– Вот тебе соточка! – кукиш был более чем убедителен. – А вот – вторая. Тебе даже не за руль завтра, а за штурвал. Вот когда вернешься… С удовольствием нажрусь с тобой хоть до поросячьего визга. А до того – сухой закон.
– Понятно, – протянул генерал, только что отчитанный, будто кадет-первогодок ротным воспитателем. Ладно, хоть равным по чину… – Банкет по случаю отбытия отменяется…
* * *
– Пакет не забыл?
Работающие вхолостую турбины ревели, словно два могучих урагана, поэтому приходилось кричать прямо в ухо, чтобы хоть что-нибудь можно было расслышать.
– Что?!.. А! Пакет! – Бежецкий похлопал себя ладонью в толстой перчатке по оттопыривающемуся на груди комбинезону. – В надежном месте! Даже если гикнусь там – найдут!..
– Плюнь! – проорал в ответ близнец. – Я тебе дам – гикнусь! Забыл уговор? Если через семь, максимум десять дней ты не возвращаешься – иду я!
– Фигу тебе! – злорадно ответил посланец, пытаясь сложить непослушные пальцы в означенную фигуру. – Не удастся тебе орденок заработать! Все я загребу! И звездочку вторую на погоны – учти! Будешь мне честь отдавать, как генерал-лейтенанту!
– Да хоть фельдмаршалу! Только вернись!.. Ну, все – ни пуха! – Ловко, спиной вперед, генерал сбежал по приставному трапу, который тут же оттащили в сторону поджидавшие внизу техники.
– К черту! – буркнул себе под нос, уже не надеясь, что его услышат, пилот, и колпак кабины плавно опустился, намертво отрезав его от остального мира.
Еще этот мир не покинув, он словно бы и не принадлежал ему больше.
«А-а! Долгие проводы – лишние слезы!..»
В ответ на отмашку дежурного офицера, он поднял руку в перчатке и начал плавно увеличивать обороты двигателя. Движение руки, и самолет легко понесся по бетонке полосы, вздрагивая на стыках плит и выбоинах. Мгновение и…
«Земля – прощай! – мелькнули в голове слова из полузабытого детского мультика. – В добрый путь!..»
11
«А ведь господа жандармы тут не слишком деликатны… Как и везде, впрочем…»
Сознание возвращалось постепенно, будто загулявшая кошка, сперва стремящаяся проверить – не ждет ли ее хозяин, разгневанный долгой отлучкой, да еще с чем-нибудь очень неприятным в руке. Правда, хозяин сейчас пребывал не в том состоянии, чтобы гневаться. Он и «кыш»-то сказать не смог бы толком…
Да и обстановка «узилища» разительно переменилась. Какие там хоромы! Тесная комнатенка с давно не беленными стенами в неопрятных пятнах, с шелушащегося потолка на разлохмаченном шнуре свешивается сорокаваттная лампочка, мало того что светящая себе под нос по своей природе, но еще и пыльная до предела. Более подробно оценить обстановку было невозможно потому, что сам Александр лежал на спине на чем-то относительно мягком, но до предела скрипучем, без какой-либо возможности повернуться – руки, скованные над головой, этому препятствовали, да и ноги тоже стягивало что-то чрезвычайно тугое. Дополняла картину удушливая вонь, пропитывающая все вокруг: если на этом ложе кто до пленника и лежал, то, во-первых, знаниями о личной гигиене он был не обременен, а, во-вторых, было это давным-давно.
«Блин, даже руку мою больную не пожалели, – сморщился Бежецкий – так болело совсем недавно поврежденное запястье, в которое теперь волчьим капканом впивался ледяной металл наручников. – Сатрапы чертовы!.. Свободу узникам совести!..»
Однако на самом деле, признаться, было не до шуток. Как-то не вязался этот карцер с той предупредительностью, которой был окружен «гость» в покинутом таким оригинальным путем «санатории». Неужто так разозлились хозяева за двух охранников, спеленатых не только без какого-либо членовредительства, но и без особенного посягательства на права и свободы. Так, не более чем невинная шутка. Стоило из-за этого запирать в вонючий подвал, стреноженным по рукам и ногам? Что за средневековые методы, в конце концов, господа?
– Э-э! – негромко позвал он, стараясь как можно дальше вывернуть шею, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. – Тут есть кто? Господа тюремщики!..
Ответом ему была тишина, нарушаемая лишь мерным стуком капель, падающих где-то далеко-далеко, может быть, из неплотно прикрытого крана, а может быть – и с сырого потолка. Тишина эта давила, заставляла нервничать, неумолчный «метроном» раздражал безмерно.
– Господа Бога душу мать!!! – не выдержал Александр, присовокупив такое коленце, что даже сам устыдился немного – давненько ему не приходилось употреблять таких слов вслух. – Попередохли вы там что ли?! Наручники отомкните, гады! Рука болит – спасу нет!..
Кричать пришлось так долго, что к финалу концерта горло Бежецкого, и без того в последнее время не отличающееся луженостью (как же – ежедневные тренировки «командного голоса» давно позади), сдало, поэтому в тирадах появились какие-то «высоцкие» нотки. Он не только охрип, но и оглушал в тесном пространстве «каземата» сам себя, поэтому шаги, вкрадчивые и осторожные, расслышал не сразу.
– А-а, вы уже пришли в себя, господин Бежецкий, – раздался где-то за изголовьем звучный, хорошо поставленный голос. – Похвально, похвально… Я уж хотел проделать это принудительным, так сказать, путем.
– Расстегните наручники! – прохрипел Александр, чувствуя, что поврежденная рука настолько онемела, что уже не чувствует боли, только холод металла – паршивый признак, если честно. – Руку потеряю – отвечать придется…
– Не говорите вы ерунды. – Пленник ощутил в руке тупые уколы, но не кожей, а мышцами, глубинными нервами. – Пальчики дергаются, значит, омертвения еще нет. А как быстро вас отпустят, зависит от ответов на пару вопросов, которые я вам намерен задать.
В речи говорившего удавливался не то чтобы акцент – какая-то неправильность.
«Тоже мне латышский стрелок, – подумал Бежецкий. – Что-то я не припомню среди подчиненных близнеца явно выраженных прибалтов. Или это не прибалтийский акцент?.. И опять же: что это за конкуренты такие объявились у генерала Бежецкого? Неужели „смежники“? Не может быть, чтобы тут все было настолько запущено – не кинобоевичок ведь…»
– На все вопросы я давным-давно ответил, – стараясь не слишком хрипеть сорванным горлом, с вызовом проговорил он. – Требую меня немедленно освободить и доставить в ведомство Бли… генерала Бежецкого. Без его непосредственного присутствия я ничего говорить не буду.
– Экий вы несговорчивый…
– А так? – вмешался другой голос, и Александр взвыл от неожиданной и резкой боли в руке, ударившей, словно током высокого напряжения – до зеленых кругов перед глазами.
– Прекратите! – одернул неведомого мучителя «прибалт». – Я и без вашей помощи могу разобрать господина Бежецкого на составные части, но что нам это даст? Он просто-напросто сдохнет на наших глазах, скрипя зубами и посылая перед смертью проклятия нам и всем нашим родственникам до девятого колена. Этот тип людей мне слишком хорошо известен. Сдохнете ведь, а? – снова тупо укололо нывшее запястье.
– Сдохну! – с огромным трудом расцепил Александр зубы, сцепленные до хруста (эх, прощай, пломбы!). – Хрен вы от меня что-то услышите…
Последние сомнения относительно причастности неведомых мучителей к органам охраны правопорядка отпали. Так могли поступать лишь люди, с этим самым правопорядком не имеющие ничего общего. Или принадлежащие к совсем иному правопорядку…
– А? Слыхали? – почему-то обрадовался «прибалт». – Что я говорил? Мне частенько приходилось встречаться с подобными индивидуумами в молодости. В последние годы, правда, пореже, но могу побиться об заклад, что они ни на полпенни не изменились!
«Полпенни?!! Англичанин?.. Не может быть, ведь теперь мир и дружба…»
– И что же делать? – пробасил второй несколько озадаченно.
– О-о-о! Это очень русский вопрос: «Что делать?» Вы еще спросите: «Кто виноват?»… Слава Всевышнему, химики Его Величества разработали некий препарат…
– Сыворотка правды?
– В точку! Именно сыворотка, и именно правды. Вы нас слышите, Александр Павлович?..
– Пошли вы…
– Зачем же так грубо? Разве мы вас оскорбляем?
– П-п…
– Все, я устал слушать ваши мерзости. Русский язык – язык великих писателей и поэтов, а вы его позорите… Шприц.
От руки к сердцу, а потом в голову рванулась горячая волна, разорвавшаяся в мозгу ледяной бомбой, превратившей внутренность черепа в пустую, промороженную насквозь пещеру. Александр явственно ощущал, как позванивают там сосульки до того момента, когда холод, добравшись до какого-то важного центра, отключил его и все сознание заодно…
* * *
– Ну, похоже, что все. Можно отстегивать! – распорядился мистер Ньюкомб, несколько минут безотрывно следивший за глазами Бежецкого, распятого перед «инквизиторами» на старенькой кушетке. – Он готов.
– Вы так думаете? – осторожно склонился над распростертым телом его напарник. – Я бы не рисковал. Черт знает, что может выкинуть этот субчик.
