тьму и повсюду возобладал свет. И так будет, когда последний переправщик переведет нас с темного берега реки на залитую солнцем сторону.
Я попытался расспросить святого, но он не смог или не захотел ответить, а просто повторял истории, пел песни и молитвы. От Караки тоже было мало толку, но теперь уже я сам горел желанием разрешить вопрос, ответ на который должен быть на земле. Неужели Зороастр просто восстановил религию, которую мы исповедовали до завоевания Мидии Персией? Определенно Зороастр не был арием. Как я уже говорил, по моему убеждению, Спитамы происходят от халдеев, но этот народ уже так перемешался с остальными, что наша исконная вера совершенно забылась и перепуталась. Тем не менее если так называемая реформа Зороастра не более чем восстановление первоначальной истинной человеческой религии, то непонятно, почему Зороастр с такой яростью набросился на богов, принесенных ариями с севера. «Для нас это не боги, а демоны», — говорил он. И раз столь многие простолюдины приняли его завет, значит, тайное видение божества никогда не покидало их душ. Это объясняет также, почему Ахемениды никогда не воспринимали всерьез учения Зороастра. Кроме Гистаспа, они только притворялись, что чтят моего деда, потому что, как вожди ариев, по-прежнему верны своим племенным богам, предавшим их власти мир к югу от степей.
Должен признаться, мое религиозное образование началось в Гандхаи. Дождь стучал по черепичной крыше, а голый святой с риторическими отступлениями рассказывал нам, что душой обладает все, даже камни.
Кстати, используемое им для обозначения души слово почти совпадает с греческим, а утверждают — его придумал Анаксагор… Он тоже утверждает, что все точки зрения, кроме одной, ложны. Поменяй точку зрения, и одна и та же вещь видится совсем по-другому — отсюда и история про слепых и слона. И все же есть абсолютная правда, которую может увидеть лишь переправщик, спаситель. К сожалению, наш святой довольно путано объяснил, как стать спасителем. Сам он такой, по его словам, потому что выполняет пять заповедей: не убивать, не лгать, не красть, сохранять целомудрие, не искать удовольствий.
Это последнее представляет некоторую трудность, как я на следующий день заметил Караке, когда мы снова пустились в путь.
— А что, если кто-то находит удовольствие в разгуливании нагишом и чтении лекций персидским послам? Это ведь будет нарушением пятой заповеди?
— А может быть, он терпеть не может говорить с персидскими послами?
— Нет. Он был очень доволен собой. Я чувствую, что это не настоящий переправщик.
— И даже не джайн.
Карака был смущен этим нашим приключением. Ему почему-то казалось, что я увидел дравидскую культуру, к которой он был неравнодушен, не с той стороны. Хоть Карака и ненавидел арийских завоевателей, но всю жизнь провел среди них — и в Индии, и в Персии. В итоге он оказался ни тем ни другим — похожее состояние я часто испытываю сам. Ведь я наполовину перс или халдей, а наполовину грек-иониец. Я служу Великому Царю, но я внук Зороастра. Я отвергаю арийских богов, но не арийских царей. Я верю в истинный путь, но, честно говоря, не знаю, каков он и где его искать.
2
Милях в четырехстах к востоку от Инда течет река Джамна, на ней расположен богатый город Матхура. Там нас принял градоначальник, маленький толстячок с желто-фиолетовой бородой. Наши цирюльники из кожи вон лезут, пытаясь возвратить стареющим мужчинам юношеский цвет волос, их же индийские собратья замечательны в своей фантазии. Иметь четырехцветную бороду даже весьма желательно. И нет более странного зрелища, чем когда собираются индийские придворные, каждый с радужной бородой, в туфлях на толстой кожаной платформе, с ярким зонтиком.
Хотя градоначальника назначил кошальский царь Пасенади, Карака заверил меня, что Матхура практически независима, как и большинство кошальских городов.
— Пасенади никто не боится. Царство его разваливается, а ему и дела нет.
— А до чего ему есть дело?
— До угревертов и расщепителей волос.
— Это еще кто такие?
— Чудодеи. Мудрецы, или так они себя зовут.
Как видишь, Индия пятидесятилетней давности напоминала нынешние Афины, где процветают такие угреверты и расщепители волос, как Протагор и Сократ, и нет ни правды, ни лжи.
На склоне лет я начал наконец понимать, через что прошел наш мир. Какое-то время исконное население Греции и Персии пыталось свергнуть арийских богов, или демонов. В каждой из стран Зевс — Варуна — Брахма отрицаются. Но поскольку афинская толпа в своих предрассудках остается арийской, не многие осмеливаются подвергать сомнению официальных государственных богов, хотя втайне греки обращаются либо к доарийскому культу, либо к таким радикальным пророкам, как Пифагор, то есть к атеизму. В Индии все открыто. Арийских богов осмеивают со всех сторон. Такие древние верования, как переселение душ, снова популярны, и в деревнях полно аскетов, променявших арийских богов на старую веру. Даже арийские цари порой отказывались от трона, чтобы жить в джунглях, медитировать там и укреплять плоть.
Я высоко чту Зороастра за то, что он показал человечеству не только единственность бога, но и одновременно его двойственность — необходимый атрибут истинного божества. Истина не может быть истиной без Лжи, а Ложь не может быть опровергнута без Истины. Следовательно, человеческая жизнь суть поле боя между тем и другим.
Демокрит видит противоречие в том, что мне кажется предельно ясным. Но он проводит дни с софистами.
В Матхуре мы остановились в маленьком очень удобном домике, похожем на миниатюрную копию индийского дворца в Экбатане. К сожалению, в сезон дождей ничем, кроме мокрого дерева, не пахнет и, сколько ни кури фимиам, во всех комнатах стоит гнилостный дух.
Мы пробыли в Матхуре две недели. За это время прибыли гонцы от царей Кошалы и Магадхи. Каждый хотел, чтобы я посетил его царство первым. Поскольку мы уже находились в Кошале, Карака считал, что мне лучше сначала представиться Пасенади. Но поскольку Дарию прислал письмо Бимбисара, я счел, что следует оказать ему честь в Раджагрихе. Кроме того, Бимбисара владел железными рудниками, столь заинтересовавшими Дария.
Я послал гонца в Сузы с докладом о своем прибытии, затем приготовился к следующему этапу путешествия: переправе через Джамну и спуску по Гангу до Варанаси. Я боялся, что если Ганг выйдет из берегов, то нам придется ехать по суше или даже дождаться в Матхуре конца сезона дождей. Как оказалось, вышли из берегов и Ганг и Джамна, и нам пришлось ждать. Дождь хлестал безжалостно, я мрачнел, а Карака прямо-таки расцветал от дождя. Дождь несет жизнь этому народу.
