— Это закон вакцинаторов?
— Я принадлежу к более широкому кругу. Мы все — сторонники разума.
Несмотря на сильную жару, по спине у Траффорда пробежал холодок. Ведь именно к разуму апеллировал он сам, пытаясь убедить Чанторию в необходимости сделать прививку Мармеладке Кейтлин.
— Я... я тоже хочу быть сторонником разума, — сказал он.
— Минуту назад вы не могли поверить в то, что люди когда-то высадились на Луне.
— Нет-нет. Я могу поверить. Теперь я верю!
— Нам, гуманистам, все равно, во что вы верите. Нам важно то, что вы понимаете.
— Так помогите мне понять. Я хочу понять. Я тоже хочу стать этим, как его...
— Гуманистом.
— Да. Гуманистом. Не знаю, что это такое, но я хочу им стать.
— Зачем?
— Затем, что в жизни должно существовать что-то большее, и я знаю, что этого не найти снаружи, по крайней мере в этом ужасном, перегретом, полузатопленном муравейнике, который мы называем городом, а значит, надо искать внутри. Я хочу исследовать новые миры и знаю, что они могут быть только у меня в голове.
— Что ж, тогда нам, пожалуй, стоит как-нибудь побеседовать снова. А пока надо позаботиться о безопасности Мармеладки Кейтлин.
— К каким лекарствам у вас сейчас есть доступ? — спросил Траффорд.
— Лекарствами я не занимаюсь. Моя задача — не лечение, а профилактика. Я занимаюсь вакцинами. Понимаете разницу?
— Да, конечно. Конечно, понимаю.
— Это хорошо, потому что слова имеют значение, Траффорд. Без них не может быть ясности мысли. Логики. Точности. И главное — понимания. Вы ничего не поймете, если слова для вас ничего не значат.
— Да-да, понятно. Все правильно. Так какие у вас есть вакцины?
— Вам повезло. Наш брат нынче неплохо обеспечен. Я могу защитить вашу дочь от того, что называется сыпучкой, мертвым кашлем, чертовой тряской, мокроязвенницей и окостенением, а раньше называлось корью, коклюшем, менингитом, оспой и столбняком.
— И когда это можно будет сделать?
— Как только вы доставите мне ребенка.
18
Чантория с благодарностью приняла предложение Траффорда забрать у нее ребенка на несколько часов. Она совсем сбилась с ног. В субботу Незабудка выходила замуж, и весь дом бурлил, готовясь к этому празднику.
Свадьбы считались важнейшими событиями, безусловно центральными для жизни всего общества. Храм неустанно подчеркивал огромное значение и святость брака.
— Это торжественное провозглашение союза между мужчиной и женщиной, — громко вещал исповедник Бейли на каждой церковной сходке, — союза, заключаемого ради того, чтобы появлялись на свет детишки и продолжалась семейная жизнь, лежит в основе бытия всякого мирного богобоязненного общества.
Браки были глубоко положительным явлением. Из этого сам собой следовал вывод, что люди, которые постоянно меняют супругов, заслуживают одобрения и подражания, ибо они более благочестивы и любвеобильны, нежели их сограждане.
Конечно, в прежние времена духовные лидеры населения, погрязшие в слабостях и невежестве, не понимали истинного смысла, вложенного Богом-и-Любовью в великий институт брака. Тогда полагали, что добрые слова Иисуса, произнесенные им на свадьбе в Кане Галилейской, означают, будто наилучший духовный путь — это оставаться в браке. Теперь-то люди наконец поняли, что на самом деле Иисус говорил о необходимости вступать в брак.
— Иисус праздновал в Кане не брак, а свадьбу, — разъяснял пастве исповедник Бейли. — И не надо их путать!
Значение имела только свадьба—тот чудесный миг, когда мужчина и женщина полностью предаются друг другу телом и душой во имя Любви и Господа Бога. С точки зрения общественного блага такие события попросту не могли происходить слишком часто.
— Будничность и рутина губительны для истинной веры, — утверждал отец Бейли. — Зачем Господу любовь, которая настолько износилась, что ее приходится беречь из последних сил? Это уже не любовь! Это привычка! Нельзя брести по жизни, довольствуясь чувствами второго сорта. Жизнь — не репетиция. Второго шанса у вас не будет. Так смелей же! Ловите момент! Хватайте то, что вам нравится. Вы заслуживаете большего! Чем больше всего, тем лучше! Больше пыла! Больше страсти! Больше экстаза! Больше еды и напитков! Больше хороших товаров! Больше секса! Берите — все это ваше! Хватайте все подряд во имя Господне. Что может быть приятнее свадьбы? Что может быть приятней еды, питья и плотских утех? Ведь это дары Божьи! А на свадьбе все три этих дара представлены в изобилии, и все потребляются в строгом соответствии с нашими духовными обетами. Что здесь может не нравиться?
Для Траффорда в одержимости общества свадьбами крылось еще одно вопиющее противоречие, о котором он должен был помалкивать. С его точки зрения, весь эмоциональный заряд свадьбы порождался только абсолютной уверенностью в нерушимости заключаемого брака. Этот день мог стать поистине счастливым лишь при молчаливой убежденности всех заинтересованных лиц в том, что событие, которое они отмечают, уникально и неповторимо, что новый союз двух любящих сердец и вправду навеки скрепляется небесной печатью. Каждая песня, каждый тост, каждая слезинка и каждое обещание были напрямую связаны с единственностью торжества и теми недвусмысленными обязательствами, которые брали на себя жених и невеста по отношению друг к другу, — но при этом все присутствующие, и в первую очередь сами жених и невеста, отлично знали, что их совместная жизнь продлится максимум два-три года. Повторные браки поощрялись и законами общества, и его моралью, однако начало каждого из них полагалось отмечать так, словно другого уже не будет.
— Я никогда по-настоящему не любила Кавалериста, — признавалась Незабудка своим многочисленным подружкам. — И Супермена, и Героя-Любовника. Лексус — это первая настоящая любовь в моей жизни.
Все обитатели дома искренне радовались за Незабудку и восхищались той решимостью, с какой она круто изменила свою судьбу. Разрыв с Кавалеристом не сломил ее морально и физически, да и утрата маленького Сникерса в конечном счете помогла ей стать удивительно сильной и цельной личностью.
— Я часто беседовала с Богом, — уверяла она гостей, которые толпами приходили ее поздравлять, и еще более широкую аудиторию, состоящую из посетителей ее блога. — Он говорил мне, что я прекрасна, и я ему верю.
Наблюдая за ней на большом экране, Траффорд невольно задавался вопросом об истинных масштабах ее нынешнего счастья. Она потеряла ребенка всего несколько месяцев назад, и ему просто не верилось, что от этого потрясения можно оправиться так быстро. Потягивая алкопоп, Незабудка смотрела в веб-камеру ошалевшими глазами и твердила, что она счастлива, но Траффорд почему-то не чувствовал ничего, кроме грусти. Возможно, он фантазировал, приписывая Незабудке ту же душевную опустошенность, с которой сам ежедневно вспоминал Ласковую Голубку, но это казалось ему сомнительным. Траффорд был почти уверен: она ведет себя так потому, что считает подобное поведение единственно правильным.
— А самое главное, — заявила со стены Незабудка, — самое главное, что я знаю, я точно знаю, что мой малыш, Сникерс, смотрит на меня оттуда и ему ужасно нравится его новый папочка. Честно говоря, я просто убеждена, что это Сникерс нашел Лексуса и привел его ко мне.
Неужели она и вправду в это верит? На каких фактах основано это ошеломляющее предположение? Наверное, именно такой вопрос задал бы Кассий. Да и ему, Траффорду, следовало бы задать такой вопрос, но он, конечно, не рискнул. Как и все остальные, он согласился с Незабудкой в том, что возвращение ее мертвого ребеночка на землю с целью отвести свою мать в паб, где сидел местный специалист по уничтожению вредных животных Лексус, является наиболее вероятным объяснением их счастливой встречи.
— А секс у нас просто волшебный, — в тысячный раз повторила Незабудка всем, кто ее слушал. — Мой Лекс лучше всех. Он знает, что нужно женщине. Чего мы только не делаем! Надеюсь, многие из вас сами увидят. Ого! Я такая везучая!
Чантория помогала ей с платьем. Она взялась вручную прикрепить к шлейфу тысячи разноцветных лампочек-мигалок. Как и любая другая невеста, Незабудка хотела, чтобы ее платье было самым эффектным на свете, и на его пошив ушло не меньше десяти квадратных метров белого пластикового полотна.
— Когда я выходила за Кавалериста, я была в кремовом, — объяснила она, — но теперь могу надеть белое благодаря Лексусу, который оплачивает восстановление моего гимена, так что я опять стану девственницей. Это значит, что до свадьбы нам придется обходиться без интима целых сорок восемь часов. Правда, романтично?
Как и все жительницы их дома моложе пятидесяти, Чантория была подружкой невесты. Траффорд не сомневался, что ее пригласили только для массовости: популярность Незабудки в их небольшом сообществе требовала, чтобы ее свадьба праздновалась с размахом. Конечно, будут и карета, и двойной трон, эти непременные атрибуты любого бракосочетания, но истинный статус свадьбы зависел от того, каким количеством женщин в одинаковых платьях невеста сумеет себя окружить. Именно по этой причине Чантория временно попала в число ближайших подруг Незабудки и была очень этому рада. По ее мнению, такой уровень социального признания гарантировал ей защиту от травли. Траффорд не мог с ней согласиться: он знал, что дружеские связи тонки, как паутинки, и что жертвой разошедшейся толпы может стать кто угодно. В конце концов, линчевать у них в городе любили не меньше, чем гулять на свадьбах.
