— Когда выключили свет, я и Настя оставались на своих местах. Пострадавшая девушка сказала вслух, что свет, наверное, сейчас починят и включат. Потом я услышала глухой удар рядом, и она повалилась на меня. На вопросы она больше не отвечала. А что это за теплая и липкая жидкость, которая текла мне на руку и одежду, я даже и предположить боялась… — сказала Диана и медленно осела на пол, теряя сознание.
— Еще одной женщине плохо! — пронесся крик по зрительным рядам.
— Мама! Мамочка! — кинулась к Диане Настя.
У Яны закружилась голова, и она чуть сама не опрокинулась вниз головой в проход. Ее удержала сильная рука Карла.
— Ты в порядке? — с тревогой всматривался он ей в лицо темными, красивыми глазами.
— Да… помоги Диане…
Карл прыгнул вниз и, подняв с пола Диану, уложил ее рядом с пострадавшей женщиной. Так их и увезла «Скорая помощь», обеих. Дочка Дианы осталась с Яной.
Следователь Клементьев тупо смотрел на окровавленное кресло, где ранее сидела пострадавшая женщина.
— Кто из артистов отсутствовал на сцене, когда произошло это преступление? — спросил он.
— А почему вы думаете, что это сделал кто-то из артистов?! — возмутилась Люся. — Может быть, преступник затаился где-то в зале среди зрителей!
— Я просто задал вопрос, — устало повторил следователь, проклиная тот день, когда в этом театре в его смену произошло первое преступление и это дело повесили на него.
— Мы готовились к финальной сцене, поэтому на рампу вышли все артисты, занятые в спектакле, — пояснил Тихон Хрусталев.
— Все?
— Все! Но потом выключили свет во всем здании, и минут пять была кромешная темнота, — продолжил Тихон, приглаживая свою окладистую бороду, — если вас интересует вопрос нашего алиби, то любой артист мог за это время добраться до этой несчастной зрительницы и сделать свое черное дело.
— Спасибо тебе, Тихон, — отвесила ему низкий поклон Люся Цветкова, которую бережно поддерживал за талию Илья Ильич, как всегда присутствующий в театре, словно оберегая свою любимую от всех невзгод, — теперь мы всей труппой будем проходить как банда убийц и головорезов.
— А что скрывать? — пробасил Тихон. — В театре завелся маньяк, и ясное дело, что он работник театра!
— Это кому же ясно?! — ехидно спросила артистка в костюме бабочки, у которой крылья понуро повисли из-за прогиба проволоки.
— Чтобы свободно шататься по подсобному помещению, знать, где выключается электричество, в темноте найти дорогу к предполагаемой жертве и успеть вернуться на сцену обратно, для этого надо быть своим, — довольно разъяснил Тихон Хрусталев под злые взгляды, которые на него бросали коллеги.
— Эта девушка была вся в крови, — робко подала голос Яна, прижимаясь к Карлу, который не смог надеть свой свитер, весь пропитанный кровью жертвы. А так как на улице было прохладно, оставаться с голым торсом он тоже не мог. Ему дали рубашку-косоворотку с вышитым узором, которая нещадно трещала у него на плечах. Выглядел он в ней комично: рубашка от русского фольклорного костюма и фирменные джинсы с ботинками — такой своеобразный вариант русского богатыря на современный лад.
— Этой девушке размозжили голову каким-то тупым тяжелым предметом, — пояснил следователь, — удар был нанесен со страшной силой. Как она не умерла на месте — просто чудо! Я недавно звонил в больницу. Сейчас нейрохирурги борются за ее жизнь.
— А ребенок? С ней был ребенок? — посыпались вопросы.
— Девочку отвезли к ее бабушке.
— Убийца не мог уйти незамеченным, — сказала Яна. — Нанести такую рану! У убийцы на руках или на одежде обязательно должны были остаться пятна крови.
Следователь внимательно посмотрел на Яну.
— Сейчас мы это и проверим, распоряжение никого не выпускать из театра я уже дал.
После осмотра всех зрителей и артистов следов крови не обнаружили ни у кого. Не в счет шла Диана, которая сидела рядом с пострадавшей, и Карл, оказавший девушке первую помощь. Гардеробщицы в раздевалке театра клялись, что не видели, чтобы хоть один человек проходил мимо них на улицу. Пока следователь снимал у всех присутствующих показания, к Яне подошел Арнольд Иванович. Яна впервые видела этого человека без его идиотской улыбки. Он был бледен и встревожен и все время приглаживал свои темные волнистые волосы.
— Черт меня дернул открыть свой ресторан в этом театре. Здесь что, теперь будут убивать посетителей? Если это будет продолжаться и дальше, то ко мне никто не придет.
— Значит, артистов убивать можно? — предположила Яна. — Это, наверное, даже привлечет клиентов в ресторан. Еще бы, это так интересно! Присутствовать в театре, где убивают артистов! Это щекочет им нервы, не так ли, Арнольд?
— Я не это имел в виду. Не думай, что я испытываю удовольствие от известия, что вновь убили невинного человека. У меня проблем выше крыши. Заведение небольшое, официанток у меня всего две, работают через день, и одна из них пропала.
— Как пропала? — отвлеклась от своих мыслей Яна.
— Очень просто, ушла поздно вечером с работы, никому ничего не сказала, и вот уже какой день она не выходит на работу. Сменщице она тоже ничего не сообщала. Оставшаяся официантка уже замучилась работать каждый день. Она устроила мне истерику, чтобы я нашел ей замену. Я звонил все эти дни Ирине, но трубку не брали, я приезжал к ней домой, и тоже никто не открывал мне дверь.
— И вы не заявили в милицию, что у вас пропала официантка?
— С чего бы мне это сразу надо было делать? Ирина работала у меня совсем недавно и, кстати, с посетителями ресторана вела себя очень фривольно. Может быть, она познакомилась с каким-нибудь бизнесменом, и они вместе укатили отдыхать? — предположил Арнольд.
— Никого не предупредив? Она же понимала, что так можно и с работы вылететь за прогул?
— Любовь захлестнула с головой! А если впереди у Ирины замаячила перспектива безбедного существования и зазвучал в ушах марш Мендельсона, то о каком страхе потерять работу у меня в ресторанчике может идти речь?!
— Мне это все равно не нравится… — упрямо повторила Яна.
— Мне это тоже не нравится! — горячо согласился с ней Арнольд.
— Все, что происходит в театре в последнее время, меня настораживает, — задумалась Яна.
— Еще бы! После двух убийств… и одного покушения на убийство… — снова согласился директор ресторана.
— А вдруг исчезновение вашей Ирины как-то связано с преступлениями в театре? — предположила Яна. — Когда исчезла официантка?
— Я уже думал об этом и не нашел никакой связи. Ирина исчезла после убийства Василия Полосова, но еще до убийства Аллы Демидовны.
— То есть она пропала не в день какого-то преступления? — уточнила Яна.
— Говорю тебе, я уже думал об этом… — наморщил лоб Арнольд Иванович, оттягивая от шеи ворот дорогой водолазки, словно ему не хватало воздуха, и добавил: — Даже если предположить, что Ирина причастна к убийству Василия, так как она исчезла сразу после его убийства, то уже никак не могла убить Аллу Демидовну, потому что следствие связало эти преступления в одно общее дело. Значит, можно сделать вывод, что моя официантка здесь ни при чем.
— Возможно, Ира и не причастна к самим преступлениям, но она пропала, никого не поставив в известность о своих планах, и вы обязаны заявить об этом следователю, — строго проговорила Яна, глядя на поникшую фигуру бизнесмена.
— Я и иду к товарищу Клементьеву заявить о пропаже человека, — вздохнул он.
— Слушай, Арнольд, а ты не скажешь мне домашний адрес Ирины?
— Зачем тебе, Яна?
— Ну, я бы там разузнала что-нибудь…
— Что? Дверь-то заперта, а ключи от своей квартиры Ирина мне не оставила. Понимаешь, мы еще не успели познакомиться поближе, хотя я был бы не против…
— Хватит острить, меня не интересуют твои сексуальные навязчивые состояния! Запертая дверь — не проблема для меня! — тряхнула длинным хвостом из светлых волос Яна.
— Смотрю я на тебя, Цветкова, и думаю, за что такой милой, талантливой женщине, как Люся Цветкова, досталась такая ненормальная дочь, как ты? — поинтересовался у собеседницы Арнольд. — А ты еще говоришь, что я на нее должен быть обижен… Ее и так наказали, послав такую сумасшедшую доченьку.
— Вдруг Ирина лежит там мертвая и разлагается? — продолжала рассуждать Яна, не обращая никакого внимания на выпады Арнольда.
— Может быть, оставим право первого входа в ее квартиру милиционерам? — Арнольд нервно щелкнул золотым браслетом от часов на смуглом запястье.
— Нет, Арни, — ласково потрепала его по щеке Яна, — этот грех я возьму себе на душу. Ты можешь рассказать следователю о том, что сообщил мне адрес, и тогда твоя совесть успокоится.
— Успокоится ли она вообще когда-нибудь? — вздохнул директор ресторана.