Его друг Джордж Вильерс герцог Бэкингем был с ним неразлучен.
— Почему бы не подписать договор, — спрашивал он. — Лучше иметь страну, где ты правитель, даже если это унылая страна пуритан, чем оставаться в этом городишке на положении изгнанника.
В конечном итоге решение было принято — подписать условия шотландцев. Он понимал, что мать, узнав об этом шаге, в отчаянии всплеснет руками, — ведь в конечном итоге договор способствовал разрушению и уничтожению католицизма и «папизма», а многие считают, что благородный джентльмен должен предпочесть изгнание уступкам в вопросах веры, и потому объяснял Бэкингему:
— Моя душа не настолько предана религии, чтобы ради нее жертвовать государственными интересами. Мой дед сменил веру, чтобы покончить с войнами во Франции, и я сейчас, чем дальше, тем больше чувствую себя его потомком.
— Это правда, к религии вы весьма равнодушны, — соглашался Джордж. — Вы преданы женщинам — и здесь сходство налицо. Но, сир, вам придется изрядно попотеть в дальнейшем, чтобы встать вровень с вашим дедом и в этом, и во многих других вопросах.
— Дай время, — прошептал Чарлз, — дай только время.
Эти двое молодых людей не могли даже ненадолго оставаться серьезными, и перспектива пребывания в стране суровых пуритан не могла обуздать их легкомыслия.
Таким образом Чарлз отбыл в Шотландию, и о том, чтобы взять с собой любовницу ! — малыша Джимми, не могло идти и речи. Шотландцы, сказал король, так истово любят Бога, что у них почти не остается времени, чтобы любить других — даже своих жен. Более того, он почти не сомневался, что они выкраивают время для занятий любовью с женами — обязательно в темноте! — с единственной целью — произвести на свет новых «пуриташек».
Перед отъездом он обнял Люси и поиграл с Джимми.
— Заботься о моем сыне, Люси, — наставительно сказал он. — Вспоминай обо мне после моего отъезда.
— Я всегда буду вспоминать о тебе, Чарлз, — сказала она.
— А я о тебе, Люси.
Он не обещал хранить верность — нарушивший уже столько обещаний и клятв, он не хотел обманывать себя и Люси. Чарлз сомневался, что смог бы сдержать такое обещание, хотя и был наслышан, что шотландские женщины холодны, как климат их страны. Он-то знал, что из всякого правила есть исключения, и если в Шотландии была хоть одна женщина с горячей душой, они непременно встретятся.
Люси постояла на берегу моря, всматриваясь в корабль с раздутыми парусами, уплывавший от берегов Голландии, затем вернулась в покои, где столько дней и ночей провела со своим царственным любовником, и торжественно объявила Энн Хилл, что ноги ни одного джентльмена не будет за порогом ее спальни, пока ее возлюбленный король не вернется из поездки.
— После него любой мужчина покажется вам противным, — пылко сказала Энн.
— Действительно покажется, — согласилась Люси.
Она верила в это целых два дня, а затем ее вновь начало преследовать ощущение одиночества. Ее карие глаза вновь начали останавливаться на тех немногих красивых мужчинах, которые все еще оставались в Гааге, но всегда рядом оказывалась Энн Хилл и напоминала об отце Джимми.
Люси оставалось вздыхать и подолгу говорить с Энн о Чарлзе, пытаясь довольствоваться этим.
По случаю приезда в Гаагу герцога Йоркского в городе царило великое возбуждение. Герцогу недоставало веселого обаяния брата; гораздо красивее Чарлза, он тем не менее казался непривлекательным рядом с ним. Мрачноватый и упрямый, он в одном походил на брата — в любви к противоположному полу. Пока он не достиг тех успехов в отношениях с женщинами, которыми мог похвастаться старший брат, но был решительно настроен как можно скорее исправить положение.
Сэра Генри Бенетта Люси увидела вскоре по приезду герцога. Сэр Генри прибыл в Голландию в свите Джеймса и, подобно патрону, искал, чем бы развлечься в этом захолустье. Едва увидев Люси, он понял, что скучать не придется, а узнав ее историю, окончательно уверился, что, несмотря на связь с королем, эта женщина будет его любовницей.
Он пришел к ней в дом, притворившись, что находится здесь по поручению ее хозяина. Энн Хилл проводила его к госпоже, и та, не отрываясь, смотрела на его статную фигуру, ибо не только он положил глаз на Люси, но и она была пленена красивым придворным из свиты принца Джеймса, и, хотя при первой встрече они ни словом не обмолвились друг с другом, глаза их были выразительнее всяких слов.
— Госпожа Уотер! — сказал сэр Генри, нагибаясь к ее руке.
— Добро пожаловать в Голландию, сэр Генри!
— Мне страшно не хотелось из Франции перебираться в эту страну, — сказал он, многозначительно глядя на нее, — но если бы я знал, что встречу здесь вас, госпожа Люси, от моих колебаний не осталось бы и следа.
— О, при французском дворе мужчины в два счета становятся льстецами, сэр Генри.
— Не совсем так, Люси. Они просто учатся ценить красоту и не сдерживать свое восхищение при ее виде.
Люси сделала Энн знак, чтобы та ушла. Горничная вертелась вокруг, а Люси вовсе не хотелось, чтобы ей сейчас напоминали о ее любовнике-монархе. Она и без того помнила о нем четыре месяца, и никто, даже Чарлз, не мог заставить ее нести бремя верности столь долгий срок.
Как только они остались одни, сэр Генри подсел к ней и, схватив руку, осыпал ее поцелуями.
— Вы… вы чересчур скоры, сэр.
— Мадам, в этом изменчивом мире нужно спешить.
— Я бы хотела поставить вас в известность о моем положении здесь.
— А вы полагаете, я не знаю о нем? Неужели вы думаете, что я не навел справки, едва увидев вас?
— В соседней комнате спит ребенок — это сын короля.
— Бедная, бедная Люси!.. Так долго жить в одиночестве, без мужчины!.. Ведь его величество уже давно находится в Шотландии.
— Я все это время хранила ему верность.
— Милая Люси! Какое самопожертвование с вашей стороны! Я просто хочу убедить вас — лучше держать в объятиях дворянина, пусть и не самого высокого титула, чем сохнуть по королю, который в это время находится где-то за морем.
— Вы что же, предлагаете мне изменить, сэр?
— Ради вас пойдешь не то что на измену, Люси, на плаху!
Люси отбежала от него и направилась в сторону двери в надежде, что он перехватит ее раньше, чем она коснется дверной ручки, что он и проделал с чрезвычайной ловкостью. Он начал страстно целовать ее.
— Как вы смеете, сэр? — закричала Люси.
— Вы слишком прекрасны, и есть один способ уйти от искушения — взять и согрешить.
— Вы заплатите за это, сэр!
— Заплачу, и с удовольствием, Люси.
— Немедленно уходите и больше не показывайтесь здесь.
Голос Люси замер. Она задохнулась, потом перевела дыхание и, пока он нес ее в спальню, умело изображала притворное сопротивление.
