Генезис социального неравенства мало поддаётся исследованию в силу большой удалённости истоков этого процесса от нас по времени и отсутствия его описаний в письменных источниках. Нам остаётся только изучать историю народов, наименее продвинувшихся в своём историческом развитии – первобытных племён Океании и населения крайнего Севера. Последнее наиболее интересно в этом смысле, так как нам эти народы гораздо ближе, в то же время многие из них – вроде эскимосов, эвенков, чукчей – по сути, остались на уровне развития людей доледникового периода. По крайней мере, оставались таковыми, пока к ним не прибыли русские и американцы, привёзшие с собой на первобытный север человеческую цивилизацию – ружья, табак и огненную воду.
Социальный генезис и генезис властных структур, в первую очередь, можно проследить в развитии скандинавских стран, которых письменная история застаёт в ещё том состоянии, которое государства Европы на тот момент давно миновали. Даже в XIV в. скандинавские государства лишь приблизились к общественным отношениям, характерным, скажем, для Франции VIII в., а в эпоху викингов ещё не вышли из первобытности.
Легендарная «держава Инглингов» – на самом деле не более чем миф, легенда, рождённая фантазией авторов скандинавских саг. И для этой оценки есть весьма существенные основания: право средневековой Скандинавии сохранило много архаичных норм. Ещё в XII-XIII вв. здесь действовали народные собрания – тинги, сохранялось вооружение всех свободных общинников – бондов, которые при этом никогда не были крепостными… У других стран и народов этот период закончился раньше и прошёл незамеченным: так, Европу мы застаём с уже практически сложившимся феодализмом, о славянах не знаем практически ничего, а античные государства, чей период варварской военной демократии закончился ещё в эпоху Троянской войны, вообще мало чем отличаются своим уровнем развития от государств современности.
Причина заторможенности развития северных народов кроется, видимо, в суровых климатических условиях, где борьба против сил природы происходила особенно остро и драматично. По сути, этим людям приходилось заниматься решением актуальных проблем выживания, времени же на политику не оставалось. Поэтому их усилия сосредоточились на создании наиболее жизнеспособных структур, эффективных в условиях суровой северной природы, тогда как народы Европы в то же самое время активно строили государства по образу и подобию римской военно-политической модели.
В условиях застоя нереализованная деструктивная потенция скандинавских народов, в конечном счёте, вылилась в грабительские походы эпохи викингов, заставив содрогнуться прогрессивную и цивилизованную Европу. В разгар военных действий 1 мая 888 г. собор в Меце даже постановил включить в текст богослужения слова: A furore Normannorum libera nos, o Domine! («И от жестокости норманнов избави нас, Господи!»).
В конце IX – начале X в. пустынный остров в Северной Атлантике заселили примерно 400 бондов, недовольных политикой конунга Харальда Харфагра [18], прозванного сначала Лохматым, потому что он дал клятву не стричь волосы до тех пор, пока не объединит под своей властью всю Норвегию.
К 930 г. численность населения Исландии, видимо, достигла нескольких десятков тысяч человек. Они образовали сравнительно однородное общество, живущее по законам и обычаям древних предков.
В литературе часто встречаются те или иные позиции, оценивающие исландское общество эпохи викингов категориями, обычно применяемыми для других случаев. Так, например, помимо основных терминов используемых историографией, таких как «свободное государство» (fristaten), для обозначения устройства Исландии распространение получило слово «республика». Обычно так пишут в разного рода справочниках о стране, а также в научно-популярных изданиях.
Действительно, в Исландии не было вождей и королей, однако не было и тотальной анархии. Некоторые историки считают этот способ организации общества архаичной демократической формой государства, однако, в виду отсутствия здесь государственных институтов как таковых, следует полагать, что, на самом деле, мы имеем дело с догосударственной общинной организацией. Очевидно, что исландская «демократия» – древнейшая форма безгосударственной самоорганизации населения, известная в мире.
В каждой области был тинг, собрание, на котором вершился суд и решались споры; для решения наиболее важных вопросов представители областей собирались в начале лета на Альтинг (букв. Всеобщий тинг) под управлением законоговорителя – годи. Годи избирался исключительно на время проведения Альтинга и никаких полномочий за его пределами не имел. Положение законоговорителя требовало от него незаурядных способностей, поскольку существовала необходимость держать в памяти огромное количество законов, и практическая польза от этого института была огромной, по крайней мере, до 1117–1118 гг., когда правовые нормы впервые начали записываться. Поэтому законоговоритель мог пользоваться материальными плодами своей деятельности, в частности, он получал половину всех штрафов, накладываемых на Альтинге.
Основание Альтинга связано с появлением в Исландии единого закона. Очень обстоятельно об этом повествует «Книга об исландцах» Ари Торгильссона. В главе «О первопоселенцах и принятии законов» говорится о самых знаменитых поселенцах и о том, как Ульвльот принёс в Исландию из Норвегии законы, составленные на основе законов Гулатинга [19]. Это утверждение выглядит вполне логичным в свете того, что Гулатинг распространял свою юрисдикцию на те территории юго-западной Норвегии, откуда большинство исландцев вело своё происхождение.
Законы Ульвльота появляются «тогда, когда Исландия стала заселённой», то есть в начале Х века. Собственно, первый Альтинг был созван в 930 году.
Законотворчеством занималась логретта – собрание жрецов: «Там должны люди улучшать свои законы и принимать новые, если хотят». Решения законодательного характера принимались членами логретты (изначально их было тридцать два), хотя инициатива могла исходить от любого из участников тинга.
Судебные процедуры на Альтинге являются довольно сложным предметом для рассмотрения, поскольку позже они подверглись изменениям, а в источниках не нашли должного отражения. Можно лишь предположить, что на Альтинге разбирались дела, не достигшие решения на местном уровне, хотя суды, по всей видимости, были довольно хаотичны. Обычно в споре на тинге побеждал не тот, кто был прав с точки зрения законов (древнеисландское право, как и любое древнегерманское, было обычным и прецедентным, сродни современному англосаксонскому), а тот, кому удалось заручиться поддержкой большего числа участников тинга. Этому способствовал и тот факт, что законы были чрезвычайно запутанными, со множеством исключений и особых случаев, и знание законов, как сказано выше, было большим искусством.
Отсутствие каких-либо органов управления и контроля, налоговой системы и социальной иерархии компенсировалось высокой степенью самоорганизации – решения тинга принимались большинством и были обязательны к исполнению, а самоуправство никоим образом не поощрялась. Так, например, убийца, обвинённый и обличённый на собрании, объявлялся вне закона, становясь по сути изгоем (что в условиях сурового климата означало де-факто смертный приговор), имущество его отбиралось в пользу родственников убитого, а те, в свою очередь, получали право устроить над виновным расправу.
Собственно, здесь мы имеем дело с архаичными формами первобытной демократии, вероятно, присущими всем народам на начальном этапе становления государства. То, что такая форма организации общества просуществовала так долго, обусловлено изолированностью Исландии от внешнего мира, малой плотностью населения и отсутствием иных угроз, кроме суровой северной природы. Именно в силу этого её история – это история меньших или больших частных дел и конфликтов.
Этот первобытный мир продержался вплоть до XIII столетия, когда он был буквально сметён европейской христианской цивилизацией, принёсшими с собой не только новую веру, но и новый порядок. XIII век стал веком гражданских войн между тремя кланами, возглавляемыми сыновьями Стурлы Тордарсона; этот период вошёл в историю как «эра Стурлунгов». Исландская знать – «могучие бонды», – к тому времени уже обладавшая большими богатствами и окружившая себя хорошо вооружёнными дружинами, отстранила мелких бондов от участия в управлении государством. Воспользовавшись внутренними раздорами среди исландской знати, остров захватили норвежцы.
Эра Стурлунгов завершилась в 1262 г. подписанием так называемого «Старого договора» между Исландией и Норвегией, по которому исландцы признавали власть норвежского короля Хокона IV.
В то время, как в Исландии сохранялось и продолжало успешно существовать общество первобытной демократии, в Скандинавии происходили совсем другие процессы. Выдвинувшиеся на передний план племенные вожди – конунги постепенно закрепили за собой право на верховную власть. Преимущества конунгов были предопределены их принадлежностью к высшему звену административного аппарата, изначально – племенного, но без резких переходов трансформировавшегося в государственный. Эта власть восходила к древним институтам: тинг осуществлял выборы конунга, даже в XIII в. «принять и прогнать конунга» оставалось исконным правом общины. Однако свободу выбора при этом ограничивали, во-первых, сакральность королевского рода, через Инглингов восходящего к божествам, к Одину, Ньерду, Фрейру; во-вторых, реальная мощь этого рода, отношения претендента на власть с другими вождями и «могучими бондами», состояние его дружины; и, в-третьих, эффективность тех мероприятий, которые конунг осуществлял во время своего правления, закрепляя право избрания за своими наследниками. Сакральность власти, исходящая от вождя, распространяется и на его окружение, которое действует от его имени и его именем.
