я снова обратила свое внимание на гиба, чьи темно-карие глаза блеснули, когда он покачал головой. — Это не то, что я имел в виду, — сказал он. — Вы были одарены талантом изобретательства. Я предполагаю, что многие другие герцогства будут искать вашей дружбы в Королевской академии, но я молюсь, чтобы вы помнили свой дом и свою семью, и остались с Эренфестом.
Похоже, он говорил мне не о особом отношении к Хальденцелле, а о том, чтобы я не меняла Эренфест на другое герцогство. Я снова неправильно его поняла.
У меня вырвался вздох. Он ведь не знал, что те, кого я считал своей семьей, находились не среди знати, а в нижнем городе. И с магическим контрактом, мешающим нам общаться как
семье, мне нужно было изо всех сил беречь эти тончайшие связи, которые все еще оставались — как Тули, доставляющая шпильки для волос, и Папа, охраняющий меня по пути в Хассе. Эти связи могли существовать только в Эренфесте; и я не планировала покидать герцогство, пока моя семья была здесь.
— Моя семья действительно в Эренфесте, — сказала я. — За исключением приказа от самого Ауба Эренфеста, нет другого места, которое я назвала бы своим домом.
Гиб Хальденцелле, похоже, испытал сильное облегчение, услышав мое заявление… но краем глаза я увидела, что Фердинанд сильно нахмурился.
Том 4 Глава 349 Возвращение в Королевскую Академию
После моей встречи с Гибом Хальденцелле, мне настало время принять участие в зимнем общении. Это означало встречу с дворянами, общение с которыми одобрили Фердинанд и Рихарда, посещение чаепитий, устраиваемых членами фракции Флоренсии, и запись любых историй, которые я запомнила бы, чтобы превратить в книги о любви, которые понравились бы Эльвире и её подругам.
Я уже ходила в зимнюю игровую комнату с Шарлоттой и говорила с Морицем о первокурсниках. Низшие дворяне, как правило, испытывали наибольшие трудности с географией и историей, так как у них было мало возможностей увидеть карты и хронологические летописи, и поэтому
