— Ты хочешь меня напугать?
— Надеюсь. Если ты в чем-нибудь замешан — вылезай оттуда. Тогда мы ничего об этом не узнаем, и я предпочел бы, чтобы так оно и было. Но как только ты замараешь руки — мы тебя возьмем. Без вариантов. Это так же верно, как солнце встает на востоке.
Тергуд-Смит прошел к двери и отворил ее. Обернулся, будто хотел что-то добавить, — но передумал. Отвернулся и вышел, и дверь тяжело захлопнулась за ним.
Ян закрыл окно. Ему стало холодно.
Глава 15
Единственное, что теперь оставалось делать, — вести себя естественно, во всех отношениях, и стараться делать вид, что ничего не произошло. Ян распаковал сумку, опасаясь, что туда ненароком, по ошибке, попало что-нибудь лишнее. Что Тергуд-Смит там уже порылся, он был уверен. Конечно же, ничего лишнего там не оказалось, но ему все равно никак не удавалось выдернуть занозу страха. Она так и торчала — и когда он пошел обедать, и когда болтал со старыми знакомыми в баре… Это чувство не оставляло его всю ночь, спал он плохо. А на другое утро расплатился и поехал на машине в Лондон.
Снова валил снег, и ему некогда было думать ни о чем, пока он осторожно вел машину по извилистым дорогам Нагорья. Перекусил в придорожном кафе — кусок пирога с мясом и кружка пива — и тотчас двинулся дальше, без остановок до самой автострады. Когда включился автопилот, он мог бы и расслабиться, — но не получалось. Стало еще беспокойнее.
В снежной круговерти за стеклом не было видно ни зги, но машину надежно вело электронное управление; и теперь, откинувшись на спинку, Ян оказался наедине с источником тревоги. Вот оно, доказательство, прямо перед ним. Кольцо крошечных дырочек в центре рулевого колеса. Ловит каждый вздох. В машине ему от них никуда не деться. А за ними анализатор, который улавливает миллионные доли алкоголя в воздухе и позволяет вести машину только в том случае, если ты достаточно трезв. Идея вполне разумная — аварии предотвращает, — но подозрительная и унизительная, если рассматривать ее в общем контексте тотальной слежки. И это содержание алкоголя, и другие данные о нем накапливаются в памяти бортового компьютера и могут быть переданы в компьютер дорожной сети — а оттуда и в банк памяти Безопасности. Как он дышал, что он пил, как быстро реагировал, где ехал, когда ехал, с кем ехал — все записано. А когда он приезжает домой, телекамеры Безопасности в гараже и в холле заботливо провожают его до дверей — и дальше. Когда он смотрит телевизор, невидимый полицейский может следить за ним сквозь экран. Телефон его прослушивается невидимыми «клопами», вмонтированными в проводку. Попробуй их найти и убрать — если получится, — и голоса в комнатах будут записываться лазерным лучом с оконных стекол. Данные, данные, данные… Они будут беспрерывно накапливаться в каком-то секретном файле — в котором уже записана вся его жизнь.
Никогда прежде он всерьез об этом не задумывался. А сейчас впервые понял, что существует как бы в двух ипостасях: человек из плоти и крови — и электронный двойник. Есть запись его рождения, есть записи всех болезней и медицинских обследований. Когда, где и у кого учился или лечил зубы, сколько зарабатывал и тратил, что покупал… Какие книги читал, какие делал подарки… Неужели все это есть в каком-то файле? С чувством, близким к отчаянию, он понял, что это вполне возможно. С точки зрения физики в новых молекулярных ячейках памяти можно уместить объем информации практически безграничный. Молекулы, сдвинутые в ту или другую сторону, регистрируют биты, биты образуют байты, байты — слова и числа… В количествах невероятных, невообразимых. Энциклопедия занимает объем булавочной головки, а вся жизнь человека может уместиться в крошечном камушке.
И сделать нельзя ничего. Он попытался, внес свой крошечный вклад в дело Сопротивления, как-то помог… Но теперь это уже в прошлом. Стоит поднять голову — оттяпают. Жизнь, конечно, не так уж плоха. Радуйся, что ты не прол, обреченный влачить жалкое существование изо дня в день…
Значит, остановиться? Неужели ничего нельзя изменить? Но в тот же момент, когда у него возникла эта бунтарская мысль, он заметил, что пульс участился, а мышцы рук напряглись, непроизвольно сжались кулаки. Физиологические изменения, которые можно пронаблюдать, измерить и взять на заметку.
Он — узник в невидимой камере. Попробуй из нее выйти — конец. Впервые в жизни он понял, что такое свобода и что означает ее отсутствие. Чего он лишен.
…Дорога была отупляюще монотонной. Погода стала чуть получше; когда Ян миновал Кэрлайл, пурга кончилась, только свинцовые тучи висели над головой. Он включил телевизор. По пятому каналу шла какая-то пьеса, но он не смотрел: слишком был занят круговертью собственных мыслей. Теперь, лишившись возможности принимать участие в Сопротивлении, он понял, насколько это стало для него важным. Это была работа ради чего-то такого, во что он поверил. Это был способ как-то искупить свою вину, которую он научился осознавать.
К дому он подъехал в настроении кошмарном. Сердито посмотрел на ни в чем не повинного лифтера и с грохотом захлопнул свою дверь. Потом запер ее на ключ, включил свет — контрольная лампа не загорелась.
Уже?! Пока его не было, в квартире кто-то побывал.
Он ни в чем не виноват. Ян старательно держался за эту мысль: не виноват. А они, быть может, вот прямо сейчас следят за ним. Ян медленно осмотрелся. Конечно же, никаких следов. Он проверил все окна, одно за другим, но все было закрыто и заперто. Потом прошел к сейфу в стене, набрал код, просмотрел бумаги и деньги. Все оказалось на месте. Если здесь были сотрудники Безопасности — а это могли быть только они, — то, конечно же, без особого труда обнаружили его незамысловатую охранную систему. Иметь ее ни один закон не запрещал; большинство его друзей прибегало к таким же мерам предосторожности. Так, теперь нужна естественная реакция. Он подошел к телефону — с сердитым видом, который вполне соответствовал его настроению, — и позвонил в управление домами.
— Входили, пока вас не было, сэр? У нас нет никаких сведений, что во время вашей отлучки к вам заходил кто-нибудь из ремонтной или аварийной службы.
— Значит, взломщики, воры. Я полагал, в ваших домах есть служба безопасности. Ошибался я, что ли?
— Разумеется, есть, сэр, и очень надежная. Я немедленно проверю все записи. У вас что-нибудь пропало?
— Пока не знаю, я только что вошел и едва огляделся. Ничего существенного не пропало. — В этот момент он посмотрел на телевизор и заметил следы на ковре. — Но вот я только что увидел: телевизор сдвинули с места. Быть может, его хотели украсть.
— Да, не исключено. Я сообщу в полицию и пошлю к вам механика, чтобы поменял комбинацию на замке входной двери.
— Пришлите немедленно. Я совсем не в восторге от этого дела.
— Вполне естественно, сэр. Мы проведем полное расследование.
«Почему следы на ковре?» — подумал Ян. Телевизор сдвинули по неосторожности или умышленно? Быть может, это предупреждение, легкий толчок под ребра? Ответа он не знал. Но теперь, обнаружив, что телевизор не на месте, и сообщив об этом, он должен искать дальше. Именно так бы он себя повел, если бы не знал за собой никакой вины.
Он обошел телевизор со всех сторон, потирая подбородок. Потом присел и оглядел болты, держащие заднюю стенку. На одном оказалась свежая блестящая царапина от отвертки. Так вот куда они лазили!
Не прошло и десяти минут, как он снял стенку, выволок все потроха наружу, раскидал печатные платы — и на одной увидел небольшое устройство, вмонтированное поперек питающих вводов. Оно было размером с желудь и почти такой же формы, на закругленном конце поблескивал хрусталик. И расположен был этот хрусталик точно напротив крошечного отверстия, просверленного в передней панели. Вот оно! Резким движением Ян сорвал его с платы и сердито подкинул на ладони, соображая, что делать дальше. Что бы он сделал, если бы ни в чем не был виноват, как хочет это изобразить? Он подошел к телефону и набрал номер Тергуд-Смита. Ответила сестра:
— Ян, дорогой, сто лет тебя не видела! Если ты завтра свободен…
— Извини, Лиз, занят по горло. И поговорить я хотел не с тобой. Смитти дома?
— А мне ты так ничего и не скажешь? — Она откинула волосы рукой и постаралась изобразить мученицу, но получилось не слишком убедительно.
— Я скотина, Лиз, и ты всю жизнь это знала. Но мне на самом деле очень некогда. На той неделе увидимся, обещаю.
— Ладно, как скажешь. Я хочу тебя познакомить с изумительнейшей девушкой.
— Замечательно. — Он тяжело вздохнул. — А теперь, будь ласкова, передай меня твоему супругу.
— Конечно. Не забудь, в среду в восемь.
Она послала ему воздушный поцелуй и нажала клавишу переключателя. На экране появился Тергуд-Смит.
