Так что, выражаясь современным языком, теоретические курсы были освоены М. Н. Тухачевским заочно и экстерном, а «экзамены принимали» – А. В. Колчак и А. И. Деникин.
И не исключено, что летом 1918 года М. Н. Тухачевский, как писал Н. И. Корицкий, действительно думал о возможности поступления после войны в академию. Не мог же он тогда знать, что в 1921 году все равно там окажется, только не в качестве слушателя, а в качестве начальника.
В этой связи формулировки из приказа РВСР о переводе М. Н. Тухачевского в Генеральный штаб представляются не простой формальностью или реверансом в его сторону, а констатацией факта: «…М. Н. Тухачевский вступил в Красную Армию и… продолжал непрерывно расширять свои теоретические познания в военном деле. Приобретая с каждым днем новые теоретические познания в военном деле… (выделено нами. – Авт.)», – говорится в документе. См.: Попов А. С. Труд, талант, доблесть. М., 1972. С. 57.
На то же указывает и официальная служебная характеристика М. Н. Тухачевского, полученная в 1922 году, когда он был начальником Военной академии РККА: «Упорен в достижении цели. Текущую работу связывает с интенсивным самообразованием и углублением научной эрудиции» (выделено нами. – Примеч. авт.). См.: Минаков С. И. Сталин и заговор генералов. М.: Эксмо; Яуза. С. 106. Все это следует понимать буквально.
Затронув вопрос о служебных характеристиках М. Н. Тухачевского и, в более широком смысле, о мнениях и отзывах о нем современников, стоит отметить, что их сохранилось довольно много – начиная от совершенно восторженных и заканчивая резко негативными. Весьма многочисленную коллекцию таковых собрал, в частности, С. Т. Минаков. Однако обращает на себя внимание, что все нелицеприятные отзывы оставлены людьми, которые либо после войны оказались в эмиграции, то есть изначально принадлежали к другим политическим лагерям, либо теми, кто пользовался информацией, полученной из белоэмигрантских кругов. Не вдаваясь в подробности, поскольку это тема для отдельного исследования, стоит тем не менее отметить, что о самом М. Н. Тухачевском они, в сущности, мало что говорят, поскольку являются результатом неприятия его политического выбора. Белая эмиграция, в первую очередь военная, еще могла как-то объяснить для себя поведение тех своих бывших знакомых и сослуживцев, кто пошел на службу к красным по мобилизации или под давлением вынужденных обстоятельств. Принуждение, страх за жизнь свою и своих близких или необходимость заработать на кусок хлеба еще могли считаться чем-то вроде извинительного состояния. Но вот перешедшие к красным добровольно, без видимых внешних обстоятельств расценивались белоэмигрантами уже однозначно как предатели безо всяких полутонов. Верить в серьезность и искренность большевистского выбора военспецов, искать в данном случае хоть сколько-нибудь уважительные или извинительные объяснения белая эмиграция отказывалась точно так же, как не верила в прочность самой советской власти, ожидая ее падения в самое ближайшее время. К тому же нельзя забывать о том, что в условиях гражданской войны политические разногласия проявлялись и выражались отнюдь не в дискуссиях за чайным столом в гостиной в атмосфере приятной светской беседы. «Советская власть, на первых шагах своих формирований, держалась принципа добровольчества, офицеров служить насильно не заставляла; наоборот, скорее довольно подозрительно относилась к жалеющим служить незнакомым военным. В первые добровольческие формирования никто из сколько-нибудь приличных людей не шел» (Петров П. Борьба на Волге // 1918 год на Востоке России. М.: Центрполиграф. С. 12). То есть человек, перешедший к красным добровольно, – априори неприличный. Весьма недвусмысленно по этому поводу выразился один из биографов В. О. Каппеля А. А. Федорович, строивший свои характеристики на дихотомии: «Огромный военный талант Каппеля, одухотворенный страстной любовью к Родине, пропитанный высоким сознанием чести, честности, жертвенности и долга, столкнулся с тоже огромным военным талантом Тухачевского, отравленным талантом честолюбия, эгоизма и беспринципности. Жестоко защищается бывший поручик Императорской гвардии, продавший свою шпагу кремлевским хозяевам, падают под его огнем добровольцы Каппеля, но они заражены верой своего Вождя, его порывом, и оставшиеся идут вперед и вперед, и то там, то тут между их цепей мелькает фигура заколдованного от пуль Каппеля» (Федорович А. А. Генерал В. О. Каппель. Мельбурн, 1967. Цит. по: Каппель и каппелевцы. М.: Посев, 2007. С. 61). То есть если В. О. Каппель для белого мемуариста представлялся воплощением всех мыслимых добродетелей, то его противник по ту сторону линии фронта – априори негодяй, предатель, шкура продажная и законченный мерзавец, да еще и при наличии явно выраженных отягчающих обстоятельств, поскольку речь в данном случае не об очередном «жидокомиссаре», предателем оказался – свой. Поэтому к любым белоэмигрантским характеристикам и оценкам М. Н. Тухачевского следует подходить с известной долей осторожности, имея в виду, что хотя в их подоснове всегда лежало нечто реальное, но все они в той или иной степени заведомо предвзяты, причем эта предвзятость могла экстраполироваться мемуаристами и на воспоминания о событиях до 1917 года. В сущности, «упорство в достижении цели» из советских характеристик и белоэмигрантский «карьеризм» – это одно и то же, разница только в точке зрения. Разумеется, все сказанное относительно возможной пристрастности относится и к советским характеристикам как самого М. Н. Тухачевского, так и его работы, но на них свой отпечаток могла откладывать текущая политическая конъюнктура.
57 Цит. по: Иванов В. М. Маршал М. Н. Тухачевский. М.: Военное издательство, 1990. С. 137–138.
58 Тухачевский М. Н. Избранные произведения: В 2 т. М.: Воениздат, 1964. Рукопись хранится в РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 4. Л. 189–200.
59 Доклад командарма Тухачевского Заместителю Председателя Революционного Военного Совета Республики Склянскому. Декабрь 1919 г. // РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 4. Л. 181–184.
60 Там же. Л. 182.
61 Необходимо лишний раз подчеркнуть, что регулярные ссылки М. Н. Тухачевского на будущую мировую революцию ни в коем случае не дают оснований видеть в нем троцкиста, как это иногда пытаются делать некоторые современные вульгарные интерпретаторы. В начале 1920-х годов о будущей мировой революции и ее перспективах говорили все большевики. Причем, принимая во внимание всплеск левого движения в странах Европы, а также активизацию национально-освободительного движения в колониях, для советского энтузиазма по этому вопросу были определенные основания. Уместно в этой связи вспомнить рассуждения В. И. Ленина на II конгрессе Коминтерна 19 июля 1920 года о создании всемирной Советской республики и единой пролетарской армии на базе советской рабоче-крестьянской в России и с помощью «международных товарищей» (Правда. 1920. 24 июля. № 162 // ПСС. Т. 41. С. 215–235). В контексте ленинской идеи о будущей единой пролетарской армии М. Н. Тухачевский вполне логичен, поскольку если будет армия, то кто-то же должен ею управлять. Так что «Международный Красный Генеральный Штаб» есть продолжение и дальнейшее развитие ленинской идеи. Таким образом, сами по себе рассуждения о мировой революции в начале 1920-х годов говорят только о том, что говорящий – большевик, но не говорят о том, что говорящий – именно троцкист. К тому же и Л. Д. Троцкий в то время был председателем РВСР и наркомвоенмором, то есть «начальством», а не «архибандитом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
