– Взгляни туда, – старик вытянул руку, и археолог перевел взгляд в указанном направлении.
Сначала он ничего особенного не увидел, все тот же пейзаж, те же вади и скальные изваяния матери-природы… И вдруг что-то огромное, может быть, размером с футбольное поле, заблестело между желтыми выступами скал. Переливаясь коричневыми и желто-зелеными оттенками, оно походило на гигантский алмаз или хризолит.
– Что это? – вскрикнул пораженный американец.
– Стекло, – просто ответил старик, – целые валуны из стекла, стеклянное поле. Таких полей в Сахаре немало. Особенно под песком. Когда-то пустыня была цветущей землей. А потом все разом погибло в огромном пожаре. Все живое уничтожил ураган огня. Песок плавился и превращался в глыбы стекла…
– Невероятно. Но откуда вам это известно? Кто вы? – решился, наконец, задать свой главный вопрос американец.
Старик посмотрел на него задумчиво, будто решал, стоит ли его гость раскрытия всех секретов. Дэвид понял и поднял руки в знак того, что вовсе не претендует на полную открытость…
И старик решился:
– Я знаю. И ты должен знать. По праву своего рождения.
Всю дорогу назад с вершины горы американец обдумывал эти слова. Что скрывал от него отец всю жизнь и в чем так настойчиво желал признаться на их последнем свидании? Кем была его мать? Почему согласилась уехать из Африки вместе с отцом, шагнув, таким образом, в неизвестность? Почему, наконец, отец подвергался жестоким нападкам за свои, в общем-то, нелепые и безобидные теории? Что отец хотел доказать? Кому? И какую тайну унесла с собой мать? Дэвиду не терпелось поскорее продолжить чтение дневников.
Когда носильщики по дороге, выдолбленной в скальной породе, доставили археолога в каменную нишу, расположенную невысоко над оазисом, был уже вечер. Старик хлопком отпустил своих помощников.
– Думаю, ты о многом еще хочешь поговорить?
Ниша напоминала комнату в восточном стиле из-за матраса с подушками и ковра. В центре стоял низкий столик, накрытый к скромному ужину.
– Ты ведь проголодался? – улыбаясь, поинтересовался старик.
– Еще как!
Дэвид сел на подушке рядом со столом. От острого запаха пищи у него тут же засосало в желудке и закружилась голова. Сколько же он не ел? И почему только сейчас испытал голодный приступ?
– Приступай, – разрешил хозяин, – но не спеши.
Дэвид принялся за еду, едва сдерживая себя. Как только первый голод был утолен, возобновился разговор, начатый несколько часов назад.
– Итак, твоя мать носила ожерелье богини…
– Я ничего не знал об этом…
– Всему свое время. Значит, пришел твой час, – старик выглядел торжественно и строго. – Стеклянные поля – это воронки от взрывов. После пожаров, уничтоживших почти все на планете, пришел период ливневых дождей и потопа. Потом наступила долгая зима. Льды покрыли собой следы страшных пожарищ. Жизнь и гибель самой могущественной цивилизации, существовавшей до потопа и пожаров, построившей Сфинкса и многочисленные пирамиды по всему миру, оказались забыты. Но не стерты окончательно. Свидетельства прошлого остались на камне. И в устных преданиях касты немногих уцелевших и их потомков, посвященных жрецов Хава.
Дэвид остолбенел. Все вдруг в этот миг показалось ему кристально ясным.
– Так вы – жрец Хава?
Старик коснулся рукой головы Дэвида.
– Да. И ты – мой преемник.
Дэвид отпрянул.
– Я?! Не может быть!
Старик смотрел на него строго, отметая всякие сомнения.
– Ты говоришь на сигисо, языке жрецов Хава. И ты сомневаешься?
Американец почувствовал сильное головокружение…
Глава 8
Хашим не отходил от Сиддика ни на шаг. Врачи настоятельно советовали покинуть больницу, Адиля находилась под капельницей, и помочь ей своим мученическим сидением в коридоре профессор все равно не мог.
– Возьмите себя в руки, коллега, – Хашим проявлял участие, которое волновало Сиддика до слез. Впрочем, сейчас его нервы были до такой степени напряжены, что слезы готовы были сами катиться градом.
Услышав от медиков, что состояние жены стабилизируется, Сиддик согласился покинуть больницу. Он сел в машину ректора, и тут другая проблема тисками сжала его сердце. Сиддик тяжело задышал.
– Примите успокоительное, – Хашим порылся в бардачке и вытащил початую пачку каких-то таблеток. – Да, дружище, попали мы с вами в историю, ничего не скажешь.
Сиддик проглотил таблетку.
– Нужно срочно звонить в русское посольство… В полицию… Родителям…
– Не горячитесь. Сначала давайте дождемся повторного звонка, – ректор завел двигатель, сегодня он сам сидел за рулем против обыкновения, – шофера я отпустил. Пусть пока все останется между нами. Вы ведь еще никому не говорили об этом деле?
– Нет. Я не успел. Жена…
– Ну, ну. Все как-нибудь обойдется, дружище, вот увидите, – ректор повел машину по улицам Хартума. – Сейчас мы едем к вам домой, ведь похитители могут позвонить снова. Дорога каждая минута, Сиддик.
Профессор и сам понимал это.
– А как же полиция?
Ректор пожал плечами.
– Полиция? Конечно, Сиддик, конечно. Разумеется, мы сообщим в полицию. Но для начала я бы хотел лично услышать требования похитителей. Иначе вы ведь знаете, как все может обернуться.
Профессор откинулся на спинку кресла. Да, он знал. В случае привлечения полиции преступники могли просто прекратить выходить на связь. И это означало бы два варианта: либо от мальчишки избавились, либо перепродали его другой преступной группировке. Русский мальчик, как песчинка, мог затеряться на просторах Африки.
Хашим посмотрел на Сиддика и цокнул языком.
– Да вы совсем плохи, дружище. Не нужно так переживать. В конце концов, мальчик не один. С ним ваш водитель и Марджани. А эта девушка, поверьте, многого стоит…
Дома Сиддик кое-как объяснился с нянькой, почему ей теперь придется одной заняться детьми, их уже нужно было забирать из колледжа. Хашим лично позвонил в колледж и поручил службе охраны проконтролировать перемещение детей профессора Сиддика до дома. После этого мужчины расположились в креслах и стали ждать.
Глава 9
Дэвид переживал состояние, похожее на сон. Все, происходящее с ним, было слишком далеко от реальности. И тем не менее…
Когда с наступлением ночи старик ушел, археолог достал из рюкзака три тетради, исписанные отцом. Пролистав страницы, прочтенные в самолете, Дэвид окунулся в изучение дневника, охватывающего, судя по записям, первые месяцы жизни Алекса Томпсона на малийском плато Бандиагара.
«В сердце западноафриканского Сахеля, в излучину реки Нигер, меня привел проводник по имени Понла. Понла прекрасно знает эти места. Мне кажется, он вообще знает гораздо больше, чем может сказать мне. С момента нашей встречи прошла всего неделя, я чувствую, что этот улыбчивый негр проникся ко мне доверием. Чем я заслужил это, право, не знаю. Может, так Понла платит мне за то, что я вылечил жителей одной из местных деревушек и не потребовал никакой платы? Но меня обязывал мой долг врача. Когда я поселился в отеле, хозяйка пожаловалась на то, что ее деревенские родные могут умереть из-за новой болезни, я поддался уговорам и поехал. Это же Центральная Африка, пояс бесконечных эпидемий… Понла был за рулем. Так мы и познакомились…»
