Через некоторое время после этого ситуация складывалась несколько иначе. Побежденный пелопоннесский флот получил подкрепление, состоявшее не только из кораблей, – на помощь ему пришел Брасид, наиболее талантливый командующий из всех когда-либо рождавшихся в Спарте. Формион также обратился в Афины с просьбой о подкреплении, но оно никак не прибывало. Теперь вражеский флот, состоявший из двадцати кораблей, построился в четыре линии, которые стали продвигаться, не ломая строй, вперед. Затем по сигналу пелопоннесцы повернули и полным ходом двинулись на афинян, оттеснив таким образом часть их судов к берегу. Одиннадцать передних афинских судов, однако, уклонились от нападения, быстрым ходом отойдя в сторону, и двадцать пелопоннесских судов радостно бросились преследовать их. Казалось, все потеряно, но затем последний афинский корабль обогнул торговое судно, стоявшее на рейде, а затем ударил в корму преследовавшего его корабля и затопил его. Озадаченные пелопоннесцы остановились, и, как пишет Фукидид, «афиняне воспрянули духом и по данному сигналу с криком устремились на неприятеля». Таким образом им удалось переломить ход битвы. Блестящее использование маневра, предполагающего обход вокруг торгового судна, было, вероятно, наиболее ярким достижением афинской военно-морской мысли. Было бы приятно думать, что на этой триреме находился сам Формион.
Первые десять лет войны действительно были годами расцвета афинского господства на море. Даже через шесть лет флот, отправившийся в Сицилийский поход, состоял из лучших судов, когда-либо выходивших из Пирея. Правда, вернуться домой ему не было суждено. В относительно узком пространстве между Большим портом в Сиракузах более быстрые и легкие афинские триремы встретили вражеские суда, лучше приспособленные к фронтовому столкновению, оказавшись, таким образом, в далеко не самом выгодном положении. Можно предположить, что по условиям мирного договора, заключенного перед походом, коринфяне получили право нанять более умелых гребцов, вследствие чего их эскадра наконец обрела возможность вступить с афинянами в схватку на равных [169] . Катастрофа, разразившаяся при Сиракузах, стоила Афинам множества прекрасных кораблей и жизней большого числа отличных моряков, и это положило конец неоспоримому преимуществу данного полиса на море. Измена союзников привела к уменьшению района, с территории которого афиняне могли набирать гребцов, а возможности их противников, наоборот, расширились. Действия Сиракузской эскадры и одержанная ею победа вдохновили противников Афин, а финансовая поддержка, оказанная им персами, позволила усовершенствовать пелопоннесский флот. Даже несмотря на это, благодаря своему мастерству афинским капитанам удалось выиграть битву при Киноссеме, используя течение в Дарданеллах [170] ; умело организованная неожиданная атака позволила им победить в сражении при Кизике [171] ; а строй, предназначенный для того, чтобы получить выгоду от недостаточной с точки зрения тактики скорости, помог одержать победу в бою при Аргинусских островах. Выдающийся специалист по военно-морской тактике адмирал Кастенс отмечает, что это сражение было выиграно благодаря не качественному маневрированию каждого корабля, а умению ввести в битву сразу множество судов, а также ожесточенному бою. Таким образом, битву при Аргинусских островах следует назвать предтечей Трафальгарской (решающее военно-морское сражение между английским и испано-французским флотами, произошедшее 21 октября 1805 г. у мыса Трафальгар на Атлантическом побережье Испании; победа позволила Англии еще раз доказать свое преимущество на море, полученное в XVIII в., а Наполеон отказался от планов вторжения в Англию; во время битвы погиб знаменитый британский адмирал Горацио Нельсон. – Пер. ) [172] . Затем оптимизм, не позволивший афинянам заключить после двух побед выгодный для них мир, недисциплинированность и преступная беспечность, приведшие последний афинский флот к поражению в сражении при Эгоспотамах, стали причиной того, что этот полис потерял свои позиции на море, а значит, стал совершенно беспомощным.
Время афинского господства на море стало одним из самых удивительных периодов истории Древней Греции; именно тогда эллины изобрели понятие «талассократия» – власть на море. Перикл, который, вероятно, был больше флотоводцем, чем полководцем, как и неизвестный автор написанного тогда же трактата – «Афинская полития» [173] , – понимал и, возможно, переоценивал масштаб и эффективность власти на море, особенно во время войны. Она могла обеспечить безопасную доставку продовольствия с юга России к пристаням Пирея; значительно затруднить продвижение вражеских торговых судов, проходивших через Сароднический залив или вдоль Коринфского залива, пока у входа в них находилась военно-морская база; позволять осуществлять доставку афинских войск в любую часть обширных владений их города и перевозку десанта в любую точку на побережье Пелопоннеса или от нее.
Таким образом, талассократия позволяла более эффективно вести войну. Однако триремы и состоящий из них флот имеют недостатки, о которых не следует забывать [174] . На них нельзя было перевозить продовольствие и воду в количествах, достаточных для продолжительных путешествий. К тому же они были не самым комфортным обиталищем для многочисленных команд. Ночью они не могли придерживаться курса и не обладали средствами связи, необходимыми для осуществления коммуникации с другими судами. У них была большая осадка [175] . Конечно, они могли ходить под парусом, но у них не было высоких мачт, позволяющих высматривать противника или подать сигнал остальным кораблям. Когда они принимали участие только в военных действиях, на них было слишком большое количество моряков для безопасной высадки на вражеском побережье. При благоприятных условиях триремы могли перекрыть гавань, но при этом они были не в состоянии заблокировать длинную береговую линию. Их возможности, связанные с созданием помех для передвижения кораблей противника, были крайне ограниченны. Я могу вспомнить лишь два примера из истории Древней Греции, когда вражеские транспортные суда были уничтожены превосходящим их флотом [176] . Содержать военные корабли было дорого, так как они требовали наличия многочисленной команды, а человеческие потери, неизбежные во время любой ожесточенной битвы [177] , компенсировать было непросто, даже несмотря на то что высокий профессионализм моряков обеспечивал победу сравнительно небольшим флотам. Сами суда быстро приходили в негодность, если в мирное время им не обеспечивали хорошие условия хранения, а находясь на службе, они портились из-за плохой погоды. Они были довольно хрупкими: некогда они были удачно сравнены с лодками, на которых проводят соревнования восьмерок [178] . Несмотря на то что полностью укомплектованные триремы вполне были способны осуществлять маневры против кораблей такого же типа, они были гораздо менее эффективны против крепких торговых судов. Если трирема таранила такой корабль, она могла подвергнуть себя опасности: владелец судна, воспользовавшись попутным ветром, мог преследовать ее на протяжении длительного времени. Кроме того, подобные корабли могли преодолевать в открытом море большие дистанции, в то время как триремы были вынуждены плавать недалеко от побережья. Обо всем этом следует помнить. Может даже показаться удивительным, что такие корабли доминировали в море на протяжении столь продолжительного времени.
В IV веке до н. э. флоты стали состоять из меньшего числа кораблей, но, даже несмотря на это, афинянам пришлось приложить огромные усилия для того, чтобы во второй трети столетия оправиться от прежних неурядиц. И хотя триремы никогда не переставали быть полезными, они постепенно потеряли звание стандартных линейных кораблей. В начале IV века до н. э. Дионисий I, тиран Сиракуз, начал строительство более крупных кораблей [179] , хотя античные авторы, вероятно, преувеличили их число и действенность. Ко времени правления Александра Македонского стали использоваться преемники трирем – квинкверемы, а вскоре – еще более внушительные суда. В названиях этих кораблей использовались числа, отражавшие их гребную силу, как бы она ни применялась. К примеру, их можно было бы назвать пятиерами, шестиерами, семиерами и т. д. Квинкверемы ходили на длинных веслах, расположенных в один ряд, каждым из которых орудовали пять человек. На кораблях, в наименовании которых присутствуют более крупные числа, на одно весло приходилось большее число гребцов. Кроме того, самих весел на них было больше, причем их группировали.
Определенный ответ на вопрос о том, каким образом ходили на веслах корабли, в названии которых присутствовали большие числа, до сих пор не найден [180] , и при написании этой книги я не ставил перед собой задачу подробно останавливаться на попытке решения этой проблемы. Если предположить, что для триремы была характерна максимальная гребная сила, допустимая ее конструкцией, то ее увеличение должно было повлечь за собой укрепление корпуса. Для более крупных кораблей характерно общее название – катафракты, подразумевающее, что над головой гребцов находилась палуба. Ее появление могло быть вызвано стремлением укрепить конструкцию корабля, сделать так, чтобы он мог противостоять натиску судна, обладающего большей гребной силой. Кроме того, появилась возможность устраивать на таких кораблях платформы для больших отрядов солдат, состоявших из ста и даже более человек, что было значительным усовершенствованием по сравнению с афинскими триремами времен Пелопоннесской войны, на которых умещалось всего четырнадцать моряков. Для того чтобы заставить такое судно сдвинуться с места, требовалось большее количество гребцов, хотя они были гораздо менее квалифицированными, чем те, которые использовались в период расцвета трирем. Маневры на таких кораблях осуществлялись более медленно и были менее изощренными. С другой стороны, начиная со времен Александра Македонского было легче найти опытных пехотинцев, чем гребцов. Когда Рим стал доминировать на море, это соответствовало его военному потенциалу, и опасность его флотов во время его ранних морских кампаний была вызвана не столько действиями противника, сколько отсутствием хороших моряков и предосторожностью. Принца Руперта (имеется в виду Руперт (Рупрехт) Пфальцский, герцог Камберлендский; в 1642 г. был назначен главнокомандующим английской королевской кавалерией; участвовал в английской революции и гражданской войне 40-х гг. XVII в. – Пер. ) обвиняли, правда не совсем заслуженно, в том, что он обращался с флотом так, будто тот был кавалерийским отрядом. Римских консулов также вполне можно упрекнуть в том, что они обходились с ним так, будто перед ними был легион. Следует отметить, что во время своего победоносного сражения при Саламине на Кипре Деметрий использовал тактику, характерную для сухопутных сражений того времени, – он достиг желаемого результата с помощью левого крыла, а затем атаковал вражескую колону таким же точно образом, как поступали полководцы, применяя ударную силу кавалерии [181] . Все это, однако, не значит, что более быстрые и легкие суда перестали играть какую-либо роль в военных действиях и обеспечении порядка в море. В некоторых случаях флоты, состоявшие из трирем и даже более маленьких кораблей, участвовали в морских операциях наряду с крупными судами или даже вместо них. Таким образом, военно-морская тактика и судостроение шли рука об руку, и как Помпей, так и Агриппа (а до них жители Родоса) осознали ценность обоих видов судов и применяли их.
