Именно на базе, где американцы муштровали свои войска спецназначения, проходили обучение и американские шпионы, да и вербовались они тут же, из солдат этих войск, преимущественно иностранцев, родившихся в стране, против которой они должны затем действовать, или хотя бы знающих язык этой страны…
Школой, с которой должен был ознакомиться советский разведчик Лидумс-Казимир, оказалась школа шпионов-парашютистов. В нее попадали те, кто прошел предварительный отбор, получил первоначальные знания по радиоделу, фотографированию, диверсиям и теперь готовился к заброске в тыл «потенциального противника». Уже по одному тому, что все это были латыши, литовцы, эстонцы, бежавшие из Советского Союза вместе с немцами, или дети эмигрантов, становилось ясно, кого в данной школе именовали «потенциальным противником».
Лидумса и Эала сопровождали два ученика английской разведшколы — Биль и Альвирас. Перед въездом на территорию базы Эал предупредил своих пассажиров, чтобы они молчали: охранникам базы ни к чему знать, что новые питомцы школы не американцы…
Здание школы находилось примерно в километре от ворот базы и в некотором удалении от других зданий казарменного типа. Разгуливать по территории базы, знакомиться с людьми было категорически запрещено. Одним словом, это была настоящая тюрьма со своим внутренним уставом и устройством, со своей субординацией и своими особыми занятиями. В этой тюрьме и должны были отныне жить Лидумс, Альвирас и Биль, а наблюдали за ними и занимались с ними два инструктора: лейтенант и сержант, с которыми Эал познакомил новичков.
Ни лейтенант, ни сержант имен не назвали, но оба были в своем роде примечательны. Лейтенант, американец по происхождению, невысокий, плотный, лет тридцати, с голосом громким и пронзительным, показался Лидумсу самоуверенным не по чину, грубым до самозабвения, и было видно, что всех остальных людей он считает ниже себя. Это наводило на мысль, что он давно уже служил в этой или похожей школе, где под его началом были люди, им презираемые. Может быть, он сразу пошел в эти части спецназначения, а организованы они были еще в 1951 году, и уже привык к угодничеству и лести.
Сержант того же возраста, видимо обиженный и обозленный тем, что так и не сумел пробиться к офицерскому чину, очень высокий, худой, держался со своим прямым начальником раболепно, но точно так же презирал «вшивых иностранцев», и если не пускал в ход кулаки, то, наверно, только потому, что служба в парашютной школе опасна: парашют может и не раскрыться или лямки его окажутся подрезанными… Что-то в этом роде пробормотал Биль после первого же разноса, правда, пробормотал на родном языке, но Лидумс понял, что тут все держится на грубой силе.
Но Эал, по-видимому, что-то шепнул лейтенанту о миссии Лидумса, потому что тот при знакомстве словно проткнул нового «ученика» острыми, пронзительными глазами, пробормотал: «Очень рад!» — И после ни сам, ни его помощник сержант к великану латышу не придирались.
Занятия начались с утра следующего дня.
Их учили собирать и складывать парашюты, управлять ими при спуске с самолета, прятать освобожденный парашют на территории «противника» так, чтобы его невозможно было обнаружить. Это были и теория и практика, поскольку шпион мог воспользоваться парашютом только однажды, — при спуске в тыл «врага», но от того, как он укроет его после приземления, в сущности, зависела его жизнь.
Только после того, как они наловчились собирать распущенный парашют в самое короткое время, прятать его в считанные минуты, «учеников» перевели в следующий «класс»: подготовка к прыжкам.
Лидумс собрал все терпение и умение, чтобы заслужить одобрение лейтенанта. И после каждой похвалы, произнесенной тем же грубым, пронзительным голосом, каким лейтенант только что отчитывал Биля или Альвираса, вежливо повторял:
— Слушаю, сэр!
В конце концов лед тронулся. Как-то вечером лейтенант буркнул:
— Зайдите ко мне, мистер Казимир, поболтаем…
Лидумс невольно подумал: а как этот грубиян разговаривает с женщинами? По вечерам лейтенант часто отбывал «проветриться», оставляя школу на сержанта, а тот ворчал, не стесняясь учеников: «Опять ударил по бабам!» По воскресным дням сержант злобно завидовал начальнику: лейтенант отпускал его из школы только раз в неделю, и то в рабочие дни.
Сегодня сержант был в городе, и начальнику школы, должно быть, стало скучно. А Лидумс к такому случаю подготовился заранее.
После ужина, который в школу доставляли на джипе в термосах, Биль и Альвирас ушли в свою комнату продолжать бесконечную карточную игру, а Лидумс поднялся к лейтенанту. Накануне он достал через «кухонных» солдат, правда с большой наценкой, кварту хорошего виски. С этой квартой в руках Лидумс и вошел к начальнику школы.
Приношение лейтенант принял радушно, позаботился о бокалах с содовой, о кубиках льда, вынул из шкафа коробку соленого печенья, налил виски, сказал, что мистер Казимир может называть его Гербертом, после чего контакт оказался еще приятнее.
После второго бокала лейтенант спросил, нравится ли мистеру Казимиру в школе.
— По-моему, в тех частях, где служите вы, значительно интереснее…
Пока мистер Герберт обдумывал этот ответ, они успели выпить еще по два виски. Но на лейтенанта эта доза не действовала. После долгой паузы он снова спросил:
— А что вы знаете об этих частях?
Лидумс ответил кратко: он слышал, что служба в этих частях хорошо оплачивается; а кроме того, по истечении контракта как будто можно надеяться на гражданство США…
— Если вас не подстрелят в очередной операции, — проворчал лейтенант.
— Ну, подстрелить могут и на моей работе! — беспечно ответил Лидумс. — Разница только в том, что моя работа не дает таких широких перспектив, о которых я слышал от ваших вербовщиков.
— Вербовщики за то и получают деньги, что умеют врать, — отмахнулся лейтенант. Но на Лидумса он смотрел теперь с таким же любопытством, как вербовщик, словно бы оценивая новый материал. Они пропустили еще по два бокала, и только тогда он заговорил всерьез:
— Что верно, то верно, в наших войсках хорошо платят. Но контракт заключается на десять лет. И берут в войска специального назначения людей не старше тридцати шести…
— Мне тридцать пять! — солгал Лидумс. — И к тому же я имею чин капитана немецкой службы…
— Это ничего не значит, — усмехнулся лейтенант, — начинать все равно придется сначала.
— Но я прошел подготовку в английской разведывательной школе…
— А, что они понимают в таких делах! — пренебрежительно пожал плечами лейтенант. — У нас речь идет не об одиночках-диверсантах, а о целых армиях солдат-невидимок! Я пропускаю через свою парашютную школу сотни солдат, но наши парашютные десанты насчитывают уже давно не сотни, а тысячи парашютистов, вооруженных пушками, танками, вертолетами. Эти солдаты могут выжить в болоте, в лесу, в пустыне, добыть пресную воду в море, питаться змеями и улитками, воевать в одиночку и армиями, сеять панику и захватывать города. Разве сравнишь эту великую миссию с действиями ваших шпионов-одиночек?
На этот раз лишний бокал виски сделал из грубого солдафона почти что стратега и философа. Больше ему не надо было задавать вопросов, он готов был рассказать все, что знал о новых соединениях американской армии…
6
Лидумс продолжал изучать парашютное дело.
Шпионы-новички Биль и Альвирас были совсем молоды и достаточно тренированы, но и они с удивлением наблюдали, что старый, по их понятиям, Казимир прыгает с канатом с пятиметрового штатива легче и точнее их. Тому же удивлялись и руководители уроков — лейтенант Герберт и сержант Джек. А прыжки эти с пятиметровой высоты были чрезвычайно утомительны. К концу занятий все тело было разбито, позвонки похрустывали, ноги неприятно дрожали. Но ведь «ученики» готовились прыгать с большой высоты, надо было приучить себя к сотрясениям, к падению в темноте, когда земля совсем не видна и трудно определить самый миг приземления. И они день за днем отрабатывали эти прыжки.
В один из таких тяжелых дней во время обеденного перерыва их навестил неожиданный гость. В спальню, где они отдыхали, не вошел, а вбежал улыбающийся худощавый американец лет тридцати пяти и принялся расспрашивать, как они тут поживают? Похвалил за то, что хорошо говорят по-английски, спросил, какими еще языками владеют и говорят ли по-русски? Лидумс ответил, что все трое прилично говорят по-немецки…
— Какой вы национальности? — спросил американец.
— А какой национальности люди вам нужны? — переспросил Лидумс. — Если понадобится, мы можем стать людьми той национальности, которая требуется…
Американец рассмеялся и ушел. Лидумс так и не понял, для чего была затеяна эта проверка.