Севрус, вместе с остальными. Напасть во время вечерней мессы на нас в любом случае никто не решится, это уж, поверь мне, правда. Такие тут обычаи, что даже враги всего человечества могут не бояться расправы, если они попали на такие вот таинства.
— Раз так, то может быть попросить их довести нас до самых Храмов-Городов? — прошептал себе под нос Феликс.
Делать было нечего, и они, подхваченные общим потоком, плавно двигались по площади, направляясь к большому скоплению высоких зданий впереди. Со всех сторон раздавались однотонные молитвы, а где-то впереди красиво пел женский хор, наполняя и без того жуткие песнопения еще более горестными, мягко-певучими мотивами, больше походившими на лирический плачь. Двигались они медленно, но все же Феликс замечал, что с каждой минутой здания впереди становятся все ближе, приобретая все более отчетливые формы. Вскоре он понял, что это и была главная церковь города, стены которой держит на своей спине Придавленный. От этой мысли Феликсу стало очень тревожно, но оторвать глаз от этого сооружения он сразу не смог.
Поначалу, как только он увидел вдалеке это необычное здание, оно предстало перед ним как нечто бесформенное, задрапированное в плотную ткань. Но с каждым пройденным шагом его взору открывались все новые, скрытые детали. Ткани тут было действительно предостаточно, в основном алой и золотой, будто каменные стены церкви и впрямь облачили в богатые монашеские рясы. Но также тут была богатая лепнина, высокие шпили и черные купола. Глядя на нее, сразу можно было сказать, что это и есть главная святыня города. А подойдя еще ближе, Феликс увидел, что на стенах, статуях и выпирающих фресках, так же, как и на паланкине, горят тысячи алых свечей, и их расплавленный воск толстым слоем покрыл стены главного храма, придав им потекший и неясный вид. После того как Феликс разглядел свечи, церковь предстала перед ним как расплавленная свеча, которую забыли вовремя потушить. Сейчас, наверно, уже и нельзя было с точностью определить, какой был истинный цвет этого древнего сооружения, но, как полагал Феликс, изначально церковь была белая, с золотым орнаментом.
Добравшись до главного входа в церковь, процессия вдруг свернула в сторону, направившись вдоль высоких каменных стен, что опоясывали внутренний двор. Выглядели они намного древнее, чем само здание, хотя, дело тут было скорее в том, что они не были так сильно украшены, как церковь. Они были сделаны из холодного серого булыжника и на них были выбиты какие-то незнакомые слова, скорее всего молитвы. Время от времени на пути шествия встречались странные каменные бугорки, выпирающие из стен и накрытые белой тканью. Сначала Феликсу казалось, что это были статуи или все те же человекоподобные деревянные отростки, но потом он заметил, что один из бугорков двигается под тканью. А затем он увидел такое, от чего его бросило в дрожь, и сердце сжалось от отвращения и страха.
Подойдя к одному из таких бугорков, молодая послушница сняла с него ткань, под которой оказался живой человек! У него не было ни рук, ни ног, а голова была полностью лишена волос. Глаза его были зашиты золотыми нитями, и лишь рот непрерывно двигался, изрекая бесконечные молитвы. Не имея конечностей, этот уродливый человек находился в чаше, напоминающей встроенный в стену канделябр, и когда женщина приблизилась к нему, тот запрокинул голову и открыл рот. Тогда послушница начала поить его из кувшина, и Феликс увидел, как струйки чего-то белого капают на пол рядом с ними. По долетевшему до него приторному запаху стало ясно, что это было молоко с медом и травами, после чего Феликс заметил у других послушниц баночки с золотистым содержимым, над которыми летали мухи.
— Это прошлые понтифики церкви. — прошептал ему на ухо Эскер. — Как видишь, что-то не дает им отойти в мир иной, и они вмурованы в стены, чтобы бесконечно славить Придавленного и Всеблагое Чудо. Я слышал, что их конечности сжигают, а прах закапывают под стены.
— Ну и ужасы ты тут мне рассказываешь. — скривился Феликс. — Знал бы, то уже давно бы нацепил на глаза повязку. И чего это Севрус меня не предупредил, просил же его.
Но их провожатый был целиком занят молитвами, которые распевал во все горло вместе с другими оголтелыми фанатиками. Феликс даже испугался, что тот и вовсе забыл про них, и потому высказал свои подозрения Эскеру.
— Пока что мы идем правильным путем, поэтому можно не волноваться. — ответил тот. — Вечерняя месса двигается по главным улицам, а потом переходит через мост в Антэ Иллас и возвращается обратно.
— Там нам тоже ничего не будет угрожать? — спросил Феликс, посмотрев на Дэя.
— Про тот город я ничего сказать не могу, так как никогда в нем не был и не интересовался им. — ответил пастух. — Но на этот счет нам и дан провожатый, чтобы ответить на такие вопросы. Почему бы не спросить его?
— Да он, видать, совсем уже того. — Феликс повертел у головы пальцем. — Забыл, похоже, даже свое имя. Да и как тут не забыть, в этом сумасшедшем болоте? Мне и самому как-то не хорошо. Еще немного и сам начну подпевать. А где Милу? Милу!
— Да туточки он! — громко рыкнул откуда-то сбоку Хольф, перекричав даже толпу. — Сидит у старого Хольфа под боком, как миленький.
Феликс чуть успокоился, а потом все же решил надеть на глаза повязку из колосьев. Ему было достаточно и того, что он уже увидел, и открывать для себя новые ужасы этого города ему не хотелось.
С прикрытыми глазами стало немного спокойнее идти в этом сумасшедшем потоке, и даже сами молитвы стали тише. Феликс не боялся, что может потеряться в этой людской реке, так как был уверен, что за ним пристально следят остальные члены отряда, да и Соль была надежнее любого провожатого, и легко смогла бы вывести его из какой хочешь беды. Так Феликс ехал себе, и даже стал напевать какую-то веселую песенку себе под нос, которую когда-то услышал от Хольфа. Несколько раз сквозь повязку ему виделись страшные вещи, которые он оправдывал разыгравшимся воображением, так как не хотел в них верить. Среди таких «воображаемых» ужасов были измученные люди, которые разными способами наносили себе тяжелые увечья, и радостно приветствовавшие толпу окровавленными лицами. Потом они прошли рядом с улицей, от которой исходил такой невыносимый жар, будто в ее проулках разверзся вулкан. Даже в Белланийских литейных не было так душно, как в этом месте. Сквозь повязку Феликс увидел сотни небольших домиков, похожих на печки,
