о чем рассказал другой прихожанин, князь Л. Чавчавадзе: «Гр. Граббе, которому удалось отыскать особняк, где и ныне помещается храм, работал не покладая рук. Вставал он нередко в 6 часов утра, и сам, уже далеко не молодой, затапливал печь центрального отопления при храме, чистил пол и держал дом в образцовом порядке, заменяя сторожа, держать которого не было средств».ГРЕВЕ А., архиепископ НИКОН, 6.02.1895–12.06.1983
В своем завещании архиепископ Никон (в миру Алексей Иванович Греве), проведший последние 30 лет жизни в США, в Канаде и Японии, а умерший в Нью-Йорке, просил перенести его останки на Сент-Женевьев-де-Буа, ближе к Парижу, где он учился молодым еще полковником, где выпускал журнал для верующих и был игуменом в кафедральном соборе на рю Дарю…
Митрополит Евлогий послал о. Никона служить в Братиславе, и о. Никон «с самоотверженностью отнесся к своему пастырскому долгу. Отлично повел приход, уделяя особое внимание детям… был человеком горящей веры…»
С 1934 года о. Никон был архимандритом кафедрального собора Святого Александра Невского в Париже. В годы оккупации он был интернирован нацистами, а после войны занимал посты епископа Бельгийского, ректора Тихоновской духовной семинарии в США, епископа Торонтского в Канаде, архиепископа Токийского и Японского, архиепископа Бруклинского и Манхэттенского и архивариуса Православной Церкви в США.
Архиепископ Никон (в миру Алексей Иванович Греве)
ГРЕЧ В. М., артистка МХТ, 8.11.1893–23.03.1974
Знаменитая артистка Московского художественного театра Вера Матильдовна Греч, оставшись во время гастролей за границей, с 1920 года работала (вместе с мужем, актером Поликарпом Павловым) в Пражской труппе МХТ, а в 1925 году вместе с труппой переехала в Париж. Вера Греч и ее муж были не только замечательные актеры, сыгравшие множество ведущих ролей на сцене, но и прекрасные педагоги, имевшие свою студию в Кембридже и много занимавшиеся с молодежью (в частности, с русскими соколами во Франции).
ГРИГУЛЬ ПЕТР ЯКОВЛЕВИЧ, капитан, 1892–1971
Штабс-капитан Григуль был в Общевоинском союзе «доверенным лицом» заместителя начальника РОВС, корниловского героя-генерала Н. Скоблина, мужа патриотической эмигрантской певицы Надежды Плевицкой. Скоблин доверял Григулю, а Григуль Скоблину, но потом выяснилось, что Скоблин был агентом НКВД и заманил в ловушку начальника Общевоинского союза генерала Миллера, а сам бежал, да и его жена-певица была к его шпионской деятельности причастна, за что и была отдана под суд. На процессе Надежды Плевицкой в 1937 году капитан Григуль вдруг вспомнил, что Скоблин в день похищения Миллера настойчиво уговаривал А.И. Деникина прокатиться с ним вместе в Брюссель. Деникин, и раньше не доверявший Скоблину, заподозрил нечистый умысел и от поездки отказался, что спасло ему жизнь. Знал ли «доверенный» П.Я. Григуль, приходивший вместе со Скоблиным уговаривать Деникина, зачем его близкий друг Скоблин так упорно выманивает Деникина из дому? Если и знал, то в оставшиеся 34 года своей жизни он ни с кем этой своей тайной не поделился. Можно ли вообще было доверять Григулю, если он был «доверенным лицом» агента ГПУ?
ГРОМЦЕВА МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА, 10.07.1901–31.01.1980
Свою кинематографическую карьеру во Франции художник по костюмам Мария Громцева начинала в середине 30-х как ассистентка художника Юрия Анненкова на фильмах Пабста, Туржанского, Деланнуа, потом как ассистентка Бориса Билинского на фильмах Макса Оффюльса, Турнера и многих других. В 1942 году (а кино в пору мирной немецкой оккупации Парижа снимали вовсю) Мария Громцева открыла свою мастерскую костюма для кино и театра. Без ее помощи не обходились такие прославленные кинематографисты, как Анри Кайят, Кристиан-Жак, Рене Клер, Клод Отан-Лара, Ле Шануа, Жан Ренуар, А.-Ж. Клузо, Жак Беккер, и еще, и еще… Если б дожили до второй половины нашего века Гюго, Рабле, Шекспир, Пушкин, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Бальзак, Диккенс, Мольер, Корнель, они тоже имели бы счастье увидеть своих героев в костюмах Марии Громцевой в постановках французского телевидения (или, как тогда выражались русские парижане, «французской телевизии»).
ГУАДАНИНИ (GUADANINI) IRENE,1905–1976
Вряд ли многим в эмиграции знакомо это имя. Между тем здесь похоронена милая русская парижанка, увековеченная даже не в одном, а сразу в нескольких произведениях самого знаменитого из рожденных эмиграцией русских писателей (более, впрочем, знакомого западному миру как писатель не русский, а американский). Ирина Гуаданини была, похоже, единственной внебрачной любовью знаменитого и загадочного Владимира Набокова-Сирина. По моему убеждению, это ее легкий, изящный профиль мелькает в замечательном рассказе «Весна в Фиальте», в первом английском романе Набокова «Истинная жизнь Себастьяна Найта», в романе «Пнин» и даже в последнем законченном набоковском романе «Взгляни на арлекинов!»… Набоков пережил Ирину всего на один год, но еще через полтора десятка лет умерла и вдова писателя, так что сегодня эти литературно-семейные тайны (уже преданные гласности тремя биографами) стали историей литературы.
Сдается, что из всех биографов Набокова автору этих строк первым пришло в голову, что именно встречей Набокова с Ириной в Париже 1936 года был навеян знаменитый рассказ «Весна в Фиальте», что драматические события этой любви послужили одним из импульсов к написанию пьесы «Событие», а затем и к переходу Набокова на английский язык в романе «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (в центре романа все та же роковая, ненадежная Нина-Ирина: та же тонкая рука с длинным бирюзовым мундштуком), что образ Ирины преследовал Набокова и при написании его более поздних, американских, романов…
После нашумевшего парижского выступления Набокова в 1936 году мать Ирины г-жа В. Кокошкина (отчим Ирины был братом знаменитого кадета Ф. Кокошкина, заколотого матросскими штыками на больничной койке) подошла к писателю и по просьбе дочери пригласила его к ним домой на чай. По возвращении из Парижа в Берлин Набоков, отложив в сторону роман «Дар», вдруг сел писать свой знаменитый рассказ «Весна в Фиальте». Уже в нем заметно, что едва начавшийся парижский роман поверг писателя в смятение, потому что он угрожал его благополучному, прочному браку. Вера Евсеевна Набокова-Слоним была ему лучшей из жен, свято верившей в талант любимого мужа и готовой положить свою жизнь на алтарь русской литературы. Она была женой-помощницей, женой-добытчицей (это она зарабатывала на жизнь в Берлине), хранительницей очага, матерью их маленького сына, секретарем, советчицей и машинисткой. Неизвестно, удалось ли бы Набокову по-настоящему засесть за прозу, не будь рядом Веры… А что ждало Набокова с Ириной? Она с трудом зарабатывала на жизнь стрижкой собак, писала стихи, у нее было много знакомых, к которым Набоков (принужденный скрывать их роман от окружающих) жестоко ее ревновал. Что же случилось бы, если б Набоков дал волю своему увлечению?
«Неужели была какая-то возможность жизни моей с Ниной, – спрашивал Набоков в том первом рассказе, – жизни едва вообразимой, напоенной наперед страстной, нестерпимой печалью, жизни, каждое мгновение которой прислушивалось бы, дрожа, к тишине
