В комнате вовсе не было душно, но Ольга понимала, что это рана мучает его.
Она открыла окно, подошла к кровати, принялась промывать и обрабатывать его рану. Она понимала, что ему больно, но догадаться об этом можно было только по его расширившимся зрачкам.
Жалость сжимала ее сердце, но ей казалось невозможным показывать свою жалость – так же, наверное, как ему казалось невозможным показывать свою боль.
– Вы могли умереть, – сказала Ольга.
– Это не опасная рана. По касательной прошло.
– Что прошло по касательной?
Собственно, не было необходимости и спрашивать, она и так видела, что рана нанесена каким-то тупым инструментом вроде отвертки. Не получив ответа, она заметила с укоризной:
– Вы много крови потеряли.
– Ничего. – Незнамов улыбнулся. – В Средние века все болезни лечили кровопусканием. Иногда помогало.
– Мы живем не в Средние века.
– Вы думаете?
Бинтуя рану, Ольга случайно опустила взгляд на пол. Туфли Незнамова были в засохшей грязи, комочки ее осыпались на пол. Тут она наконец заметила, что и руки у него тоже грязные.
– Дайте я протру, – поспешно сказала она. – У вас руки…
Она хотела отвести взгляд, но он не дал ей этого сделать. Буквально не дал – заставил смотреть себе в глаза, хотя и непонятно, как у него это получилось: он не сделал ни единого движения.
– Да, – сказал он. – Руки у меня в грязи. И в крови.
Какой ее реакции он ожидал – смущения, смятения, страха?
– Алексей Сергеевич, – глядя в его пронзительные глаза, спросила Ольга, – ваша проблема решена?
– Я его убил, – ответил он. – Велчева. Лучше, чтобы вы об этом знали. Идите, Ольга Андреевна. Спасибо за помощь. – И видя, что она медлит, повторил коротко и зло: – Идите!
– Вы думаете, я донесу на вас?.. – медленно выговорила она.
– Не исключаю.
Выходя из комнаты, Ольга не сдержалась и хлопнула дверью. И тут же открыла ее снова.
Незнамов лежал на кровати не двигаясь. Глаза его были закрыты.
– Извините, – тихо сказала она.
– Это вы меня извините, – не открывая глаз, ответил он. – Простите меня, Оля.
– За что?
– Втянул вас в плохую историю. – И вдруг попросил: – Налейте мне спирта. Гадко на душе.
Она налила спирт в стакан. Он выпил, не глядя на нее, и лег снова, и снова закрыл глаза. Ольга села на край кровати. По-прежнему не открывая глаз, он взял ее руку, поднес к своим губам. И вдруг порывисто сел и обнял Ольгу так крепко, что у нее занялось дыхание.
– Вам нельзя так резко… – пролепетала она.
– Я люблю вас, – тихо сказал он. – Но лучше вам уйти.
– Почему?! – спросила она задыхаясь.
– Вы не поняли? Я убил человека. Только что.
– Он напал на вас?
– Да. Он агент секретной службы. Набросился с отмычкой. Но для вас это не имеет значения.
– А что же имеет?
– Что я его убил. И не надо вам быть со мной.
– Его… не найдут? – тихо спросила Ольга.
– Надеюсь, нет. Он… в лесу. К тому же он не только секретный агент, но и просто уголовник. И задолжал одному серьезному вору.
– То есть на вас не подумают? – уточнила Ольга.
– Оля, – поморщился Незнамов, – еще раз повторяю: дело не в этом. Просто я не тот человек, который имеет право осложнять жизнь такой девушки, как вы.
– Я люблю вас, Алексей Сергеевич, – глядя в его глаза прямым взглядом, сказала Ольга. – И я уверена, вы сделали то, что было нужно.
Это в первый раз ей показалось, что она задыхается в его объятиях. А теперь она поняла, что только в них и дышит.
Часть II Глава 1
Если бы отец был жив, то Любке, может, не было бы так страшно. Хотя, если рассудить, чем помог бы им отец сейчас, когда все люди кругом, кажется, сошли с ума?
С того дня, как он умер, прошло больше полугода, но Любка помнила тот день так ясно, как будто это было вчера.
Отец лежал на топчане, и глаза его были закрыты. Ванга сидела рядом и держала его руку в своей. Она держала ее так, как не держат руку мертвеца, и только по этому жесту сестры Любка понимала, что отец еще жив.
– Прости меня, Ванга… – вдруг, не открывая глаз, проговорил он. – Если можешь…
– За что ты у меня прощения просишь, папа? – покачала головой Ванга.
– Я тогда попросту рассудил… А попросту нельзя… Домой вернуться… заставил тебя… – С каждым словом выходила из него жизнь. – Счастье твое, любовь… я разрушил, дочка…
– Не надо, папа. – Ванга говорила с таким отчаянием, словно и ее жизнь вот-вот кончится. – Ты не виноват. Такая моя судьба.
– Судьбу нельзя узнать… Ни свою… ни чужую…
– Узнать можно, – задумчиво проговорила Ванга. – Переменить – можно ли?
Отец неожиданно открыл глаза. Они смотрели так ясно, что у Любки мелькнула в голове мысль: может, он выздоровел?
– Прости меня, – сказал отец.
И умер.
За такими невеселыми воспоминаниями Любка не заметила, как добежала до дому.
Еще с улицы она увидела, что к Ванге пришли соседки. На дощатом столе, врытом в землю под зацветающим абрикосовым деревом, стоял кувшин с вином и яблочный пирог.
Гостьи, правда, уже собирались уходить.
– Спасибо, Ванга, – сказала Петка, вставая из-за стола. – И ничего-то у тебя нету, а гостям всегда почет.
– На здоровье, – ответила Ванга. – Я люблю, когда в доме люди.
– Надо б вам крышу подлатать, – оглядывая покосившуюся хибарку, заметила Милана. – Мы с Миланом в апреле строиться начнем, заодно и вам поможем.
И тут лицо Ванги совершенно переменилось: приветливое оживление исчезло с него, все черты застыли.
– Что с тобой? – встревоженно спросила Милана.
– Не будет в апреле стройки, – глухо проговорила Ванга.
– Почему? – удивилась Милана. – Мы уже и деньги собрали на новый дом.
– Война придет. Сюда, к нам. В сорок первом году. В апреле.
– Господи… – быстро перекрестилась Петка.
И сразу же движения женщин стали торопливыми, даже суетливыми.
– Пора нам, Ванга, – быстро проговорила Милана. – Засиделись, а дома работы невпроворот.
Они быстро вышли из двора, даже не поздоровавшись с Любкой.
– Ванга! – воскликнула та, подходя к столу, за которым неподвижно сидела сестра. – А как ты узнала?
– Что?.. – вздрогнула Ванга.
Она словно очнулась от забытья. Лицо ее снова стало оживать.
– Про войну, – сказала Любка. – На базаре что творится, если б ты видела! Люди все подряд метут! Дерутся даже. И все про войну говорят. Знать бы, говорят, когда начнется…
– Это, я думаю, многие знать хотели бы, – задумчиво произнесла Ванга.
Ольга стояла перед зеркалом и пыталась застегнуть жемчужное ожерелье, которое Алексей полгода назад подарил ей на свадьбу. Застежка была замысловатая, и Ольга сердилась: из-за такой ерунды опоздают в ресторан! Живот ее сделался большим как-то сразу, вдруг, и ходит она теперь из-за этого совсем медленно… А фон Дидерикс, пригласивший их сегодня на ужин в честь приезда его друга, это один из самых респектабельных клиентов, благодаря которому едва ли не все немцы, работающие в Софии, посещают кабинет доктора Незнамова. И он может воспринять их опоздание как неучтивость.
– Алеша, помоги, пожалуйста! – громко позвала Ольга.
Квартира, которую они сняли после свадьбы, была не роскошна, но просторна. Алексей ожидал в гостиной, когда жена оденется.
Услышав Ольгин голос, он зашел в спальню.
– Ты почему так волнуешься? – спросил он, застегивая ее ожерелье.
Все-таки плохо, когда муж видит тебя насквозь! Или он просто заметил, что руки у нее дрожат?
– Какие-то дурные предчувствия… – пробормотала Ольга. – Извини.
Алексей притянул жену к себе.
– Что ты, Оленька? – спросил он.
Она вдруг отстранилась и быстро вышла из комнаты.
Когда Алексей пришел вслед за нею в гостиную, Ольга стояла у окна и изо всех сил старалась, чтобы слезы, которые уже поднялись к горлу, не хлынули бы у нее из глаз.
– Оля, объясни мне, что случилось, – сказал Алексей.
Все-таки напрасно она напрягала волю: когда обернулась к мужу, глаза ее из-за слез были похожи на лужицы.
– Алеша, почему ты не доверяешь мне? – спросила она.
Ольга давно уже заметила: единственное, что приводит мужа в растерянность, это ее слезы. А сейчас лицо его сделалось не просто растерянным, но к тому же расстроенным. Она совсем не хотела этого, но раз уж так получилось…
