было мое первое знакомство со слонами, и погонщик постарался заверить меня, что животные эти умом не уступают человеку. Подозреваю, он был не самого высокого мнения о людях, но слоны определенно понимают многие устные команды, они к тому же очень ласковы и одновременно ревнивы. По сути дела, каждый слон считает погонщика своим, и если тот проявляет хоть малейший интерес к другому слону, разражается скандал. Слоновье стойло весьма напоминает гарем в Сузах.
Я уселся на нечто вроде деревянного трона под зонтиком. Погонщик что-то сказал слону, и мы тронулись. Я никогда раньше не путешествовал, пребывая на такой высоте, и прошло немало времени, пока я решился опустить взгляд вниз, на покрытую жидкой грязью улицу, где собралась большая толпа поглазеть на посла с далекого запада.
До самого недавнего времени название Персия было в долине Ганга совершенно неизвестно. Но постепенно разрастающемуся царству Магадха перестало хватать собственных университетов, и самых одаренных молодых индийцев стали посылать в Варанаси или Таксилу для получения образования. Естественно, предпочтительнее считалась Таксила, поскольку она дальше от Магадан, а молодые люди всегда любят уехать подальше от дома. В результате молодые магадханцы не только узнали о могуществе Персии, но и стали встречаться с персами из двадцатой сатрапии.
Наместник встретил нас у себя во дворце. Смуглый, как дравид, он принадлежал к арийской касте воинов. При моем приближении он низко поклонился. Произнеся подготовленную приветственную речь, я заметил, что наместник трясется, как ива на ветру. Он был прямо-таки в ужасе, что меня изрядно обрадовало. «Пусть боится Дария, — думал я про себя, — а заодно и его посла».
Когда я закончил любезности, наместник обернулся и показал мне высокого бледного человека с видневшейся из-под золотистого тюрбана бахромой огненно-рыжих волос:
— Уважаемый посол, это наш почетный гость Варшакара — распорядитель двора магадханского царя.
С неуклюжестью верблюда Варшакара двинулся ко мне. Стоя друг перед другом, мы приветствовали друг друга в официальной индийской манере, включающей в себя многочисленные кивки головой и хлопки в ладоши — в собственные ладоши, никакого физического контакта.
— Царь Бимбисара с нетерпением ждет посла царя Дария. — Голос у Варшакары для такого крупного мужчины был на удивление тонкий. — Царь сейчас в Раджагрихе и надеется увидеть вас до окончания дождей.
— Посол Великого Царя с нетерпением ждет встречи с царем Бимбисарой.
К тому времени я мог вести церемониальную беседу без переводчика, а к концу моего индийского посольства уже я учил Караку принятому при дворе языку.
Сначала я называл Дария Великим Царем, но, когда придворные Бимбисары стали применять этот титул к своему монарху, я стал называть Дария Царем Царей. Они не нашли у себя соответствия такому титулу.
— Счастливейшее совпадение! — сказал Варшакара, дергая себя за зеленую бороду. — Мы оказались в Варанаси в одно и то же время. Мое величайшее желание и надежда — вместе отправиться в Раджагриху.
— Это доставит нам только радость.
Я обернулся к наместнику, приглашая присоединиться к беседе, но он в страхе смотрел на Варшакару. Очевидно, это не я, а магадханец вызывал такой ужас у него самого и его окружения.
Заинтригованный, я нарушил протокол и спросил:
— Что привело распорядителя двора в Варанаси?
Варшакара обнажил в улыбке ярко-красные зубы (он непрерывно жевал бетель):
— Я прибыл в Варанаси, чтобы быть рядом с жеребцом. Сейчас он в Оленьем парке, за городом. Он не больше нашего любит дождь, но продолжает свой священный путь и должен войти в Варанаси…
— Чей жеребец в Оленьем парке? — спросил я. — И почему его путь священный?
— По крайней мере раз в свое правление истинно великий царь устраивает жертвование коня.
Мне не понравилось употребление им слова «великий», но я промолчал. Еще будет время его поправить. Мысленно я уже видел, как беркут Дария воспарил над всей Индией и падает вниз вместе с дождем.
— Жеребца метлой загоняют в воду. Затем сын шлюхи палкой забивает насмерть четырехглазую собаку. Как арийскому жрецу, вам должно быть понятно значение этого обряда.
Я принял важный вид, хотя нисколечко ни в чем не разбирался.
— Затем тело собаки проплывает под брюхом коня на юг, где живут мертвые. Потом жеребца отпускают на волю — бродить, где ему вздумается. Если он уходит в другую страну, тамошний народ должен либо признать главенство нашего царя, либо воевать за свою свободу. Естественно, если они поймают коня, судьба царя будет серьезно… омрачена. Как видите, жертвование лошади не только наш древний обычай, но может принести и много славы.
Тут я понял беспокойство наместника Варанаси. Если конь войдет в город, жителям придется признать Бимбисару своим царем или воевать. Но с кем воевать?
Царский распорядитель двора с радостью объяснил мне. Он наслаждался страхом нашего хозяина.
— Естественно, мы не можем подвергать опасности судьбу нашего царя. За конем всегда следует три сотни наших лучших и благороднейших воинов. Все верхом, но ни в коем случае не на кобылах! Жеребцу в течение года запрещалось вступать в половые сношения, и также царю. Ночью царь должен целомудренно лежать в объятиях самой прелестной из своих жен. Однако мы отвлеклись. Если жеребец войдет в Варанаси, то этот добрый народ, — Варшакара сделал жест в сторону наместника и его свиты, — окажется под властью царя Бимбисары, который, я уверен, не будет возражать. В конце концов, наш царь женат на сестре их нынешнего правителя, царя Кошалы.
— Все мы во власти судьбы, — вздохнул наместник.
— И поэтому я приехал сюда убедить наших друзей, соседей, родных — вы видите, мы уже относимся к народу Варанаси как к части нашей магадхской семьи, — убедить их не сопротивляться, если жеребец решит войти в город и напиться из Ганга.
Довольно зловещее начало посольства, думал я, пока нам показывали дворец наместника. Война между Магадхой и Кошалой определенно подорвет торговлю железом. А с другой стороны, война между двумя могущественными державами часто решается вмешательством третьей силы. Много лет назад индийский царь предлагал посредничество между Киром и индийским царем. Естественно, предложение было отвергнуто обеими сторонами. Западные цари могут идти на восток, но восточных никогда не поощряли идти на запад!
Ради торговли железом я надеялся, что жеребец остановится в Оленьем парке. А ради будущей славы Персидской империи я надеялся, что он захочет и напьется из Ганга. Через два дня жеребец повернул на юг, и Варанаси был спасен. Несмотря на внутреннее бешенство, Варшакара сохранял безмятежный вид.
— Мы должны вместе сходить в храм Агни, — сказал он мне через день. — Агни очень похож на вашего огненного бога, и я уверен, в
