Нора встречала горничную спокойной улыбкой. Гризель, измученная и бледная, шепотом рассказывала ей, как лорд Ривенхем бранил миссис Фэрфакс и Хутона, как уволил половину слуг и как Монтроз, словно трус, заперся у себя в комнате, хотя его руководство могло бы помочь оставшимся слугам.
Нора радовалась, что люди Ривенхема ни на кого не подняли руку, но, с другой стороны, она знала — он не станет тратить время и силы на тех, кто всего-навсего выполнял приказы. Кара постигнет хозяйку, которая эти приказы отдавала.
Ей следовало дрожать от страха, но она чувствовала лишь отупение. Тело странно ныло, как будто она свалилась откуда-то с высоты. Казалось, часть ее существа еще оставалась в том темном чулане и скорбела о новостях, которые сообщил ей Эдриан.
Она так долго и отчаянно ненавидела его за то, что он бросил ее, предоставив судьбе, которую сам на нее навлек. Выяснилось, что он не бросил ее. Он вернулся!
Сейчас это ничего не меняло, но все сложилось бы иначе, знай она о его приезде раньше. Иметь доказательства, что его любовь была истинной, что он не играл с ней, что ради нее рисковал не меньше, чем она — ради него...
Такая уверенность служила бы ей поддержкой долгими ночами, когда она жаждала только смерти.
Разум не знал, что делать с этим новым для нее знанием. Вся история ее жизни стала иной.
Нора сидела у окна в своей гостиной и смотрела, как убегают серые, хмурые дни. Когда на второй вечер ее заключения дверь открылась и вошли трое солдат, измученный разум подсказал ей самое мрачное предположение. Каждый из них был на голову выше ее. Они внесли кубки для вина и стулья с плетеными сиденьями. Нора приказала им удалиться, но они, словно не замечая ее, спокойно уселись, разлили вино по кубкам и стали болтать, как в таверне. Поняв, что они не уйдут, Нора скрылась у себя в спальне. И вот тогда они зашумели по-настоящему.
Лежа в постели, она прислушивалась к грохоту посуды, тяжелому топанью, намеренно громкому стуку в дверь. Сначала это ее пугало, но потом Нора поняла, что они не собираются проникать во внутренние покои. Она успокоилась и вскоре догадалась, что в качестве мести Ривенхем решил лишить ее сна.
— Просыпайтесь! — Голос вплетался в ее лихорадочный сон и обладал цветом — темно-синим, цветом ночного беззвездного неба, цветом отчаяния. — Не подавитесь!
Нора закашлялась и, пытаясь вдохнуть, распрямила спину. Ривенхем убрал от ее губ чашу, его покрасневшие глаза не отрывались от глаз Норы.
— Вы не будете спать, пока не ответите на мои вопросы.
Она вытерла рукавом воду с лица. Три часа назад, шесть, двенадцать часов назад она ответила бы ему проклятием. Пятнадцать часов назад, еще владея собой, она бы уже придержала язык и ответила лишь презрительным взглядом. Но сейчас Нора была уже не способна на что-нибудь столь энергичное. Усталость и голод сделали свое дело. Сердце билось неровно. Она заснула сидя, опираясь на изголовье, резной дуб больно вдавился в спину.
Эдриан поднялся со скамеечки у ее кровати.
— Соберитесь, — бесцветным тоном приказал он, прошел к умывальнику, взял кувшин и механическим движение налил в чашку воды. При этом лицо его оставалось спокойным и безмятежным, как будто он выполнял обыденную работу, а не руководил пыткой.
Нора потерла глаза. Да, это была пытка в буквальном смысле слова. Правда, Ривенхем и пальцем до нее не дотронулся. Он лишь непрерывно задавал вопросы, не давал ей пищи, хотя сам регулярно перекусывал, будил, как только Нора задремывала, то есть обращался с ней как с врагом. Невозможно представить, что всего двадцать часов назад, когда он разбудил ее, задремавшую, несмотря на шум в гостиной, она была рада его видеть! Он что-то сказал ей в самое ухо, и в полусне она на мгновение испытала столь сильное желание, что все ее тело напряглось в предвкушении счастья.
Но он больше не хотел вспоминать о прошлом, он хотел выяснить, зачем те люди нанесли ночной визит в Ходдерби.
Ривенхем поставил кувшин и несколько мгновений простоял, не двигаясь.
— Вы будете говорить? Будете говорить? Будете говорить? Будете говорить?
Если она еще раз услышит этот вопрос, то лишится рассудка.
— Нет, — прохрипела Нора.
Ривенхем отвернулся от стойки умывальника и долго молча смотрел на Нору. Его одежда подошла бы пуританину или кающемуся грешнику — черная, с единственным белым пятном у горла — шейным платком. Серебристые волосы схвачены кожаным ремешком и убраны от лица.
— Прискорбно это слышать, — холодно произнес он и с чашкой в руках направился к Норе.
Его плавное приближение разбудило в ней какой-то древний защитный инстинкт. Заставив себя распрямить ноги, Нора с усилием поднялась. Пол качнулся у нее под ногами. Тяжело дыша, она ухватилась за стойку полога.
— Сон исцелит вас, — заметил Ривенхем.
Господи, никогда в жизни Нора не чувствовала себя такой изможденной.
— Дьявол тебя побери!
Он замер на расстоянии вытянутой руки.
— Возможно, я и теперь у него на службе. — Он слегка улыбнулся. — Советую вам не рассчитывать на Бога, когда рядом я, леди Тоу.
Святотатство потрясло ее. В кого же он превратился? Что за чудовище перед нею? В глазах у нее поплыло.
Его руки вцепились ей в плечи.
— Сядьте!
Нора подчинилась. Постель приняла ее в свое пушистое лоно, усыпляющая, как давешний маковый отвар. Норе казалось, что она укачивает ее, как материнские руки. Ночью, при полной луне, в траве поют цикады, мягкий ветерок перебирает травинки, как струны лютни. Небо над головой кажется бархатом, а луна — зеркалом. «Посмотри вверх, — шептал Эдриан, — видишь, твоя красота отражается в небесах».
— Просыпайтесь!
Пальцы впиваются ей в плечи. Нору мутит. Волосы слиплись, как овечья шерсть. Она с трудом приоткрыла глаза и прошептала:
— Эдриан...
Щетина на его щеках была на тон темнее, чем волосы на голове. Когда он в первый раз вошел сюда, щетины еще не было. Или это дрожащий свет ламп, расставленных по всей комнате, так изменил его лицо? Сколько прошло времени с тех пор, как он разбудил ее в первый раз?
— Слушайте меня, — ледяным тоном заговорил он, — скоро я передам свои обязанности лорду Джону. Я приказал ему не причинять вам вреда, но вам придется положиться на его послушание.
Ее лицо было влажным. Почему? Нора стерла со щек капли. Ах да, он вылил на нее воду. Кое-что она уже стала забывать. Кружилась голова. Нора с трудом улавливала происходящее. Предметы танцевали перед глазами.
— Давайте, — прохрипела она, смутно почувствовав, что голос звучит неразборчиво. — Давайте, — попробовала она еще раз. Лучше пусть бьют, чем такое. Побои — дело простое. Чтобы их терпеть, не обязательно бодрствовать.
