Лкетинг тем временем не глядя на Варгха, зачерпнул по самые края еды скорее для поросят, чем людей и поставил тяжелую миску на скрещенные ноги. Кровожадного монстра это видимо оскорбило, ведь его редко кто игнорировал и он гулко зарычал, подняв ведро мощной лапой. Далее мстительное чудовище сделало большой шаг мимо туземца, будто случайно ударив его двадцатилитровой посудиной по спине, отчего немного так называемой еды плеснуло масаи на голову с шеей. Туземец от подобной наглости посерел, но промолчал, стоически вытерпев выходку генетически-сконструированного чудовища, удовлетворенно заворчавшего и поставившего ведро рядом с осчастливленным его приходом японцем.
Изголодавшийся Такеши затрясся, как закрытый в подвале кот, съевший за неделю всего одну мышь с двумя гнилыми луковицами, и ходящими ходуном руками засунул миску в полную жратвы тару, не забыв опустить внутрь маленькие кисти. Прожорливый азиат руководствовался принципом «попозже слижу», и ежели, когда глубокая миска опускалась, его руки тряслись, как с перепоя, то обратно он их вытаскивал с хладнокровностью бильярдиста, участвующего в чемпионате мира.
Как азиат и желал, помятая тарелка оказалась наполнена с маленькой горочкой, и он аккуратно поставил ее на скрещенные коленки, зачерпнув горстью правой руки густую, отвратительно выглядящую жижу. Преобразившийся лицом японец напоминал дорвавшегося до опохмелки алкаша, жадно всосав содержимое ладошки, а наблюдающий за ним Дмитрий жутко хотел сделать так сам, но был терпелив до невозможности, правда сам не понимал, зачем терпит.
Почему не ел масаи — отдельный вопрос, но скорее всего мускулистым туземцем владела звериная ярость, наполнившая воина после поступка кровожадного Варгха, удалившегося к трясущимся при его приближении рабам, но при этом жадно опускающим миски в ведро. Лкетинг же недвижимо сидел, уставившись в воду ярко-голубым взором, и судя по всему, она была просто обязана закипеть.
Субтильный азиат чавкал так, что за ушами трещало, и двое сатиров приподнялись взглянуть, кто посмел составлять конкуренцию их земной родне, ладонь же Такеши мелькала с такой скоростью, что было невозможно уследить, видимо сказывались тренировки в детстве. Женщины напротив зачарованно за ним наблюдали, ведь каждая нормальная баба любит наблюдать, как ест изголодавшийся мужик, а уж этот похожий на подростка тип, спасший их от тарелок в голову, жрет так, что любо-дорого глядеть.
Димин живот вновь истошно взвыл, и парень вздохнул, решив его послушаться. Грязная ладонь опустилась в глубокую миску, и он ощутил ее содержимое, чем-то походящее на желе, которое мать готовила ему в детстве. Сжав пальцы горстью, он вытащил заполненную «вкуснямбой» ладонь и отправил ничем не пахнущую, мерзкую массу в рот, пожевал, однако вкус практически отсутствовал. Если только совсем чуть-чуть сладко, почти не ощутимо. Парень напряженно проглотил это, желудок удовлетворенно хрюкнул и тогда Дмитрий смелей взялся за дело, начав махать ладонью, как Такеши, правда, прилично отставая в скорости. С каждым глотком питательной массы, которая, как говорил Анатон, состояла из людей и иной белковой дряни, ему становилось легче и легче. Плевать, что человеческих рабов кормят человечиной, ведь можно представить, что ее совсем мало, но умереть от голода из-за нежелания есть — это смешно.
Никто не спорит, что вышестоящие морали требуют не пожирать себе подобных, однако Дима считал, что ради выживания можно позволить себе и не такое, тем более он не убивал, да и не смог бы убить человека ради еды. А переработанные люди, смешанные с адскими жуками, крысами, сдохшими чертями и еще кем-нибудь, уже не люди, а питательная масса. Обычное мертвое тело с отсутствием души или сознанием — кто что заслужил. Тем более с такими таблетками, как дали всем рабам, через некоторое время началось бы стремительное возрождение каннибализма внутри их тусовки, поэтому безвкусная белковая масса наилучший вариант питания. Мусульманский Коран гласит, что если правоверный умрет от голода, обладая возможностью съесть мясо грязного животного, то не попадет в Рай, ибо мог спастись, ведь в тяготах и лишениях позволено очень многое.
Парень жадно дохлебал безвкусное содержимое миски и, собрав пальцами остатки — облизал их, извиняющееся взглянув на Лизу, отчаянно ему завидующую. В животе стало хорошо-хорошо, а идущее из него тепло равномерно распределялось по телу, наполняя разум сытой сонливостью и Дмитрий, забыв обо всем, улегся на мягкий, прелый пол, до предела натянув цепь на шее масаи. Конечно, проскользнула мысль, что надо бы поделиться с молодой матерью, ущемив себя, а потом забрать порцию девушки, но он эгоистично отбросил ее, решив, что сие мелкое облегчение тяжелого креста Лизы ничего не даст.
Неподалеку развалились жирные, наверняка не собирающиеся вставать сатиры, недовольно рычал гигант-Варгх, сделавший следующую ходку до бочонка с едой, а за общим спокойствием в вонючем помещение следили бесстрастные черти, прекрасно отрабатывающие свои деньги или чем им там платят. Узники на второй и третьей цепях почти все завалились спать, но внутри белковой массы определенно отсутствовало снотворное, просто измотанные тела желали восстановиться, наконец-то получив питательные вещества. Тяжелый адский день с двумя солнцами, сгоревшим кожным покровом, огромной усталостью и множественными переживаниями делал свое дело и все засыпали.
Сыто отрыгнувшийся Лкетинг не обратил внимания на все еще голодных женщин, жадными глазами рассматривающих жрущих, как поросята мужчин, зато, будто только сейчас заметил, что завалившийся спать Дима натянул кольцо на его шее и недолго думая, блаженно рухнул рядом. Его движение повлекло натяжение цепи Такеши, но японец не повел глазом, ибо грустил над пустой тарелкой с уже склоненной головой, что-то шепча себе под нос, масаи же довольно улыбался.
— Лкетинг будет спать! Хороший день! Хорошо поел! Все хорошо! — воин-масаи чувствовал себя лучше кого бы то ни было, не думая о завтра, ибо жил жизнью воина, а не крестьянина, заботящегося о посевах, поэтому не считал нужным смотреть вперед.
Унылый же Такеши еще с минуту смотрел в глубокую, пустую миску, видимо горюя из-за отсутствия чудес, среди которых вся посуда бесконечна, а еда волшебная на вкус, однако долго это продолжаться не могло, поэтому он смиренно лег на спину, сложив руки на вздувшемся животе.
— Хорошо-то как… Не чувствовал себя так прекрасно с тех пор, как пошел в школу… — он блаженно вздохнул и закрыл узкие глаза, не обращая внимания на узников с пятым тавро, ненавидящих его с друзьями и немытых женщин, коим понесли еду, правда с другого конца от Лизы, но тупого «официанта» потому и звали Варгхом, что у него отсутствовала логика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
