когда они приблизились к стенам. — Там я смог договориться со стражниками, чтобы они нас пропустили, так что волноваться нам пока не о чем.
— Хорошо, что в этом богом забытом месте можно хоть с кем-то договориться. — прошептал себе под нос Феликс.
Вплотную приблизиться к крепостным стенам они не могли. Город опоясывал глубокий и зловонный ров, у которого нельзя было разглядеть дна. Но стоило лишь приглядеться, то сразу становилось понятно, что вовсе это не ров, а огромная каменистая расщелина, по грубым стенкам которой спускались маленькие ручейки. Феликс хотел было задать вопрос, а где местные жители берут воду, но потом заметил, что с горы спускаются несколько витиеватых источников, и вопросы эти отпали сами собой, а Феликс вновь устремил взгляд на стены города. Все они были измалеваны надписями и изображениями Придавленного, и время от времени Феликсу даже казалось, что он видит высовывающиеся из-под булыжников руки, хотя скорее всего это были лишь сухие ветки, которые за много лет проросли в стенах.
До ворот их небольшой отряд прошел без происшествий, хотя один раз их все же окликнули с верхушки стены дозорные, но Севрус быстро от них отделался, сказав, что ведет паломников. Всем, кто был в отряде, выдали мешковатые накидки, похожие на одежды бедняков, а все припасы накрыли толстой тканью, так что со стороны и впрямь казалось, что к городу идут паломники. Восточные ворота оказались довольно широкими, чтобы через них могли спокойно проехать несколько телег. Но сейчас вокруг них возвели железные, утыканные острыми кольями баррикады, и чтобы пропустить внутрь их компанию, стражникам пришлось отодвигать тяжелые конструкции. Как и сказал Севрус, никто из местных охранников не задал лишних вопросов, а сам сопровождающий что-то тайком передал командиру стражи, когда остальные солдаты были заняты тем, что ставили баррикады на место. Пока они это делали, Феликсу удалось лучше рассмотреть их внешний вид.
Стражники Алгобсиса, все, как один, были облачены в тяжелые серые кольчуги, поверх которых находились накидки с изображением распростертых рук, которые держат диск солнца — гербом Алгобсиса. Все это выглядело бы вполне безобидно, если бы поверх всего этого, с самого шлема и до пояса, не была бы проведена грубая красная линия, очень сильно напоминающая свежую кровь. Выглядело это так, будто кто-то пометил свой скот, чтобы потом отличить его от других животных.
После того, как Севрус закончил дела с командиром и вернулся обратно, в руках у него была большая серая хламида.
— На вот, накрой свою лошадь. — сказал он, передав тряпку Феликсу.
— Это еще зачем? — спросил тот, погладив шею Соли, которая тоже поняла намерения Севруса, и протестующе мотнула головой.
— Белый цвет тут под запретом. Он дозволен лишь понтифику и великим магистрам. — объяснил Севрус, судорожно озираясь по сторонам.
— Ладно, ладно, я понял. — отодвигая тряпье Севруса, сказал Феликс. — Только давайте уж лучше я своей накидкой накрою, а то этим уродством даже пол стыдно подтирать.
Быстро вытащив одно из более чистых одеял, Феликс укрыл им Соль, которая недовольно фыркнула под тканью.
— Хорошо, с этим делом разобрались, теперь куда? — спросил Феликс, когда все остальные тоже попрятали все белые вещи.
— Пойдем через свечной район, а затем по главной площади к северным воротам. — сказал Севрус. — А там уже по молитвенному мосту переберемся в Антэ Иллас. Выдадим вас за паломников, нужные разрешения, если что, у меня уже имеются. — с этими словами он достал из-за пазухи связку пергаментов. — Только вот…
— Что? — спросил Феликс, заметив, что Севрус вдруг примолк, нерешительно осмотревшись по сторонам.
Тот подался чуть вперед, и тихо прошептал:
— Сказали мне тут, что среди вас есть один особо проникшийся человек.
— Есть один такой, что уж скрывать. — кивнул Феликс, покосившись на Милу.
— Так вот, лучше будет ему глаза-то завязать, если, конечно, не хотите его тут насовсем оставить. Да и вам, кто тут впервой, тоже не помешало бы.
Феликсу два раза повторять было не нужно, и он тут же велел Милу завязать глаза. Тот немного повозмущался на свой лад («Как это так, господин Феликс, это получается, что и не увижу я ничего. Нехорошо все это, в смысле, скрывать все чудеса от нас. Для того нам и даны глаза, чтобы видеть ими добрые вещи.»), но потом согласился, когда увидел повязки. Те были сделаны из золотистых колосьев пшеницы, и в некоторых местах проглядывались. Феликс тут же вспомнил свой вещий сон про Арка, в котором были люди в точности таких же повязках. Сам же маленький никс пока что не стал закрывать глаза, решив сделать это, как только ужасающие картины станут действительно невыносимыми. Город, хоть и давил на него своим тяжелым духом, все же странно манил его чем-то непонятным, будто незнакомец, скрывающий свое лицо, и обещающий показать неведанные доселе чудеса. Да и Феликс был еще в сознании, и никакие великие ужасы ему пока не привиделись.
— Ты предупреди нас, когда будут уж совсем страшные вещи начинаться. — сказал провожатому Феликс. Все же любопытство взяло вверх, и ему хотелось увидеть чем-же так прославлен этот загадочный город.
Таким образом, небольшой вереницей, они вступили в кровоточащий город. Сначала их путь пролегал по безлюдным узким улочкам, где фургон Зено то и дело царапал потрескавшиеся стены домов своей железной обшивкой. Улицы здесь были ухоженные и прибранные, а дороги выложены серым кирпичом, и все же порой взгляд Феликса выхватывал странные, непривычные глазу вещи. Порой это были изящные фонтаны, наполненные поблескивающей ртутью; или торговые лавочки, в которых продавали гнилые фрукты. А еще ему встречались дома, из стен которых высовывались все те же человекоподобные деревья, или деревянные двери с такими же очертаниями. Звуки и запахи тоже вызывали неприятные мысли. Эхо доносило до их ушей таинственные шорохи, приглушенный плач и далекие крики, будто долетающие со дна глубокого колодца. Иногда к ним прибавлялись монотонные песнопения, и воздух тогда наполнялся приторно-сладким запахом ладана, который неприятно смешивался с и без того удушливой гарью от дыма.
Стены города давили на Феликса своей массой, и с каждым шагом ему казалось, будто те увеличиваются в размерах, удлинялись и двигались. Ему припомнилось то время, когда он отбывал свой срок в Белланиме, где голые каменные плиты так же уходили в темные небеса, и где надежда таяла, а потом вновь возрождалась, стоило ему увидеть проходившую где-нибудь вдали Сакраментальную Деву, или посетить главную площадь, где находился Призрачный собор Силестии с его успокаивающим звездным свечением. Но Алгобсис все же отличался от города-тюрьмы. Вспоминая Белланиму, Феликс понял,
