Душа в теле
(Эдуард Асадов)
…Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвертый вечер
И в любви признаться на восьмой?!
Пусть любовь начнется. Но не с тела,
А с души, вы слышите, – с души!
Эдуард АсадовДевушка со взглядом яснозвездным,День настанет и в твоей судьбе.Где-то, как-то, рано или поздноПодойдет мужчина и к тебе.Вздрогнет сердце сладко и тревожно.Так чудесны девичьи мечты!Восемь дней гуляйте с ним – и можноНа девятый перейти на «ты».Можно день, допустим на тридцатыйЗа руку себя позволить взять.И примерно на шестидесятыйВ щеку разрешить поцеловать.После этого не увлекаться,Не сводить с мужчины строгих глаз.В губы – не взасос – поцеловатьсяВ день подачи заявленья в загс.Дальше важно жарких слов не слышать,Мол, да ладно… ну теперь чего ж…Так скажи: – Покеда не запишуть,И не думай! Погоди… Не трожь!..Лишь потом, отметив это дело,Весело, с родными, вот теперьПусть доходит очередь до тела.Все законно. Закрывайте дверь.
Бес соблазна
(Евгений Храмов)
Посмотрите, как красиво эта женщина идет!
Как косынка эта синяя этой женщине идет!
Посмотрите, как прекрасно с нею рядом я иду,
Как и бережно и страстно под руку ее веду!
Евгений ХрамовПосмотрите! Не напрасно вы оглянетесь, друзья!Эта женщина прекрасна, но еще прекрасней я!Эта женщина со мною! Это я ее веду!И с улыбкой неземною это с нею я иду!Посмотрите, как сияют чудных глаз ее зрачки!Посмотрите, как сверкают на моем носу очки!Как зеленое в полоску этой женщине идет!Как курю я папироску, от которой дым идет!Я не зря рожден поэтом, я уже едва дышу,Я об этом, я об этом непременно напишу!Я веду ее под ручку из музея в ресторан.Авторучка, авторучка мне буквально жжет карман!Я иду и сочиняю, строчки прыгают, звеня,Как прекрасно оттеняю я ее, она – меня!Мы – само очарованье! И поэзия сама –Способ самолюбованья, плод игривого ума…
Компромисс
(Владимир Солоухин)
…Когда б любовь мне солнце с неба стерла,
Чтоб стали дни туманней и мрачней,
Хватило б силы взять ее за горло
И задушить. И не писать о ней.
Владимир СолоухинИтак, любовь. Восторг души и тела.Источник вдохновенья, наконец!И все ж был прав неистовый Отелло:«Молилась ли ты на ночь?..» И – конец.И у меня случилось так. Подперло.Она сильна как смерть. Но я сильней.Хватило б силы взять ее за горлоИ задушить. И не писать о ней!Но, полиставши Уголовный кодекс,Сообразил, что и любовь права.И плюнул я тогда на этот комплекс.И я свободен. И любовь жива.
Глоток
(Белла Ахмадулина)
Проснуться утром, грешной и святой,вникать в значенье зябкою гортаньютого, что обретает очертаньясифона с газированной водой.Витал в несоразмерности мытарствневнятный знак, что это все неправда,что ночью в зоосаде два гепардадрались, как одеяло и матрац.Литературовед по мне скулит,шурша во тьме убогостью бумаги,не устоять перед соблазном влагизрачком чернейшим скорбно мне велит.Серебряный стучался молотокпо лбу того, кто обречен, как зебратщетою лба, несовершенством зеване просто пить, но совершать глоток!Престранный гость скребется у дверей,блестя зрачком, светлей аквамарина.О мой Булат! О Анна! О Марина!О бедный Женя! Боря и Андрей!Из полумрака выступил босоймой странный гость, чья нищая бездомностьчрезмерно отражала несъедобностьвчерашних бутербродов с колбасой.
Он вырос предо мной, как вырастают за ночь грибы в убогой переделкинской роще, его ослепительно белое лицо опалило меня смертным огнем, и я ожила. Он горестно спросил: «Еще глоточек?» Ошеломленная, плача от нежности к себе и от гордости за себя, я хотела упасть на колени, но вместо этого запрокинула голову и ответила надменно: «Благодарю вас, я уже…»
Спросила я: – Вы любите театр? –Но сирый гость не возжелал блаженства,в изгибах своего несовершенстваон мне сказал: – Накиньте смерть ондатр!Вскричала я: – Вы, сударь, не Антей!Поскольку пьете воду без сиропа,не то что я. Я от углов сиротстваоберегаю острие локтей.Высокопарности был чужд мой дух,я потянулась к зябкости сифона,а рядом с ним четыре граммофоназвучанием мой утруждали слух.Вздох утоленья мне грозил бедойза чернокнижья вдохновенный выпорх!О чем писать теперь, когда он выпит,сосудик с газированной водой?!..