Таким образом, на Черноморском флоте к середине июня 1942 г. имелся всего один эсминец, способный «вступить в охранение крейсера», остальным было впору искать поддержки у этого самого крейсера. Столь же условно, как ПВО, советские эсминцы могли выполнять задачи ПЛО, так как не имели гидролокационных станций.
Проанализировав противовоздушные возможности черноморских кораблей, можно прийти к выводу, что теоретически защитить транспорта в море могли только крейсеры и эсминцы. Все остальные, включая и базовые тральщики, вооруженные 100-мм орудием с максимальным углом возвышения 45°, в лучшем случае могли отвлечь на себя часть атакующих самолетов. Добавим сюда, что никакого приборного обеспечения стрельбы по пикирующим целям у нас не было. Фактически реальные шансы сбить пикировщик до сброса им бомб имели только зенитные автоматы 70-К, оснащенные так называемым автоматическим прицелом. Но подобные зенитные орудия на флоте в 1941–1942 гг. являлись остродефицитными.
Охранение судов сторожевыми или торпедными катерами в смысле ПВО — это вообще самообман. Наиболее распространенная 45-мм полуавтоматическая пушка обеспечивала «параметр цели» всего в несколько сотен метров. Этим отчасти и объясняется, почему катера эскорта буквально прижимались к охраняемым судам, оставляя за потенциальным подводным противником наиболее выгодные дистанции торпедного залпа: таким образом они старались оказаться на пути самолетов, атакующих транспорта, и применить по ним свое оружие.
Хотя на войне бывало всякое. Например, 29 августа 1941 г. шедший в балласте из Керчи в Новороссийск сухогруз «Каменец-Подольск» атаковали два германских торпедоносца и потопили его. Однако одного из них сбил находившийся в охранении транспорта сторожевой катер СКА-033, а второй торпедоносец упал в воду, зацепившись за мачту уже тонущего судна. Похоже, это был единственный случай потерь среди германских торпедоносцев при действии их на наших черноморских коммуникациях. Причем, по некоторым данным, эти два погибших германских экипажа вообще были единственными на тот момент подготовленными для применения торпед. Следующий случай атак торпедоносцев зафиксирован лишь через два месяца.
Подводя итог всему сказанному выше, можно сделать вывод, что корабли Черноморского флота обеспечить надежную ПВО транспортов в море не могли. Подчеркнем — именно надежную, то есть когда из десяти воздушных ударов только в двух мы бы несли потери. А если учитывать, что в начале июня каждый конвой подвергался в среднем одному-двум ударам при движении в одну строну, то получалось, что при «надежной ПВО» за пять рейсов в Севастополь и обратно мы теоретически теряли бы не менее двух судов. Теперь посмотрим, насколько это было приемлемо.
По состоянию на середину марта 1942 г. транспортный флот на Черном море располагал двадцатью эксплуатируемыми сухогрузами и пятью танкерами. Еще тринадцать транспортов и четыре танкера находились в ремонте или отстое. До этого с начала года в Феодосийско-Керченской операции потеряно семь судов и три на коммуникациях. К 1 июля из действующих осталось в строю четырнадцать транспортов и три танкера.
Можно производить различной сложности расчеты, в том числе учесть суда вспомогательного флота ЧФ, но очевидно, что до конца года на Черном море просто не осталось бы транспортных судов. Повторимся — при «надежной ПВО», а этого корабли флота чисто технически обеспечить не могли.
Теперь посмотрим, как обстояли дела с истребительной авиацией. Что касается авиации СОР, то 20 мая 1942 г. ее переформировали в 3-ю особую авиационную группу ВВС под командованием полковника Г.Г. Дзюба. От Черноморского флота в нее входили бомбардировочные группы 5-го гвардейского и 40-го авиаполков, эскадрилья 116-го разведывательного авиаполка, а также 6-й гвардейский истребительный, 18-й и 23-й штурмовые авиаполки. Кроме этого в составе 3-й группы ВВС имелись самолеты 5-й воздушной армии. В частности, с 29 мая 1942 г. над Севастополем воевали истребители 247-го авиаполка, а 9 июня — 45-го.
Количество самолетов СОР постоянно менялось, на замену потерянным с Кавказа периодически поступали новые. Например, 8 июня в Севастополь перелетели десять Як-1, шесть И-16 и один Ил-2. Но здесь исследователи часто упускают из виду то, что нужно считать не самолеты вообще, а исправные машины.
Поддержание техники в исправном состоянии в условиях СОР, опять же, во многом зависело от связи с Большой землей, авиатехники испытывали постоянный голод в запасных частях. Но если большинство из них можно было доставить по воздуху, то авиамоторы только морем. Последний раз более-менее массово двигатели завез 16 июня «Белосток» (2 т). Потом три мотора пытался доставить в Севастополь учебный крейсер «Коминтерн», но, подойдя в 15 часов 20 июня ко входному фарватеру, вернулся назад: войти в бухту в это время суток было невозможно, как, впрочем, и ожидать ночи у крымских берегов. Правда, эти три мотора все же в СОР попали: их доставил 23 июня эсминец «Бдительный».
Трудности с ремонтом самолетов хорошо видны из фактического состава авиагруппы.
Изменение состава 3-й особой авиационной группы ВВС
Примечание: в числителе указано общее количество самолетов, а в знаменателе — исправных.
Что касается противника, то по состоянию на 1 июня 1942 г. VIII авиакорпус имел в своем составе пять бомбардировочных авиагрупп на Ju-88:I, II/KG 51; I, III/KG 76; III/LG 1, а также группу I/KG 100 на Не-111 и эскадру StG 77 на Ju-87. Также имелось три группы истребителей: II, III/JG 77; III/JG 3 и две разведывательные эскадрильи: 3(H)/11, 3(H)/13. Специально для действий на морском направлении предназначалось авиакомандование «Юг» в составе двух групп: II/KG 26 (торпедоносная[42]) и I/JG 77 (истребительная), а также дальнеразведывательная эскадрилья 4(F)/122 на Ju-88. Для действий по морским целям при необходимости могли привлекаться самолеты VIII авиакорпуса. Всего группировка германской авиации в Крыму насчитывала около 600 самолетов, в том числе небоевых.
В период подготовки к штурму авиация противника, по данным германских отчетов, совершила: 2 июня — 723, 3 июня — 643, 4 июня — 585, 5 июня — 555, 6 июня — 563 самолето-вылета; сброшено 2264 т бомб, 23 800 зажигательных бомб. Каждый исправный бомбардировщик производил по три-четыре вылета в день. Далее активность авиации противника еще более возрастает: 8 июня — 1075 самолето-вылетов бомбардировщиков и 125 истребителей; 11 июня — 870 и 120 соответственно; 12 июня — 650 бомбардировщиков и неизвестное — истребителей; 14 июня — 800 бомбардировщиков и истребителей; 16 июня — 752 только бомбардировщика; 18 июня — 600 бомбардировщиков и истребителей;
22 июня — 900 бомбардировщиков и истребителей. Всего за время штурма, начиная с 1 июня, — 23 751 самолето-вылетов, сброшено 20 528,9 т бомб, сбито 52 советских самолета в воздухе и 18 уничтожено на земле[43], потоплено три эсминца, подлодка, тральщик, четыре сторожевых катера, порядка двадцати малотоннажных судов, три транспорта (10 420 т). Боевые потери авиации противника за время третьего штурма Севастополя, по германским данным, составили 31 самолет.
По мере продвижения войск противника, условия базирования авиации СОР становились все хуже. К середине июня фактически из трех аэродромов остался лишь один, расположенный на мысе Херсонес. Но и там уничтожение самолетов становилось вопросом времени. Действительно, за июнь месяц в воздушных боях мы потеряли 52 самолета, еще три сбила зенитная артиллерия, 16 пропали без вести и 30 уничтожено на аэродромах. Только за 28 июня на Херсонесском аэродроме разорвалось 14 авиабомб и 356 снарядов.
Наконец 30 июня первая группа исправных самолетов — шесть Як-1, семь Ил-2, один И-16, один И-15, два И-153 и один ЛаГГ-3 — перелетели из Севастополя в Анапу. На другой день вылетели на Кавказ еще четыре Як-1, три И-16, один И-153, один И-15 и четыре У-2. Из них один Як-1 произвел вынужденную посадку на воду вблизи Туапсе, а три У-2 пропали без вести. Последними, уже на рассвете 2 июля, с Херсонеса на «яках» вылетели командующий ВВС ЧФ генерал-майор авиации В.В. Ермаченков, начальник летной инспекции подполковник Н.А. Наумов и командир эскадрильи капитан К. Денисов. Четвертым оказался младший лейтенант из 45-го полка ВВС Красной Армии. В последнюю ночь он со своим механиком смог починить одну уже брошенную машину и на рассвете, втиснув механика за кресло, взлететь с аэродрома. Куда лететь, летчик не знал, но тут увидел поднявшуюся в воздух машину Наумова и, «вцепившись» в него, добрался до Анапы.
Это еще раз подтверждает, что армейские летчики воевали в небе Севастополя до конца. Как и то, что армейцы направляли в осажденную крепость молодых малоопытных летчиков. Что касается командующего ВВС флота генерал-майора авиации В.В. Ермаченкова — то он уж точно мог бы не рисковать, улетая последним с перепаханного поля Херсонеса, да еще на истребителе, на котором ранее не летал, а спокойно эвакуироваться ранее на транспортном самолете. Уж его-то точно посадили в любой из них. Но, видимо, такой был он командир…
