В замешательстве стояли офицеры, все еще не веря в случившееся.
— Двадцать шестой, двадцать шестой! Говорит пятый, говорит пятый. Доложите о результатах торпедной атаки, — прозвучал до неузнаваемости искаженный радиотелефоном голос командира соединения.
— Потеряли два корабля, — доложил командир отряда, — остальные продолжают выполнять задание.
— Отставить! — прогремел сердитый голос в динамике. — Вы все на дне и кормите рыб: уже четверть часа идете по минному полю.
Офицеры растерянно переглянулись. Командир отряда хотел что-то сказать, но, видимо, не подобрал слов и только безнадежно махнул рукой.
После возвращения в главную базу никто из офицеров «потопленных» кораблей не сошел на берег. Ждали подведения итогов учений. Все понимали, что итоги будут для них самыми плачевными.
Командир корабля пришел с совещания у командующего мрачный и раздраженный и прежде всего вызвал к себе штурмана. Не приглашая офицера сесть, он нервно расхаживал по каюте, видно не зная, с чего начать разговор. Наконец сказал:
— Товарищ старший лейтенант! Командующий высоко оценил ваше решение задачи и точность работы штурманской части в походе. Он назвал вас способным офицером, человеком творческой мысли.
Командир подошел к столу и ткнул в пепельницу давно погасшую папироску.
— Но на совещании мне пришлось краснеть за вас.
— Простите, не понимаю, — опешил Ветров.
— Выяснилось, что «противник» был осведомлен о нашем плане. И выдал ему этот план не кто другой, как вы!
От изумления штурман с минуту не мог вымолвить ни слова. Потом вспыхнул:
— Это неправда!
Командир испытующим взглядом окинул ошеломленного штурмана.
— Сядем и спокойно поговорим.
Долго беседовали в этот вечер молодой офицер и капитан 3 ранга. На прощание командир сказал Ветрову:
— Только прошу, Николай Васильевич, жену не ругайте.
Разноречивые чувства обуревали старшего лейтенанта, когда он подходил к своему дому. Время было позднее, но в окне их комнаты еще горел свет. «Не спит. Может быть, уже поняла, что мы натворили».
Марина сидела за столом, проверяя тетради учеников. Завидев мужа, кинулась к нему.
— Наконец-то. А я заждалась тебя!
Защебетала, заметалась по комнате. Подвела мужа к столу:
— Это я для тебя приготовила. Видишь, виноград, яблоки. Садись скорее и расскажи, как ты там, без меня?
Николай осторожно отвел от себя ее руки.
— Подожди, Марина, нам с тобой серьезно потолковать надо.
Удивленно взметнулись тонкие брови.
— Что-нибудь страшное случилось? Да?
— Я тебе очень мало рассказываю о своей службе. А ты должна иметь о ней представление. Вот слушай, что произошло с нами в этом походе.
И он рассказал ей о том, как сотни людей в течение многих дней проверяли технику, беспрерывно тренировались, о том, с каким трудом нашли решение задачи — самое верное, самое удачное. Это ничего не значит, что поход учебный. Все в нем должно было происходить так, как было бы и в боевом походе. Та же огромная выдержка требовалась от людей, неимоверное напряжение всех духовных и физических сил, смелость, готовность идти на разумный риск.
Слушая мужа, Марина мысленно видела, как несутся в полной темноте корабли у подножия скал, где малейшая неточность может привести к беде. Она восхищалась мужеством людей, которые шли на кораблях по трудному и опасному пути. Гордилась мужем: ведь это была его идея, это он, ее Николай, прокладывал курс кораблям.
— Ну а дальше что? — заторопила она мужа, когда он замолк на минуту.
— А дальше все пошло кувырком. У самого входа в базу нас «потопили».
— Как потопили? — ужаснулась она.
— Условно, конечно. Учебными торпедами и минами. Они без взрывчатки. Но положение наше от этого нисколько не легче. Если бы это случилось в боевой обстановке, погибли бы корабли, сотни людей, и мы с тобой уже не встретились бы. «Противнику» стал известен план нашего похода. А выдала этот план жена одного из наших офицеров.
— Как она могла! — с негодованием воскликнула Марина.
Муж опустил голову:
— Речь идет о тебе.
Она вскочила, схватила его за руку.
— Опомнись! Что ты говоришь!
— Вспомни, ты ни о чем не говорила с женой подводника Иванова?
— С Ниной Ефимовной? Так ведь мы с ней только насчет отпуска договаривались.
— И ты дала ей путеводитель.
— Ну да. Она взяла на минутку, чтобы посоветоваться с мужем.
Марина ничего не понимала. Да и откуда ей было догадаться, когда он и сам не обратил внимания на этот пустяк…
— Где путеводитель?
— Вот он.
Муж раскрыл карту.
— Понимаешь теперь? Ведь муж Нины Ефимовны, капитан второго ранга Иванов, командовал на учениях подводными лодками нашего «противника». Эта карта натолкнула его на раздумье. И он решил выставить часть лодок вот тут…
Марина стремительно встала:
— Слушай, я сейчас иду к твоему командиру. Не удерживай меня! Я расскажу все, объясню, что ты не виноват, что это все я… Ой, какая же я глупая!
— Успокойся. Незачем ходить. Командир уже все знает. Знает и то, что ты не столь уж виновата. Мне непростительно было допускать такой промах.
Они вдвоем смотрели на карту, обычную карту из курортного путеводителя, на которой тонкой паутинкой различалась черточка, оставленная острым, как игла, штурманским карандашом…
Море и берег Офицеры эскадренного миноносца «Стойкий» — друзья неразлучные. Они отвыкли и на берегу отдыхать порознь. Когда корабль стоит в базе, редкий свободный вечер не соберутся моряки с женами в Доме офицеров или на квартире у командира. Всегда найдется повод поговорить, поспорить, просто повеселиться в приятельском кругу.
И, конечно, Новый год друзья и подруги договорились встречать вместе. Приказ о выходе корабля в море тридцатого декабря не смутил моряков. Они рассчитывали вернуться пораньше.
Но вот и день праздника наступил, а корабля все нет. Вечером жена командира Анна Сергеевна и ее гости накрыли стол. На белой скатерти появилось все, чему положено быть по случаю торжества. Двенадцать обеденных приборов ждали своих хозяев.
А людей вместе с хозяйкой пока было только пятеро. И приуныли подруги. В хлопотах как-то не обращали внимания на погоду, а теперь тревожно прислушиваются к вою ветра за окном.
— Ой, боюсь я за своего Михаила, — не выдержала жена минера Соколова — круглолицая, чернобровая красавица. — Уж очень неугомонный он у меня. Помните, сорвало волной вьюшку на палубе. Мой первым кинулся, пытался удержать, да и сам угодил за борт. Ладно, матросы подоспели. Николай Никитич крепкую головомойку ему тогда закатил. Да разве на него что действует…
— Подействует! — убежденно заключила всегда спокойная, рассудительная жена старпома. — Командир наш строгий. Два раза повторять одно и то же не любит.
Беседу прервал звонок в прихожей. Хозяйка побежала открывать. Все обрадованно повскакали с мест. Но вместо знакомого баритона Николая Никитича послышался нежный девичий голос:
— Антоновы здесь живут? Меня просил прийти Анатолий Степанович…
В двери в сопровождении Анны Сергеевны показалась разрумянившаяся с мороза девушка, стройная, тонкая. Рядом с высокой, слегка полнеющей хозяйкой она выглядела подростком. Обежав взглядом комнату, девушка испуганно обернулась к хозяйке:
— А где же?..
— В море, — пояснила та, поняв невысказанный вопрос. — Скоро вернутся. Проходите, Ира, знакомьтесь.
Удивленно раскрылись синие лучистые глаза под густыми ресницами.
— Вы меня знаете?
— Как же, — улыбнулась Анна Сергеевна. — Анатолий Степанович столько говорил о вас.
Девушка в нерешительности теребила спадающую с плеча тугую русую косу.
— Неудобно как… Вы здесь все свои. А я…
— Вы — невеста нашего общего друга. Значит, тоже родной нам человек. Чувствуйте себя, как в своей семье.
Появление неожиданной гостьи обрадовало подруг. Посыпались бесчисленные вопросы. Все еще не оправившись от смущения, девушка пояснила, что она из Москвы, вместе училась с Анатолием в десятилетке, недавно окончила институт. Летом Анатолий проводил отпуск в столице. Тогда-то и упросил он ее после окончания института добиться назначения сюда. Мать отговаривала. Жалко бросать московскую квартиру. Не послушалась. Сейчас работает учительницей в местной школе.
— Правильно сделали, — сказала Анна Сергеевна. — Подруга моряка, как чайка, должна вить гнездо ближе к морю. Не берите пример с тех, кто, словно ракушки, прирастают к квартире и оторваться не могут. Живут на два дома: она там, муж здесь. Оба мучаются, злятся. Для таких столичная квартира дороже семьи.
И как-то сам собой зашел разговор о жизни, о доле жены моряка. Все наболевшее, продуманное в дни томительных разлук с мужьями выкладывали женщины перед юной собеседницей.
