П. Правда.
К. Закон провозвестил еще, что получившим в удел руководительство и пастырям стад надлежит бодрствовать; а какая в этом деле с нашей стороны должна быть рачительность, он дает понять это, говоря в книге Левит: «скота твоего не своди с иною породою; поля твоего не засевай двумя родами [семян]» (Лев. 19, 19). Подлинно управляемый народ весьма прилично уподобить стадам коз и овец или винограднику. Поэтому божественному Петру было сказано: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня …паси агнцев Моих…паси овец Моих » (Ин. 21, 15 и 16). А о сынах Израилевых пророк Исайя сказал: «виноград Господа Саваофа дом Израилев есть, и человек Иудин новый сад возлюбленный» (Ис.5, 7). Итак, добродетель пастыря состоит в том, чтобы не допускать к овцам животного какого–нибудь другого рода, из опасения, чтобы не произошла у них случка с ним и чтобы они не родили чего–нибудь инородного, уклоняющегося от их естественной хорошей породы. Также и виноградарь, если он благоразумен и старается возделывать землю как можно лучше, никогда не допустит, чтобы посторонние семена прозябали под самыми виноградными лозами, из опасения, как бы не оказался недостаток во влаге для своего растения, вследствие того, что она потрачена на растение чуждое. Перейди теперь от этого образа к смыслу духовному: мы не согласимся, чтобы словесные овцы были нечестиво подвергнуты как бы сеянию чуждых учителей, сеянию, конечно, духовному, словесным наставлениям. Ибо весьма некрасив плод от несходного образа мыслей, и речи не единоверных для принявших их бывают причиною дурных зародышей. И так как мы составляем из себя виноградник — ряд виноградных лоз, то нам надлежит, так сказать, венчаться плодом однородным и избегать двойственного нрава. Ибо нет никакого естественного сходства между пшеницею и виноградными ягодами. Итак, поистине никто из нас не должен быть вместилищем для чуждых семян.
П. Хорошо говоришь.
К. Закон и иным способом показывает, что разнонравное не соединимо, не сходится между собою и удалено от взаимного общения: он поставляет образом этого весьма нелепое и чудовищное соитие разумного животного с неразумным, с разновидным и разнородным. Именно, в книге Исход он говорит: «Всякий скотоложник да будет предан смерти» (Исх. 22, 19); еще яснее в книге Левит: «Кто смесится со скотиною, того предать смерти, и скотину убейте. Если женщина пойдет к какой–нибудь скотине, чтобы совокупиться с нею, то убей женщину и скотину: да будут они преданы смерти» (Лев. 20, 15 и 16). Ибо сообщества и как бы духовные смешения и сближения с теми, с кем не следует и у кого ум ослабел до крайнего неразумия, навлекают смерть как самим растлевающим, так и добровольно подвергающимся растлению.
П. Закон говорит весьма правильно и справедливо.
К. Достойно удивления еще и вот что. Могло случиться, что некоторые подвергались совращению от правомыслия к превратному образу мыслей вследствие невыносимого насилия, может быть против воли, и поддались заблуждению как бы по необходимости, быть может не без слез. Поэтому закон признал справедливым и этого рода людей не оставлять в небрежении без помощи.
П. Какой это род, о котором ты говоришь?
К. Род, подавленный ярмом рабства и содержимый во власти купивших их.
П. Так каким же способом закон подал помощь и этим?
К. Он освобождает от уз и неволи, если случится вред для души, и ясно признает, что подвергающийся насилию может без всякого препятствия убежать, если хочет. В книге Исход он косвенно высказал это так: «Если кто раба своего ударит в глаз, или служанку свою в глаз, и повредит его, пусть отпустит их на волю за глаз; и если выбьет зуб рабу своему, или рабе своей, пусть отпустит их на волю за зуб» (Исх. 21, 26–27). Что касается до внешнего значения и прямого смысла этих слов, то закон ими поставляет препятствие дерзости, приводит в надлежащую меру гнев владельцев и не дозволяет ему доходить до таких поступков, от которых подвластные могли бы потерпеть утрату своего благосостояния. Он отнюдь не попускает, чтобы гнев стремился необузданно и чтобы действие его простиралось на самую природу, владыкою которой должен быть признаваем только Создатель. Ибо рабство и соединенное с ним страдание не есть естественный недостаток, но установлено из корыстолюбия. Поэтому во Христе Бог и Отец преобразует всю природу в первоначальное ее состояние: «кто во Христе, [тот] новая тварь» (2 Кор. 5, 17), и совершенно уничтожает позор рабства; потому что Павел пишет, что во Христе Иисусе несть «раба, свободного» (Кол. 3, 11). Но еще прежде этого закон, детоводительствуя к совершенству, устраняет необузданность власти и превышение надлежащей меры, налагая наказание на пренебрегающих законом — освобождение обижаемых. Но это относится к букве и тени, если кто желает помышлять и об этом. Если же цель закона будет объясняема духовно, то и другим способом ты, Палладий, дойдешь до содержащихся в нем умозрений. Этот свет, который в мире, мы воспринимаем телесными очами и дивимся ему; а свет Божественный и уметенный восходит в сердцах наших. Пища телесная размельчается зубами, и это необходимо для жизни; а в Божественных учениях твердое и трудноусвояемое, так сказать, раздробляется силою разума, как бы зубами, и питает душу. Поэтому премудрость, предлагая нам Божественную и духовную трапезу, говорит: «идите, ешьте хлеб мой» (Притч. 9, 5). Итак, если рабу приключится вред относительно чего–нибудь такового, когда, то есть, господин его безумствует и принуждает его ниспасть от истины догматов к нелепому заблуждению; то пусть, говорит, разрешатся узы и не будет признаваемо законным вынужденное иго; пусть будет отброшен страх пред властью, и порабощенный идет туда, где может пребывать невредимо. Ибо нет ничего лучше души; и чтобы спасти ее, пусть, говорит, освободится от рабства. Ты можешь видеть, что это слово истинно и что оно исполняется еще в наше время; потому что рабы не терпят господ, увлекающих их в заблуждение, доблестно отказываясь в этом отношении повиноваться тяготеющей над ними власти. Хотя они наклонили телесную выю под бремя рабства, но они сохраняют в себе ум чистым; они убеждены, что ясное и безошибочное учение об истинной вере стоит многого, или лучше сказать, всего, и это учение они делают своею духовною пищею, и что воспринимают слухом, то растирают умом, как бы зубами, и пережевывают значение Божественных мыслей.
П. Как ясно и правильно у нас это объяснение!
К. Закон и иным способом приучает нас ко взаимной любви, когда он убеждает почитать согласие с ближними и когда он гнушается видами несправедливости и наказывает их.
П. Как же это так?
К. Слушай. Он пишет еще: «Если чей–нибудь вол забодает до смерти вола у соседа его, пусть продадут живого вола и разделят пополам цену его; также и убитого пусть разделят пополам; а если известно было, что вол бодлив был и вчера и третьего дня, но хозяин его не стерег его, то должен он заплатить вола за вола, а убитый будет его» (Исх. 21, 35–36). Видишь ли, какая загадка и как слова закона посредством весьма ясного примера ведут нас к справедливости? Если говорит, случится, что чей–нибудь вол падет, будучи убит другим волом, то пусть владельцы их разделят между собою живого вола, пусть также обоим им достанется умерщвленный вол; то есть если кому–нибудь будет нанесено какого–либо рода насилие и обида от человека, не желавшего это сделать, то пусть, говорит, обиженный наслаждается добром оскорбившего и имеет общие с ним удовольствия; потому что это, я думаю, означает разделение живого вола. Пусть, говорит, и тот, кто не добровольно обидел, примет общение в несчастии пострадавшего; это, по моему мнению, выражено в том, что нужно разделить умершего вола. Итак, видишь ли, как закон, еще загадочно и прикровенно, убеждает к жизни во взаимной любви? Подлинно, не это ли значит «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими»? (Рим. 12, 15.)
П. Кажется.
К. Если же, говорит, обидевший хорошо знал, что ближний потерпит нечто тяжкое в том случае, если не будет прекращен оскорбительный образ действий, то пусть он сам потерпит такой же ущерб, как и пострадавший от него, и один перенесет его несчастие. Ибо это загадочно означается словами: «да отдаст вола за вола; мертвый же ему да будет». Дело не оканчивается тем, что обидевшие лишатся своего добра, но они подвергнутся тому несчастию и им приключится то страдание, которое случилось с ближним.
П. Как хорошо идет у нас речь!
К. И божественный Павел дал нам премудрый закон касательно любви друг к другу, говоря так: «Не о себе [только] каждый заботься, но каждый и о других» (Флп.2, 4). Ибо любовь «не ищет своих си» (1 Кор. 13, 5), но имеет в виду и других, и то, чтобы дела братий находились в хорошем положении. На это именно опять намекает нам древнее Писание следующим образом: «Если кто потравит поле, или виноградник, пустив скот свой травить чужое поле, пусть вознаградит лучшим из поля своего и лучшим из виноградника своего» (Исх. 22, 5). Ибо пускающий свой скот на лучшие поля доставляет себе пользу и ищет своего, только не теми способами, которые могли бы обрадовать соседа или сделать удовольствие ближнему, но такими, от которых происходит печаль и обида. Итак, надобно искать своей пользы, то есть своих си, не чрез похищение у других, но так, чтобы мы достигли своей цели, нисколько не погрешая и не нарушая благодушия соседа. Ясно, что это именно означает искать того, что касается и других. Иначе пусть, говорит, знает тот, кто захочет неосторожно оскорблять братьев и не предусмотрителен в отношении к ближнему, а имеет в виду только свою выгоду, — пусть знает, что он потерпит соответственный ущерб и что искание мнимой пользы причинит ему потерю того, что ему всего дороже. Это, я думаю, и есть то, что он отдаст «лучшие из поля своего и лучшие из виноградника своего». Значение предложенных слов применимо, как мне кажется, и к изобретателям ересей, ученики которых, нечистые и бессмысленные, наподобие бессловесных скотов, опустошают Господни нивы и виноградники, в осуждение и наказание изобретателей ересей; потому что их постигнет утрата самого лучшего, то есть погибель самой души. Ведь душа безмерно лучше и виноградника, и нивы, и всего, что только мы можем считать своим.
