— Спокойной ночи.
Невинно касается поцелуем горячей щеки, вспыхнувшей румянцем на ничего не обязывающую ласку. Смыв кровь, Андрей выходит в коридор, тихо притворив за собой дверь.
Вру я плохо, так же как и скрываю это. Спать клонит безумно, не помогает даже контрастный душ, но ложиться на неудобный диван совсем пропадает желание, как только меня озаряет, что тёплое одеяло имеется в единственном экземпляре. Проскальзываю в спальню, совершенно не улавливая размеренного посапывания. Аккуратно прислоняюсь к широкой спине, просунув руку так, чтобы обнять голый торс Андрея и влезть в нагретое его телом пространство под одеялом. Слышу, как сердце отбивает рваный ритм, путаясь в частотах ударов и прорываясь мелодией сквозь гладкую кожу, лишь изредка сдерживаясь рёбрами. Но явственно давая понять стуком под моей ладонью, что его владельцу, как и мне не спится.
— Если ты его простишь после всего этого, то будешь полной дурой, — после протяжного выдоха до самой последней капли углекислого газа из лёгких, шепчет Андрей.
И видимо не потому, что ночь, а потому что в этом шепоте сквозит надежда.
— А сейчас я что, дура наполовину? — язвительно фыркаю, прекрасно понимая что он прав, но до конца не осознавая, смогу ли избавиться от Вадима, если он вдруг и правда вернётся.
— Зачем ты с ним? — выдерживает паузу, но я молчу. — Ты же его не любишь, — пригвождая намертво такой теорией.
Разговор как через глухую стену: Андрей изъясняется в пустоту, я в его напряжённое плечо, сводящее с ума своей силой, запахом и солоноватым привкусом, который липнет к губам на каждом моем слове. А я воровато снимаю языком знакомую влагу, проклиная близость наших тел, а вернее реакцию моего.
— Всё сложно! — цежу сквозь зубы. — Тебе не понять.
Резко дёргается, выскальзывает из объятий и повернувшись ко мне лицом, подпирает голову согнутой в локте рукой.
— Конечно, я же только баб трахать умею и заметь всегда с контрацепцией, — смотрит испытывающим, острым взглядом из под насупленных бровей, словно стремясь пристыдить. — Потому-что беспокоюсь о здоровье своих партнерш, так же как и о своем. Подцепить что-нибудь зудящее себе на хер — это одно. А «подзалететь» подругу совсем другой расклад. Понимаешь? — спрашивает, переходя на хрип. — Вадим юзает тебя, а ты как слепыш тычешься каждый раз в одно и то же дерьмо, гордо называя его любовью.
— Из личного опыта такая проницательность? — перехватываю эстафетную палочку сарказма. — Это насколько сильно тебя надо было обидеть Крут, чтобы ты до сих пор не заимел серьёзных отношений?
— Дашь мне шанс?
Ближе прежнего придвигаясь, медленно заползает ладонями под футболку, попутно пересчитывая рёбра, нервно зажатые мышцами от непредвиденной вседозволенности. Закидывает ногу сверху и подтолкнув пяткой под попу, вжимает затихшее тело в свой мощный торс, поддавшись вперёд вставшим членом, демонстрируя размеры сквозь плотные пижамные штаны.
— На что шанс? — выдыхаю прямо в приоткрытые губы Андрея.
— На потрахаться, Ксюх! Я же животное с низменными инстинктам, чем больше женщин поимею, тем быстрее затянутся мои глубокие раны нанесённые по самолюбию.
— Не сегодня и не в ближайший месяц. Врач прописал сексуальный покой.
Если бы он рискнул ослабить хватку, с которой зажимает и запирает волю в капкан, то ощутил бы гнев на свои слова, гремящие раскатистым громом в ушах.
— Дура ты, Зановская.
— Ты повторяешься, прояви фантазию.
— Я посредственность, а ещё с твоей подачи ходячий член, вечно ныряющий в горячий цех. Дай шанс нам обоим построить то, к чему нас давно влечёт. И это я не про секс сейчас, — наконец-то отстраняется, перекатившись на спину и заложив руки за голову, пялится в потолок, на котором маячат тени и блики от уличного фонаря, рисуя что-то таинственно притягательное. — Неужели ты не замечаешь моих чувств?
Впервые не знаю, что ответить, давясь испугом и томлением, волной скатывающейся от заторможённого новостью мозга к пальчикам на ногах, а те сжимаются как от сильного оргазма. Что же он делает со мной? Зачем обычными словами заставляет трепетать и тело, и душу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Думай. Не буду торопить. Там на тумбочке приглашение на церемонию награждения печатных СМИ. Считай что это свидание. Секс у нас уже был, а свиданий нет.
Снова сгребает в охапку, чтобы уснуть в обнимку. А я отпускаю все мысли, утро вечера мудренее, тем более если ночь провести в нежных руках.
Глава 18
Я оторопело молчу, слушая сплетни местного разлива и не желая принимать в этом участия.
— Зановская, расскажи что происходит с нашим выпускающим? — Наденька шипит практически на ухо, перегнувшись через стол и перекинув чашку.
Увернуться не успеваю, зато прикусить язык выходит лучше, ясно же как белый день к чему она клонит и почему задаёт вопросы именно мне, а не кому-то другому.
— А что с ним происходит? — отчаянно тру, а вернее растираю кофейное пятно, которое довольно быстро въедается в ткань блузки. — Он с тобой не спит больше?! О-о-о, я тебе почти сочувствую. Знаешь, у Андрея часто так бывает, он меняет партнёрш, не бери на свой счёт.
Откинув салфетку, смотрю на Смирнову, которая давится злобой, но не смахивая с лица улыбки.
— Впечатляет твоё враньё. Ты же спишь с ним, — отрывисто констатирует безосновательный факт, привлекая всеобщее внимание своим визгом. — Не боишься, что и тебя по боку пустит?
Пытаюсь усмирить вулкан и не выдать истинных чувств. Болтовнёй заниматься хочется меньше всего. Да и кому доказывать, что ты не верблюд? Обиженной брошенке? Вряд ли она мне поверит. Я и сама с трудом нахожу отгадки в переменах поведения Андрея, который после признания в чувствах ведёт себя романтично и непринужденно, словно влюбленный мальчишка. А таким я видела его лишь однажды и то не долго.
Удержав на лице каменное выражение, невозмутимо выхожу из комнаты отдыха, бросая беглый взгляд на настенные часы. До конца обеда чуть больше получаса и успеть остыть, получив то в чем меня обвиняют, вполне выполнимая миссия, только бы застать Андрея на рабочем месте.
— Что стряслось? — деловито спрашивает Андрей, удивившись моему резкому появлению в кабинете.
— Я так больше не могу. Давай сделаем это!
С придыханием шепчу, принимаясь за стеклянные бусины продетые в петли и служащие вместо пуговиц. Откинувшись на спинку кресла Андрей с нескрываемым любопытством следит за мной, игриво вскидывая бровь.
— Что сделаем? — замерев на долю секунды, направляет в мою сторону изгрызенный край карандаша. — Застираем тебе блузку?
— Нет, переспим, — не зациклившись на сарказме, спускаю с плеч в край испорченную вещь, и та шёлковым каскадом соскальзывает к ногам. — Пусть Смирновская байка имеет почву под собой.
Поманив пальцем, принимаюсь к дальнейшему стриптизу, глядя в упор на статную фигуру расслаблено направляющуюся ко мне.
Андрей перехватывает дрожащие руки, воюющие с застёжкой бюстгальтера, безрезультатно, заставляя меня срываться на нецензурную брань. И та тонет в ласковом поцелуе, таком нежном, что я забываюсь, теряя контроль под натиском властных прикосновений, иногда переходящих в слабые покусывания.
— Успокойся, — отстранившись, лукаво заглядывает в глаза, пока пальцы вычерчивают по контуру белья незатейливые рисунки, подныривая под кружево и касаясь груди. — Я не буду этого делать, — придвинувшись вплотную, обдавая жаром своего тела, которое передается мне и льётся по сосудам вниз живота, разрастаясь там шаровой молнией, готовой сразить нас обоих. — Да здравствует воздержание!
— Ты не можешь так со мной поступить, — растерянно выдыхаю, ловя его выражение лица полное решимости не заходить дальше прелюдии.
Хмуро гипнотизирую Андрея, даже не прибегая к внутренним силам, чтобы успокоить дрожь, с которой тело отчаянно воюет, но вопреки всему проигрывает. Немеет, дико реагируя на ответное напряжение.
