На столе в углублении, поддерживающем оптимальную температуру, стояла большая белая фаянсовая кастрюля. Рядом – тарелка и столовые приборы. Ан открыл крышку, сглотнул. Спеша, помыл руки и положил себе полную тарелку рагу.
«Как же хорошо, что тётушка любит готовить. С покупной не сравнить. Вкуснятина», – думал Ан, уплетая за обе щеки. Поев, он ополоснул тарелку и незаметно пробрался к себе.
В комнате царил полумрак, но он не зажигая свет, сел в своё любимое кресло у панорамного окна. Ему нравилось смотреть на элизий. Ещё маленьким мальчиком он любил всматриваться вдаль, вспоминать о том, как жил с родителями, как они были счастливы вместе. Первое время он не мог без слёз думать об этом, но постепенно боль затихла. Она не ушла совсем, а только свернулась змеиным клубком и спряталась в глубине сознания. Часто во сне память выползала и жалила его. Ему снился один и тот же сон: он едет в машине с родителями, они весело смеются, вон там за поворот их ждёт что-то необыкновенно-счастливое. Вдруг вспышка. Молния? Но грома не слышно. Ан сидит на снегу и смотрит на машину, которая стоит в нескольких метрах от него. За стеклом мама и отец, радостные, машут ему, зовут к себе. Запоздавший гром сотрясает землю. Всё погружается во тьму. Ан старается рассмотреть хоть что-то, пытается встать, но силы оставляют его. Из тьмы прямо на него надвигаются чьи-то ноги, останавливаются совсем близко. Ан всматривается, его взгляд скользит по ногам вверх, но вместо тела от видит над собой клубящийся огонь, жаркие языки пытаются дотянуться до него, поглотить, сжечь, жарко лижут лицо. Ан кричит и просыпается в поту с бешено колотящимся сердцем. Этот сон снится ему уже много лет.
Последствие травмы от аварии, как объяснили его родным, обеспокоенным его ночными кошмарами. Предлагали лечить, ещё тогда в детстве, но тётушка вдруг воспротивилась и не дала корректировать его психику, сказала, что пусть Ан сам решит, когда вырастет, нужна ли ему коррекция или нет. Ан же не хотел отказываться от этого сна, от тех нескольких счастливых минут, когда он видел радостные лица родителей и чувствовал их живыми. Счастье и страх так переплелись в нём, что уничтожить одно нельзя, не уничтожив другое. Сон не просто дарил ему радость встречи и страх гибели, он подарил ему мечту – узнать что там, за поворотом, куда они так стремились во сне.
Ан любил сидеть в этом кресле и представлять что там, за голубой дымкой. Он знал, что только став Творцом, сможет заглянуть туда, где ему откроется мир, а ещё он сможет заняться тем, что ему по душе – программированием, но для этого нужно пройти выпускное испытание. Что будет, если он не пройдёт его, останется здесь навсегда? Ан не представлял себе, что он тут может делать, где работать. Единый компьютерный центр Земли, работа с искусственным интеллектом – вот единственная достойная цель, ради которой стоило жить. Иначе, зачем вообще всё?
Линда… Он улыбнулся, ему было хорошо с ней. С Линдой он забывал обо всём, упиваясь новым чувством, которое потрясало его до глубины души. Он прикрыл глаза, вспоминая щекочущее прикосновение лёгких волос, трепет тёплых губ, призыв упругой девичьей груди, которые наполняли силой его тело и бешеной радостью сердце. Но смогут ли они быть вместе? Остаться здесь с ней навсегда? Это невозможно, как невозможно жить не дыша. Он должен уехать, он должен увидеть, что там… А Линда? Они обязательно будут вместе. Он возьмёт её с собой, уговорит уехать, но это потом, а сейчас главное – вырваться на свободу – перейти в клан Творцов. Он должен взять себя в руки и справиться с неуверенностью, который охватывал его каждый раз при мысли о неудаче на испытании.
Чтобы отвлечься, Ан стал рассматривать в окно центральную площадь. Несмотря на вечер, там кипела работа: подготовка к завтрашнему празднованию шла полным ходом. Садовники устанавливали большие вазоны с цветами вокруг мемориального комплекса, посвящённого Хранителям. Мемориальный комплекс, обнесённый низкой в полтора метра стеной, утопал в цветах: белые, алые, жёлтые, фиолетовые – гордость селекционеров элизия, радовали глаз и благоухали всё лето и осень. Но сейчас май только начинал по-настоящему пригревать землю, и не полностью расцветшие растения, дополняли цветами в горшках и кашпо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вдоль стены с внешней её стороны стояли ажурные скамейки с тёплыми сидениями. Жители элизия любили в выходной или вечерами гулять на площади, сидеть на скамейках, любоваться полуметровыми фонтанчиками, расположенными между ними. Журчание воды сливалось с тихими звуками музыки, создавая особую атмосферу покоя. У Ана и Линды тоже был свой фонтанчик. Вон там, почти в самом углу комплекса, они любили сидеть и слушать его серебряный перезвон. Даже теперь прикрыв глаза, и вспоминая Линду, её образ звучал хрустальной мелодией, переливом воды и музыки.
Солнце садилось, и Ан смотрел, как фонтаны один за другим начали подсвечиваться, каждый своим цветом: всеми цветами радуги заискрились брызги воды.
Он взглядом обвёл площадь, скользнул по рядам яблонь, высаженных вокруг площади в шахматном порядке. Сквозь их строй разбегались широкие пешеходные дорожки со своими скамейками и фонарями, с киосками, где можно было купить еду, напитки, фрукты, мороженое или игрушки.
Напротив мемориального комплекса, который занимал всю северную часть площади, находилась большая сцена, на которой в праздничные дни произносили речи почтенные граждане элизия – председатель общественного совета и главы крупнейших семей, входившие в совет. Тут обнародовались, тем самым вступая в законную силу, местные законы.
А между мемориалом и сценой раскинулась огромная площадь, покрытая серым мрамором, на которой элизианцы любили танцевать под звуки духового оркестра, или любоваться фейерверками в дни торжеств. Зимой же площадь превращалась в каток.
Справа от сцены разноцветными переливами огней зазывала игровая площадка с аттракционами для детей и взрослых, которые тоже не прочь были поразвлечься. Слева гостеприимно распахнуло двери уютное кафе, заманивая посетителей ароматами свежеиспечённой выпечки и корицы. Стеклянные стены его уже были опущены, и с наружной стороны, выставлены вазоны с цветами и композициями миниатюрных деревьев.
Вплотную к центральной площади подходил огромный жилой массив – небоскрёбы, в которых Хранители через своего уполномоченного в элизии, Хранителя-наблюдателя, сдавали в долгосрочную аренду квартиры. Оригинальные группы многоэтажек разных форм, то расступающиеся, давая место детским зонам и спортивным комплексам, театрам и арт-площадкам, магазинам, уютным кофе и ресторанчикам, то группирующиеся в сложные архитектурные узоры, уходили вдаль до деловой зоны, которая опоясала его плотным кольцом.
Офисные центры и предприятия; почта и банк; университет и всевозможные учебные центры; крупнейшие магазины промышленных товаров с терминалами Хранителей-производителей; отделения полиции; больницы, пожарные и экстренные службы – словом всё, что необходимо мегаполису, и что давало работу его жителям сосредоточилось в деловой зоне.
А дальше прозрачная гигантская труба трассы, опоясывала элизий, соединяя магистраль с четырьмя разбегающимися автодорогами. Отсюда Ан их не видел. Он мог только угадывать под чётким и прямым зелёным линиям леса замаскированные дорожные зоны. Ан проследил взглядом по одной из таких дорог, которая терялась в бескрайних полях фермерских хозяйств, когда-нибудь он умчится по одной из этих дорог туда, в своё будущее, в свою мечту.
***
На следующий день Ан проснулся рано. После вчерашней суматохи дом ещё спал.
Ан встал, сунул ноги в тапочки и пошёл на кухню. Налил в кружку воды, подошёл к окну: солнце уже показалось из-за соседнего дома и играло бликами на стёклах. Бледно-синее небо с чуть заметной лёгкой рябью полупрозрачных облаков обещало хорошую погоду.
– Доброе утро! Уже проснулся?
Ан обернулся.
На кухню в разноцветном халате без рукавов, с распущенными рыжими вьющимися волосами, ниспадающими ниже талии, вошла Сандра – единственный ребёнок тёти. Хотя ей уже исполнилось двадцать лет, хрупкий облик и широко распахнутые синие глаза делали её значительно моложе.
