Тот факт, что к концу V века до н. э. некоторые эллины стали отправляться в далекие края, чтобы предложить свои услуги в качестве наемников, вряд ли сильно отразился на военном потенциале греческих государств, лишив их человеческих ресурсов. Но среди этих людей вполне могли быть талантливые солдаты, которые, оставшись дома, вероятно, оказали бы значительное воздействие на развитие военного искусства. В первой половине IV века до н. э., очевидно, установилось примерное равновесие между количеством наемников, нанятых греческими полисами, как эллинов, так и иноземцев, и численностью греков, покинувших родину и отправившихся на службу в армиях других стран.
Сиракузский тиран нанимал часть своих солдат из числа представителей варварских племен, живших на западе, которые в противном случае никоим образом не были бы связаны с греческим военным искусством.
Когда Дионисий I отправил небольшой отряд, состоявший из таких воинов, на помощь своим союзникам-спартанцам, эллины, оставшиеся на родине, были поражены их мастерством [146] . Еще более важную и заметную роль в развитии военного дела сыграли командиры, возглавлявшие отряды наемников, находившихся на службе у греческих полисов. Это были не только умелые боевые полководцы, восхваляемые Архилохом [147] , но и изобретательные и дальновидные люди, умевшие управлять своими строптивыми солдатами и вводить в заблуждение противников. Уловки с торговлей, описанные в сборниках военных хитростей, подобных составленному Полиэном [148] , нередко являлись изобретением этих командиров наемнических войск. К тому же военачальники из различных городов-государств, отправлявшиеся сражаться с иноземными войсками, к числу которых относились, например, Ификрат, Хабрий из Афин, Паммен из Фив, преемник Эпаминонда, и даже знаменитый спартанский царь Агесилай, возможно, многому научились за время своих странствий. Ификрат, вероятно, начал проводить свои эксперименты с вооружением пельтастов после возвращения из Египта. Работы Ксенофонта, включая спекуляции, использованные им, чтобы разнообразить свой роман, «Киропедию», написаны солдатом, обучившимся военному мастерству во время отхода «десяти тысяч». В войнах эллинистического периода командирам наемников в полной мере удалось проявить свою изобретательность, а также, помимо всего прочего, сочетание умения, храбрости и военного опыта, которое продемонстрировал критянин Бол, столь подробно описанный в восьмой книге сочинения Полибия [149] . Предположение о том, что применение наемников и их предводителей замедляло ход развития древнегреческого военного дела, справедливо, потому что они не стремились решать проблемы с помощью боевых действий, из-за страха того, что мир может нарушиться. Однако они, несомненно, способствовали совершенствованию военного искусства, идеально соответствовали задачам, поставленным перед греческими и македонскими военачальниками, и помогли разнообразить состав и тактику их армий.
Чем более хорошо обученными и управляемыми становились легковооруженные воины, тем более важную роль они начинали играть на поле боя. Некоторые военачальники использовали в сражении все виды войск. Это стало возможным потому, что легковооруженные наемники обладали большей маневренностью, чем фаланга граждан-гоплитов, и их действия можно было более точно просчитать заранее. Возможно, им не было свойственно воодушевление, характерное для солдат-граждан, о чем еще Аристотель писал в своей «Никомаховой этике» [150] . Но раз в вашем распоряжении имеется армия, состоящая из солдат, в которых сочетаются высокий профессионализм и национальный дух, а во главе ее стоит первоклассный полководец, то вы будете обречены на внесение изменений в военное искусство. Именно такая комбинация была характерна для войска Филиппа II, собранного им в конце первой половины IV века до н. э.
Однако до того как это произошло, в Греции появился солдат, внесший в тактику изменения, намного превосходящие все новшества, известные до этого в Элладе, – Эпаминонд. Его родной город, Фивы, всегда был менее консервативен, чем остальные греческие полисы, в вопросах, связанных с оснащением войск. Слава спартанцев позволяла им играть старые мелодии с испытанной годами виртуозностью. Афинянин Ксенофонт доказал в своих сочинениях, что греческую армию можно сделать очень легкоприспособляемой к конкретным условиям, и предложил способы улучшения техники ведения боевых действий. Но именно Фивы произвели на свет Пелопида, олицетворявшего редкое явление – талантливого командующего кавалерией, и Эпаминонда, человека, сумевшего изменить облик сражения между гоплитами посредством проведения реформы тактики, которую можно поставить в один ряд (если не выше) с достижениями Фридриха Великого (король Пруссии, правивший в 1740–1786 гг.; кампании, проведенные им во время Войны за австрийское наследство и в Семилетней войне, привели к значительному усилению его страны, территория которой к концу его правления удвоилась. – Пер. ).
Как и большинство других величайших военных нововведений, привнесенное им было простым, но в то же время требовало огромного мастерства. Эпаминонд должен был сражаться с войском, во главе которого стояли спартанцы. Он был совершенно уверен в том, что правое крыло вражеского войска будет состоять из отборных спартанских солдат. Те, в свою очередь, не сомневались: они получат преимущество на правом крыле, а затем, резко развернувшись, разобьют вражескую шеренгу. Они неоднократно проделывали это прежде и верили, что сумеют победить еще до того, как менее умелые союзнические войска, занимавшие их левый фланг и центр, проиграют бой. Эпаминонд построил своих фиванских гоплитов в глубокую колонну. Подобные прецеденты уже были – фиванцы поступали так и в других битвах, добиваясь при этом большего или меньшего успеха. Но военачальник пошел дальше: поставив ударную силу слева, он отодвинул остальную часть шеренги назад. Его колонна оказалась непобедимой и одержала победу до того, как его более слабые солдаты, стоявшие в центре и справа, проиграли сражение [151] .
Эпаминонду удалось одним ударом, сильным и неожиданным, доказать несостоятельность традиционного спартанского приема. Позволю себе привести несколько несерьезное сравнение: крестьянин попытался дать своей лошади лечебный порошок, вдувая его в ее рот, но хитрое животное выдохнуло первым. Если суть тактики заключается в необходимости сосредоточить максимальные силы в решающий момент, то во время битвы при Левктрах Эпаминонд использовал умелый и действенный тактический прием, которому до тех пор не было равных в истории военных действий. За одно непродолжительное столкновение вековая легенда о непобедимости спартанцев была развенчана, подобно тому как миф о всемогуществе испанцев был разрушен при Рокруа (произошла 19 мая 1643 г. в ходе Тридцатилетней войны между французами и испанцами. – Пер. ), а о непобедимости прусской армии – при Вальми (сражение состоялось 12 сентября 1792 г. во время войны Первой коалиции, ставшей частью Французских революционных войн; в результате его французским армиям удалось остановить продвижение прусского войска к Парижу. – Пер. ).
Теперь мне снова следует вернуться к рассказу о Македонии. Именно македонская фаланга олицетворяла собой вторую стадию развития пехоты. Местные крестьяне были превращены в боевую силу сразу после вступления на престол Филиппа II или незадолго до этого события. Македонская армия была царской, и ее сила заключалась во всадниках, которых называли товарищами правителя, другими словами, эта кавалерия состояла из придворных. Теперь же создавалась придворная пехота, так как входивших в нее солдат называли пешими товарищами царя. Их стали регулярно тренировать и разделили на батальоны, численность которых была достаточно велика для того, чтобы в случае необходимости они могли действовать независимо от других подразделений, но в то же время сражаться вместе в одной фаланге, что в древности было большим преимуществом. Они были вооружены более длинными копьями, чем те, которые использовали греческие гоплиты, и меньшими по размеру щитами [152] и не составляли глубокие колонны, так как были рассчитаны не столько на быструю атаку, сколько на равномерное наступление, которое осуществляли, выставив вперед острия копий, чтобы отбросить противника [153] . Рано или поздно должен был наступить день, когда фаланга оказалась слишком мощной, лишившись при этом адаптивности. Именно так и произошло. Затем копья, используемые воинами, стали чересчур длинными и мешали ее продвижению. Однажды во время битвы фаланга не смогла бы сформировать фланг или развернуть свои задние ряды. Если бы ее можно было перевернуть, она по уязвимости сравнилась бы с ежом, упавшим вверх ногами. Нужно было защитить ее фланги. Однако на ранних этапах своего развития она могла наступать, сохраняя более разреженный или более плотный строй, а ее разделение на батальоны, как говорили в те времена, «давало ей ноги». Продвигаясь вперед, фаланга могла смести врага, но в сущности ее следовало использовать иначе. В действительности она была лучше всего приспособлена для того, чтобы отрезать часть вражеской шеренги, в то время как кавалерия атаковала фланг или тыл противника. Это была не столько ударная, сколько сдерживающая сила. В войске Александра Македонского она была связана с кавалерией с помощью отрядов отборных воинов, гипаспистов, считавшихся элитными войсками.
