-- То есть свободная конфедерация суверенных государств,-- подтвердила Марта.-- Идею поняла.
Все трое торжественно пожали друг другу руки в окружении маячащих за спинами громадных статуй и решили выехать завтра же, рано утром. Кое-как удалось втиснуть Марту в крошечный автомобиль, привязать сзади ее багаж.
За все лето у них не возникло не единой ссоры, хотя свободно, постоянно обсуждали такие важные темы, как секс, религия, политика, брак, выбор карьеры, положение женщин в современном обществе; театры в Нью-Йорке и Париже и каким должен быть приличный размер купальников у молодых девушек на пляжах Италии, Франции и Испании. Когда Берт подцепил в Сен-Тропезе пышную блондинку-американку и гулял с ней с неделю, это, казалось, нисколько не волновало Марту, даже тогда, когда эта девица переехала в их отель и остановилась в соседнем с комнатой Мунни и Берта номере.
Честно говоря, ничто не могло, судя по всему, расстроить Марту, радостно воспринимавшую события каждого дня с какой-то странной, почти сонной безмятежностью. Сама она, по-видимому, не принимала никаких решений и всегда соглашалась с решениями других независимо от того, к каким последствиям это могло привести,-- охотно, доброжелательно, с улыбкой, с каким-то бесстрастным одобрением. Такое ее приятное женское безволие Мунни увязывал с одним поразительным ее талантом -- умением спать сколько угодно. Если ее никто не будил по утрам, могла проспать до полудня, до двух дня, даже если накануне очень рано улеглась. Это не объяснялось каким-то ее физическим изъяном,-- ей вообще, казалось, сон совсем не нужен: никогда об этом не говорила, не напоминала, что пора спать, несмотря на то, что иногда все засиживались допоздна, забывая, когда Марта встала сегодня утром.
Никогда она не писала писем, да и сама редко их получала и постоянно забывала оставлять свой будущий адрес, когда переезжали на другое место. Требовались деньги -- звонила в Парижский банк, где на счету хранилось ее денежное пособие; когда деньги поступали, щедро, не задумываясь их транжирила. Ее совсем не интересовали тряпки, и, как сама призналась Берту с Мунни, она сделала такую короткую стрижку только потому, что лень каждый день причесываться.
Когда заходил разговор о том, как они собираются распорядиться своей жизнью, оказывалось, что об этом у нее весьма смутные представления.
-- Не знаю,-- Марта пожимала плечами, улыбалась, и чувствовалось, что она в самом деле этим слегка озадачена.-- Буду вот так слоняться повсюду; поживем -- увидим. В данный момент я придерживаюсь политики свободного дрейфа. Что-то не вижу, чтобы хоть один из наших сверстников занимался чем-то полезным, достойным внимания. Жду, когда снизойдет откровение и направит меня по верной стезе. Не тороплюсь брать на себя никаких обязательств и вообще никуда не спешу...
Как ни странно, но такая бесцельность Марты, не желающей выбрать для себя четкий жизненный маршрут, делала ее куда более интересной личностью в глазах Мунни по сравнению со всеми другими девушками, которых он знал. Эти в основном положительные, примерные, но ограниченные девицы: одни хотели поскорее выйти замуж, иметь детей, стать членами сельского клуба; другие мечтали о театральной карьере, об известности и славе; третьи стремились сделаться редакторами или деканами в женских колледжах. Мунни сердцем чувствовал: Марта пока не определилась потому, что ничего достойного ей еще не подвернулось. Но ведь всегда есть шанс, думал он, и если она когда-нибудь на чем-то остановит свой выбор, то на великом, оригинальном, славном.
Разработанные во Флоренции строгие правила оказались невостребованными, если не считать недели, проведенной Бертом с пышной блондинкой в Сен-Тропезе. Во всех приключениях троица оставалась неразлучной, что объяснялось просто: всем им гораздо лучше, удобнее и интереснее втроем, чем с кем-либо другим. Правила, быть может, и понадобились бы, будь Марта совершенно другой -- кокеткой, жадиной или глупышкой -- или будь они все немного старше. Но все же пусть они срабатывают, по крайней мере, до последней недели октября, а если повезет, и дольше; потом друзья поцелуют Марту на прощание, сядут на пароход и отправятся домой.
Как-то лежали на песке на пустынном пляже до двух часов, потом искупались. Плавали наперегонки: вода холодная, надо как можно быстрее двигаться, чтобы не замерзнуть. В коротком, ярдов на пятьдесят заплыве Мунни, стараясь не отстать от Марты, совершенно выдохся к финишу. Марта, легко выиграв, безмятежно покачивалась на волнах, лежа на спине. Мунни подплыл к ней, отплевываясь и хватая открытым ртом воздух.
-- Показал бы тебе,-- он широко улыбался, но чувствовал себя пристыженным,-- если бы не моя астма.
-- Нечего из-за этого расстраиваться.-- Марта слегка болтала ногами.-Женщинам всегда легче держаться на воде.
Встали на дно и теперь следили за Бертом -- тот старался вовсю, неистово размахивал руками, приближаясь к ним.
-- Берт,-- заявила ему Марта, когда он наконец, поравнявшись с ними, встал рядом,-- ты единственный из всех моих знакомых ребят плывешь точно как старая леди ведет свой автомобиль.
-- Мои таланты,-- с достоинством ответил Берт,-- лежат в иной сфере.
Шумно, с криками вышли на берег, неистово размахивая руками, чтобы согреться; тела их покраснели от холодной воды. Один за другим, по очереди, снимали с себя мокрую одежду, стыдливо прикрываясь большими полотенцами. На Марте, как всегда, тесные брючки, доходящие только до икр, и рыбацкая рубашка -- джерси в бело-голубую полоску. Наблюдая, как она одевается, какие у нее ловкие, небрежные движения, Мунни чувствовал, что никогда не увидит больше такую девушку, как Марта Хольм,-- трогательную, веселую, вызывающую у него смутное душевное волнение, когда вот так стоит на солнечном пляже, в рыбацкой рубашке в полоску, вытряхивая из черных волос последние капли морской воды.
Решили сегодня не идти в ресторан, а устроить себе на ланч пикник. С трудом втиснулись в двухместный автомобильчик -- его оставил Мунни брат, когда последний раз отдыхал в Европе прошлым летом. Марта устроилась на подушке, на ручном тормозе, между ними; поехали в город, купили там холодного цыпленка, длинный батон и кусок сыра "Груйэр"; одолжили у торговца фруктами корзину, взяли у него несколько крупных виноградных гроздей, две бутылки вина и с покупками вернулись к машине. Поехали, огибая гавань, к старому форту: когда-то, в стародавние времена, он не раз подвергался осаде и был повержен противником, теперь в летнее время становился школой для желающих овладеть искусством управления парусом. Припарковав машину, пошли вдоль широкой, со следами прошедших лет стены, отделявшей форт от моря; несли в руках корзину с вином и тяжелое, мокрое махровое полотенце -заменит им скатерть.
Отсюда, от стены, хорошо просматривался протяженный овал гавани, сейчас пустынной, если не считать легкой рыбачьей плоскодонки под самодельным парусом, которая медленно двигалась к мысу Сент-Барба; обезлюдевший пляж; дома из белого и красного кирпича в Сен-Жан-де-Лус. Двор возле форта был забит маленькими голубыми лодками класса "Кулик", закрепленными на зиму на бетонных блоках, а откуда-то издали доносился стук молотка, такой одинокий и сиротливый в межсезонье,-- это рабочий прибивал новые дощечки к корме маленького рыбацкого суденышка. Там, дальше, в открытом море, почти невидимые из-за серо-голубой дымки на горизонте, покачивались на волнах яркие баркасы флотилии, занимающейся ловлей тунца.
Прилива пока не было, но волны с грохотом неслись к берегу: белесые, с пеной на гребне, но не зловещие на вид, они разбивались о кривые, голые скалы, на которых возведена стена -- эта рукотворная преграда. Рядом со стеной, со стороны бухты, круглые бастионы, разрушенные беспощадным морским прибоем еще в прошлом столетии, мрачно нависали над тихой водой, никому не нужные, неправильной формы и постоянно осыпались. Похожие на римские сооружения, Мунни они напомнили об акведуках, по которым поступала с гор питьевая вода в города, давным-давно исчезнувшие с лица земли, а еще о страшных темницах, где последние узники умерли лет пятьсот назад.
Конца стены, отделенной от средней части волнореза широким каналом (по нему и осуществлялось судоходство -- суда входили в гавань и выходили из нее), не достигли. Даже в самый спокойный день, казалось Мунни, здесь, на этом плоском камне, находиться опасно, ибо на нем как на оселке испытывал всю свою мощь неукротимый океан, пусть даже его воды вели себя не столь бурно, сталкиваясь со спокойными водами гавани и берегом за ней. Мунни началось легкое головокружение, когда он поглядел с отвесного края стены вниз, на метнувшиеся зеленые глубины, с пенным гребнем набегающих одна на другую грозных волн. Представил себе такую безотрадную картину: вдруг падает с этой вершины вниз, и там, внизу, борется с наступающим приливом, с острыми камнями и волнами, с их пенящимися верхушками. Конечно, никому не признался в своих страхах, но был очень благодарен Марте, когда она решительно сказала:
