Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Нетъ-неть, Томъ. Но могу я уговорить тебя хотя бы разделить со мною малую толику Вина? Въ этомъ, я полагаю, никакого Вреда не будетъ?"
После некотораго колебанiя я согласился, и онъ велелъ Сестриной Стряпухе принесть Бутылку и два Стакана. Затемъ онъ пристроился на Краешке моей Кровати (поскольку Обстановка въ моей Чердачной каморке была скудна) и сказалъ: "Ну, Томъ, какъ теперь движется твое Ремесло въ Лондоне?"
"Превозходно". Он всегда былъ скоръ на правдивыя Догадки, и потому я тугь-же прибавилъ: "А какъ обстоитъ съ поэтомъ Роули въ вашей Лавке?"
"Монахъ сей черезчуръ плодовитъ, – сказалъ онъ, глядя мне прямо въ глаза. – Мне ужъ не продать такъ много, какъ прежде. Противъ него возвышаются кое-какие Голоса".
"Голоса?" Я поднялся со Стула и подошелъ къ Оконцу, откуда мне были видны Лондонскiя Крыши, а надъ ними – большой Куполъ Св. Павла.
"Кое-кто поговариваетъ, будто онъ всего лишь Выдумка".
Я тотъ-часъ поворотился. "Онъ такой же настоящiй, какъ и я самъ!"
"Да. Знаю. Роули сейчасъ и стоитъ предо мною".
"Не могу взять въ толкъ, о чемъ вы говорите, Сэмъ Джойнсонъ".
"Я понялъ, что это твои собственныя сочиненiя, сразу же, какъ только ты принесъ ихъ ко мне, – съ такимъ нетерпенiемъ и с такой пылкостiю желалъ ты услыхать мое Мненiе".
"Нетъ…"
"Ну перестань, Томъ, въ Притворстве боле нетъ нужды". Онъ поднялся съ моей узкой Кровати и положилъ Руку мне на Плечо, и теперь мы оба смотрели въ Оконце. "Коли ты въ такомъ Стесненiи, какъ ныне, къ чему приведетъ Скрытность?" Онъ помолчалъ немного, а потомъ добавилъ: "Монахъ ведь не веченъ. Ты заездилъ его нещадно".
Онъ былъ Правъ: въ дальнейшемъ Маскараде не было более нужды, и, такъ какъ Катастрофа близилась неминуемо, я не могъ долее сдерживаться. "Но долженъ же я писать, – сказалъ я. – Мне нужно какъ-то жить. А воздухъ иль трава не годны на Пропитанiе".
"Знаю. Потому-то я и решилъ навестить тебя, Томъ". Затемъ онъ прибавилъ, более мягкимъ тономъ: "Ты можешь прекрасно прожить и безъ Роули, коли захочешь. Нисколько не сумлеваюсь, что внутри тебя сидятъ и другiе Авторы".
"Какъ выразился бы Юний,[53] ваше Сужденiе несколько Таинственно, сэръ".
Джойнсонъ покружилъ по комнате, а потомъ остановился насупротивъ меня. "Ныне, – сказалъ онъ, – ныне насталъ светлый часъ для новыхъ Открытiй. Подумай только: Акенсайдъ[54] въ сей самый мигъ лежитъ въ Гробу на Берлинггонъ-стритъ, Грей[55] боленъ Ракомъ и едва ли ужъ поправится, Смартъ[56] какъ буйнопомешанный привязанъ къ Стулу. Все еще не понимаешь?"
"Продолжайте-жъ".
"Стихами Дайера[57] и Томсона[58] премного восторгаются, и пусть оба они почили въ Бозе вотъ ужъ двадесять летъ тому, кто знаетъ – не найдутся ли еще какiя изъ ихъ сочиненiй?" Онъ смолкъ. «Теперь-то ты меня понимаешь, Томъ?»
"Сдается мне, я понимаю вашъ Умыселъ. Вы хотите, чтобъ я взялся подделывать стихи помянутыхъ мужей".
"Я не говорилъ – Подделывать. Разве творенiя Роули – подделка?" Онъ призадумался, подбирая Слова. "Разве это не подражанiе въ мiр? Подражанiй, какъ учатъ насъ Платоники?"
"Да отчего жъ мне надобно снисходить до подражанiя, – я сделалъ упоръ на этомъ Слове, – стихамъ Пiитовъ, кои уступаютъ мне въ таланте?"
Онъ спокойно погляделъ на меня. "Гордостiю ведь сытъ не будешь", сказалъ онъ наконецъ. Потомъ взялъ меня подъ Руку и добавилъ сердечнымъ тономъ: "А когда ты наконецъ признаешься, что это твои собственныя Сочиненiя, таковая Исповедь принесетъ тебе Славу".
"Славу великаго Плагiатора?"
"Нетъ, Славу великаго Пiита. Ты докажешь свою Мощь темъ, что выполнишь ихъ Работу лучше, чемъ то удавалось имъ самимъ, а къ тому же и темъ, что выполнишь свою собственную".
Это былъ умный Ударъ, заставили меня вразплохъ. "Я этимъ уже занимался, – сказалъ я, – еще когда былъ Школяромъ. У меня въ Бристоле лежатъ копiи поэмы моей Времена Года Шиворотъ-Навыворотъ, подъ Томсона, и Уборная безъ Завесь, подъ Голдсмита[59]".
"Знаю. Твоя Матушка показывала ихъ мне. Если и существуетъ въ глазахъ Неба нечто более достохвальное, нежели любящiй Сынъ, то это любящiе Родители".
"Ахъ она старая Пройдоха, – сказалъ я. – Такъ-воть кто васъ надоумилъ". Но Комичность беседы развлекла меня, и я принялся смеяться.
"Да нетъ же, – говорить Джойнсонъ, вторя мне смехомъ. – Она тутъ не при чемъ – это мой собственный Замыселъ".
"И ваше Ремесло къ тому-жъ".
"Наше Ремесло".
"Такъ это и есть нашъ Сговоръ, верно? Я отдаю вамъ Стихи, столь схожiе съ Подлинниками, что самъ Пiитъ не разпозналъ бы ихъ, а вы затемъ торгуете ими какъ сочиненiями Дайера и протчихъ?"
"Прибыль – поровну".
"Прибыль – Поровну". Но затемъ иная Мысль посетила меня: "Но ведь Имя мое давно известно въ Бристоле. Какъ же, после Роули, сумеемъ мы сохранить таковую Тайну?"
"Объ этомъ я уже подумалъ, – сказалъ онъ торжественно. – Возможно, придется сокрыть тебя въ Безвестности на некоторое время. Тебе следуетъ оставаться Загадкой, даже для самого себя".
"И какъ-же сего достичь?"
"А вотъ-какъ: тебе нужно сгинуть, подобно Призраку".
"И всё сiе – безъ Некроманцiи?"
"Ну, – протянулъ он, склонивъ Голову набокъ. – Имеется одинъ способъ". Онъ усмехнулся мне. "Я размышлялъ о твоей Смерти, Томъ".
"Думаю, теперь пора мне выпить Вина".
Онъ наполнилъ мой Стаканъ по самую Кромку. "Ибо что иное столь Укромно и Потаенно, Томъ, какъ не Могила?"
"Вижу, это весьма важная Тема".
"Коли ты такъ ловко воплощаешься въ другихъ людей, отчего бы тебе не воплотиться въ собственный свой Рокъ?"
Я столь былъ Ошарашенъ, что несколько Минуть не могъ проронить ни словечка. "Вы хотите сказать – отчего бы мне не разыграть собственную кончину?"
Онъ сызнова разсмеялся и опять наполнилъ мой Стаканъ, который успелъ я осушить. "Разве найдемъ мы лутшую Защиту, чемъ эта? Кто заподозритъ, что ты продолжаешь Стихотворствовать после столь суровой Перемены?"
Это была и вправду превеселая Шутка. "И какъ же мне сподобиться сего блаженнаго состоянiя, Сэмъ?"
"Самоубивствомъ. Сестра моя разпуститъ по Свету слухъ, будто ты скончалъ свои деньки, и никто не усумнится въ Правдивости сей вести. Въ этомъ Приходе легко получить заключенiе о felo de se: бедняки мрутъ здесь какъ мухи, всехъ не пересчитаешь. Разумеется, тебе придется разыграть сцену Смертнаго Одра – Свидетелей ради…"
Онъ собирался изложить Остатокъ своего Замысла, но я перебилъ его: "А что потомъ?"
"Ты будешь работать себе съ Миромъ столько, сколько пожелаешь".
И въ самомъ деле, после всехъ Невзгодъ и Оскорбления, что выпали мне на долю, отрадно было возмечтать о томъ, чтобы творить въ тиши и безвестности – отрадно еще и оттого, что сей путь приведетъ меня къ Трiумфу надъ теми, кто ныне обдаетъ меня презренiемъ. Книготорговцы и Издатели, называвшiе меня сущимъ Ребенкомъ, вскоре начнуть рукоплескать творенiямъ этого Ребенка, пусть и подъ чужими Именами, – а когда я откроюсь, объявивъ, кто я есмь воистину, то посрамлю ихъ и сломлю ихъ и докажу мой собственный Генiй.
И такъ случилось (если забежать немного впередъ), что после своего безвременнаго Ухода изъ здешней Жизни я принялся поначалу за новонайденныя Произведенiя мистера Грея, мистера Акенсайда, мистера Черчилля,[60] мистера Коллинза[61] и разныхъ протчихъ: я даже копировалъ мистера Блейка единственно изъ любви къ его Готическому штилю, но это лишь такъ, Шутки ради. Великому Генiю подъстать изобразить все что ни есть, и я постигалъ ихъ Страсти, едва только приноравливался къ ихъ Штилямъ: то была не какая-нибудь холодная Пародiя, но скорее…
– На этом всё обрывается, – сказал Чарльз Вичвуд, откладывая рукопись, которую он читал вслух. – Вот так.
В этот момент Филип Слэк обнаружил, что он соскользнул со своего стула и теперь сидит развалясь на полу и трет глаза.
– Что-то я не могу… – начал он было. Затем принялся разглядывать свои коленки и пробормотал: – Подлинник, – обращаясь к ним.
– Что-что?
– Это подлинник?
– Разумеется, подлинник. Ошеломляющий подлинник. Невероятный подлинник. – Чарльз помедлил. – А тебе не показалось, что это подлинник?
– Да нет, показалось.
Этого хватило, чтобы поддержать воодушевление Чарльза.
– Они произведут настоящую сенсацию. – Он поднес бумаги ко рту. – Я так их обожаю, что прямо целиком и проглотил бы!
Филип попытался не пугаться такому заявлению, но он прекрасно знал привычку друга поедать книги.
– Должно быть, они очень хрупкие, – пояснил он своим коленям.
– А, это только копии. Вивьен пересняла их на какой-то машине у себя на работе.
– Скрепя сердце, – сказала та спокойным голосом. Она вошла в комнату, услышав, что Чарльзово чтение наконец закончилось.
– А может, скрипя сердцем? – Чарльз был в восторге от своей шутки. – А может, сердясь на скрип? А может, сердясь на скрепки? – Он смеялся и кружился вокруг собственной оси посреди комнаты. – Копия должна быть обязательно, – сказал он Филипу, не прекращая своего круженья. – Если бы не копия – как бы мы тогда узнали, что это подлинник? Всё на свете скопировано.
- Дож и догаресса - Эрнст Гофман - Классическая проза