– Что ты сделаешь?
– Мне просто придется убить тебя, – засмеялся он.
– Ничего себе шуточки, – надулась Мередит.
– Да, я становлюсь кровожаден. Никак не могу насытиться. Если ты еще не будешь спать, когда я вернусь, мы продолжим.
Мередит наигранно зевнула.
– Думаю, что буду. Наверное, надо поспать.
– Ну смотри. Спокойной ночи, любимая. – Он наклонился еще раз поцеловал ее и вышел из комнаты.
Удостоверившись, что он вошел в душевую и вода зашумела, Мередит тихо встала, накинула халатик и сложила самые необходимые вещи – документы, кредитку, щетку для волос и еще кое-какие мелочи – в свою дорожную сумку.
Потом выключила свет и вернулась в постель.
Она дождалась, пока Эдмунд уснет. Для верности прождала еще час.
Потом встала, оделась, стараясь двигаться как можно тише. Одеваться на ощупь было непривычно, она два раза проверила, все ли пуговицы застегнуты на кардигане и хорошо ли сидят джинсы.
Держа в руках ботинки и сумку, она бесшумно повернула ручку двери, спустилась по лестнице, так же бесшумно открыла дверь в прихожей. Вовремя опомнившись, надела ботинки, действуя все так же, на ощупь. Вышла на улицу.
Тихо щелкнул замок.
Потом скрипнула калитка – и все смолкло.
Бросив прощальный взгляд на дом, где провела столько счастливых минут, она неторопливо пошла по почти безлюдной улице. Пройдя почти половину квартала, она наконец поймала такси.
– В аэропорт, пожалуйста.
Денег у нее оставалось только на билет.
Сидя в самолете и глядя в иллюминатор, Мередит не видела ничего перед собой. Взгляд проходил сквозь стекло и упирался в лицо Эдмунда. Только его лицо было у нее перед глазами.
Не такое, каким оно было, когда он желал ей спокойной ночи, улыбался и целовал ее.
Не такое, каким оно было в ресторане в тот вечер, когда он предложил ей стать его женой.
Но такое, каким оно станет, когда Эдмунд поутру проснется и обнаружит ее отсутствие.
И записку.
Клочок бумаги, наспех вырванный из записной книжки с серебряным обрезом. Перьевая ручка «Паркер». Да, и такие мелочи она возила с собой.
Два слова, всего два слова.
«Прости. Забудь».
Она писала записку наспех, торопясь, чтобы Эдмунд не вышел и не застал ее за сборами. Она пыталась подбирать слова, потом поняла, что все равно ничего не сможет объяснить на этом клочке бумаги.
Клочке бумаги, который, наверное, один стоит дороже, чем все его кисти.
Словами она ничего не объяснит, он может все превратно понять и, что еще хуже, начать ее ненавидеть. Если не получается рассказать обо всем, объяснить, глядя в его глаза, поговорить о том, что она чувствует и почему так поступает… Наверное, лучше и не пытаться хоть как-то исправить ситуацию с помощью этой записки.
Да и что тут можно исправить? Она сбежала тайком ночью, не попрощавшись, крадучись по дому в какой-то воровской манере.
Главное, чтобы они не начали пересчитывать серебряные ложки.
Мередит оторвала взгляд от иллюминатора, прижала ладони к лицу и беззвучно заплакала. Горячие слезы стекали сквозь пальцы, капли падали ей на колени.
Анни… Главное, чтобы все это не отразилось на Анни, она ведь уже не молода, для нее это может стать ударом.
Я не заслуживаю того, чтобы эти замечательные люди так относились ко мне, в отчаянии думала Мередит. Я недостойна их отношения, я недостойна того, что предлагал мне Эдмунд. Он сможет быть гораздо более счастливым с кем-то другим. Я не заслуживаю, чтобы из-за меня он ставил крест на своем таланте. Оплачивать мои драгоценности, прихоти, капризы, наряды…
Есть тот, кому эта роль подходит гораздо больше.
Вот пусть он ею и займется!
А с пражско-варшавской историей покончено. Раз и навсегда.
Это будет ей хорошим уроком, горьким, как хинное лекарство, зато каким действенным!
Если ты вещь, не пытайся жить с людьми, которые не продаются, которые любят и чувствуют не за деньги, не по обязанности и так щедро делятся этой любовью с тобой, словно и правда видят в тебе чудо.
Мередит всхлипнула, потом еще и еще раз. Но постепенно она начала успокаиваться.
Полезла в сумку за упаковкой бумажных платков. Рука наткнулась на приятную прохладу дерева.
Мередит вытащила из сумки небольшую деревянную палитру.
Эдмунд и Анни могут не пересчитывать серебряные ложки. Мередит усмехнулась, иронизируя сама над собой. Она взяла на память эту небольшую палитру. Она помнила, с какой любовью, как бережно этой палитры касались пальцы Эдмунда.
Пластиковые палитры не очень понравились Мередит. А это дерево было живым, теплым, оно сочетало в себе золотистый, ласкающий взгляд цвет и прохладу в прикосновении.
Совсем как Эдмунд: спокойствие и страсть, пыл и уверенность.
Она взяла с собой палитру, а кольцо оставила на тумбочке возле кровати.
Лучше всего ему продать это кольцо. Для своей будущей невесты он наверняка сможет подобрать что-то более подходящее.
Впрочем, решать это только Эдмунду. Отныне их жизни никак не связаны.
Он не сможет ее найти, даже если станет искать.
Станет ли?
Они даже не обменивались мобильными телефонами. Смешно сказать, у Мередит не было его номера, а он никогда не спрашивал номер у нее.
Тогда, в Праге, каждый вечер они договаривались о новой встрече и он ждал ее у пансиона. Потом он повез ее в Варшаву, и с этой минуты они уже не расставались.
Одна из главных примет времени – связь по мобильным телефонам – была для них недоступна.
Какое-то чудо, наверное, уберегло их от того, чтобы они обменялись номерами.
Он не станет ее искать, а она никогда больше не появится ни в Праге, ни в Польше. Ведь он не сможет простить ее.
7
В аэропорту Сиднея Мередит еле удержалась от того, чтобы не приобрести обратного билета и не вернуться в Варшаву. Умолять Эдмунда простить ее. Даже не принять обратно – хотя бы простить.
Не думать о ней хуже, чем она есть.
Ведь этого она тоже не заслуживает.
Мередит думала, что он воспринимает их отношения так же, как и она сама. Легкий, ни к чему не обязывающий роман двух свободных (ну хорошо, относительно свободных) людей.
Просто приятное общество, просто удовольствие от проведенного вместе времени. А потом к этому прибавилась и радость ночей.
Пусть лишь на время, но Эдмунд подарил ей ощущение того, чего она так давно была лишена – тепла отношений, бесценности мелочей, надежности связи. Потребности дарить и отдавать, при этом ничего не требуя взамен и радуясь полученному.
Но, в конце концов, кого она обманывает сейчас?
Пора уже взглянуть правде в глаза, она одна, рядом с ней никого и никто не сделает это за нее. Никто не избавит от неприятной, но неизбежной необходимости, от признания самой себе… В том, что она тоже влюбилась в этого молодого, тонко чувствующего, в ранимого, но сильного и терпеливого, в талантливого и привлекательного польского художника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
