– Да я, брат, не о том хотел сказать, – перебил его Симэнь. – Я-то думал, он после двадцатого прибудет. А тут, изволь, восемнадцатого принимай. А шестнадцатого как раз пятая седмица после кончины. Я уж и с настоятелем отцом У договорился, и серебро в монастырь отправил. Тоже не отложишь. Но не будешь же заздравный пир закатывать и тут же заупокойную службу стоять. Все враз навалилось. Не знаю, что и делать.
– Не волнуйся, брат! – успокаивал его Боцзюэ. – Сам прикинь. Невестка скончалась семнадцатого, так? Пятая седмица продлится, стало быть, до двадцать первого. Восемнадцатого прием устроишь, а панихиду по невестке отслужить и двадцатого будет не поздно.
– А ты ведь прав, – согласился Симэнь. – Тогда я сейчас же пошлю слугу к настоятелю и велю отложить панихиду.
– Я тебе, брат, вот что еще хочу посоветовать, – продолжал Боцзюэ. – Его преосвященство Хуан высочайшим эдиктом направляется в округ Тайань для возжигания благовоний на горе Тай и совершения большого семидневного моления звездам о плодородии. Пока его преосвященство остановились в монастыре, тебе, брат, следовало бы попросить настоятеля У пригласить его совершить панихиду. Прибытие священнослужителя столь высокого сана тоже, по-моему, поднимет твой престиж.
– Из приглашения его преосвященства, конечно, можно извлечь выгоду, – отвечал Симэнь, – но и без синклита из двадцати четырех монахов не обойтись. Только они отслужат панихиду и всенощную как полагается. Нельзя забывать, настоятель У прислал мне тогда подношения и жертвенные предметы, а во время выноса он же по моей просьбе освятил портрет. Его послушники сопровождали гроб. Так что я должен отблагодарить его за усердие – пригласить свершить заупокойную службу. А появление его преосвященства поставит отца настоятеля в неловкое положение.
– Пусть всю службу отправляет настоятель, – говорил Боцзюэ. – А потом попроси его пригласить его преосвященство только для совершения торжественной литургии и таинства. Тебе, конечно, придется немного потратиться, но чего не сделаешь ради моей дражайшей невестки!
Симэнь позвал Чэнь Цзинцзи и велел ему написать визитную карточку настоятелю У с просьбою пригласить Его преосвященство истинносущего Хуана в сопровождении двадцати четырех послушников и перенести панихиду на двадцатое. Для совершения предусмотренного обряда отпущения грехов покойной и препровождения души чрез огни и воды на небо, как значилось в послании, Симэнь распорядился прибавить пять лянов серебра и наказал Дайаню немедленно седлать коня.
Симэнь проводил Боцзюэ и направился в дальние покои.
– Жена приказчика Бэня подарки принесла, – сказала ему Юэнян. – Они дочь Чжанцзе замуж выдают.
– За кого же? – спросил Симэнь.
Жена Бэнь Дичуаня была в голубой кофте, белой шелковой юбке и темной атласной накидке, а ее дочь – в ярко-красной атласной кофте и желтой шелковой юбке. Ее прическу украшали цветы. Они отвесили Симэню четыре земных поклона.
– Да я и сама не знала за кого, – отвечала Юэнян. – Господину Ся, оказывается, приглянулась. Вчера состоялся уговор, а на двадцать четвертое свадьбу назначили. Он и дал всего тридцать лянов. А барышня вон как выровнялась! Вроде недавно видала, а теперь и не узнаешь. В пятнадцать лет ей все семнадцать дашь.
– Он мне как-то на пиру говорил, – вспомнил Симэнь. – Хочу, говорит, двух барышень взять, пению и музыке обучить. Не думал, что о твоей дочке речь шла.
Симэнь велел Юэнян угостить мать с дочерью чаем. Немного погодя к столу вышли Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь, Сунь Сюээ и дочь Симэня.
Симэнь и Юэнян поднесли невесте кофту с юбкой из тяжелого шелку и лян серебра, Ли Цзяоэр и остальные подарили ей кто головные украшения, кто платок, одни румяна, другие пудру.
Под вечер из монастыря воротился Дайань.
– Отец настоятель серебро принял, – докладывал он. – Обещал все исполнить как полагается. А его преосвященство Хуан только после двадцатого возвращаются в столицу. Так что девятнадцатого все прибудут сооружать алтарь.
На другой день Симэнь наказал поварам тщательно готовиться к приему. У главных ворот была сооружена переливавшаяся всеми цветами семиярусная пагода, обтянутая шелками, а перед залой – пятиярусная.
Семнадцатого цензор Сун прислал двоих чиновных лиц проверить, как идут приготовления.
Перед приемной залой красовался огромный экран с павлином, на полу лежали узорные ковры, на столах – роскошные скатерти, а на креслах – вышитые тюфяки. Большой стол для главнокомандующего Лу ломился от редчайших яств и деликатесов, разложенных с отменным вкусом в огромных блюдах и чашах. Было тут чем насладиться, да и поглядеть чего стоило. Рядом стояли столы поменьше – для военного губернатора и цензора. По обе стороны в ряд располагались столы для чинов инспекторских управлений, а далее – для остальных чиновников областных управлений. Под навесами по обе стороны были расставлены обыкновенные столы. После осмотра Симэнь угостил чиновников чаем, и они отбыли.
На другой день военный губернатор и цензор во главе с большой свитой чиновной и военной знати еще утром прибыли на пристань для торжественной встречи корабля с главнокомандующим Лу Хуаном. Высоко на ветру развевалось желтое знамя с надписью: «Его Величества посол». Впереди с благоговением несли императорские эдикты, за ними – местные указы. Далее в полном боевом облачении – латах и шлемах – шествовали начальники гарнизонов, военные коменданты, командующие ополчением и правители уголовных управ. Над ними реяли голубые знамена, сверкали парадные секиры и копья с кистями. Процессия растянулась на несколько ли. Главнокомандующий Лу, облаченный в ярко-красный халат из узорной парчи с драконами, восседал в роскошном теплом паланкине, который несли восемь человек. Верх паланкина был выделан из серебра, над ним опускался коричневый зонт. За паланкином следовала бесчисленная свита знатных лиц, гарцевавших верхами. Холеные кони громко ржали. Пышная процессия, напоминавшая дорогой пестрый ковер, двигалась под барабанный бой и духовую музыку по посыпанной желтым песком дороге. Не слышно было ни лая собак, ни пенья петухов. Исчезли куда-то и путники – сборщики хвороста и дровосеки.
Процессия миновала окружной центр Дунпин и вошла в Цинхэ. Уездные чиновники, тесня друг друга, опускались на колени у обочины дороги и так приветствовали высокое лицо. Вестовые громкими криками возвещали о приближении государева посла. Когда процессия поравнялась с домом Симэнь Цина, грянула музыка, потрясшая небеса. По обе стороны плотными рядами шли стражники в темных одеждах, заслонявшие собою знатных особ. Симэнь, в темном парадном платье и чиновничьей шапке, долго стоял у ворот с почтительно сложенными на груди руками. Стража, наконец, прошла.
Главнокомандующий Лу вышел из паланкина. За ним в приемную залу проследовал военный губернатор и цензор во главе целой свиты лиц чиновного звания разных рангов. В зале гостей опять встретили нежной музыкой – запели небесные свирели и волшебные цитры. Первыми представились главнокомандующему военный губернатор Шаньдуна Хоу Мэн и цензор Сун Цяонянь. Лу Хуан приветствовал их поклоном. За ними представились левый губернатор Шаньдуна Гун Гун и его левый помощник Хэ Цигао, правый губернатор Чэнь Сычжэнь и его правый помощник Цзи Кань, левый советник Фэн Тингу и правый советник Ван Боянь, судебный инспектор Чжао Нэ, экзаменационный инспектор Хань Вэньгуан, инспектор просвещения Чэнь Чжэнхуэй и военный инспектор Лэй Циюань. Лу Хуан приветствовал их едва заметным кивком головы. За ними представились правители восьми округов – Сюй Сун из Дунчана, Ху Шивэнь из Дунпина, Лин Юньи из Яньчжоу, Хань Банци из Сюйчжоу, Чжан Шуе из Цзинани, Ван Шици из Цинчжоу, Хуан Цзя из Дэнчжоу и Е Цянь из Цайчжоу. Лу Хуан приветствовал их всего лишь сложением рук. Когда же перед главнокомандующим предстали командующий пограничными войсками,[1104] военный комендант, командующий ополчением и прочие военные чины, он на них даже внимания не обратил. Чиновные мужи вышли после представления наружу. Потом Симэнь Цин и судебный надзиратель Ся с поклонами вынесли чай. Военный губернатор Хоу и цензор Сун поспешили им навстречу и собственноручно поднесли прибор главнокомандующему, чей головной убор украшали золотая булавка и кисти. Внизу заиграла музыка. Потом губернатор с цензором почтительно поднесли Лу Хуану нефритовую чару вина.
Высокий гость занял почетное место, военный губернатор с цензором разместились за столом пониже, остальные же титулованные гости и Симэнь расселись в соответствии со званием и рангом. Ведущий из труппы казенных актеров протянул перечень исполняемых номеров. Заиграла музыка, и перед гостями выступили певцы и танцоры. Оркестр отличался высокой сыгранностью, танцоры покоряли яркостью костюмов и четкостью движений. Во время пира был сыгран акт из пьесы «Пэй Цзиньский князь возвращает пояс».[1105] Когда актеры удалились, повара подали блюда из жареной оленины и свинины, изысканнейшие соусы и подливки, редчайшие супы, рис и деликатесы. Появились четыре певца и под аккомпанемент цитры и лютни приятными голосами запели из цикла нань-люй[1106] «Ветка цветов»:
