засиделись по кабакам ребята, то ли с парнями Черной Бороды по-мужски разговаривать не хотели. Команда
хором грянула «Любо!», Рыжий Фриц пальнул в воздух из новенького пистолета, Ян Подлячек сложным
образом пукнул – у матросов заложило носы и уши, одноглазый кок Голди от восторга застучал черпаком по
котлу.
Недовольных осталось двое. Вилли Вилкин, самый сильный и глупый матрос в команде – он всегда
был чем-нибудь возмущен – то у портовых девчонок на лицах триппер написан, то в солонине червей
слишком много, то жалованье юнгам третий месяц удерживают (самому-то, дуболому страшенному
попробуй, не заплати)… И веснушчатый Ибн Гвироль – толедский маран и бывший студент Саламанки. Он
единственный на команду умел сложить в столбик двенадцать чисел, без запинки читал и писал на пяти
языках – почему до сих пор и не оказался утоплен в гальюне. Но привычка кудрявого умника
непременнейше сунуть свой длинный нос во всякую дырку иногда подвергала капитана жестокому
искушению... Вот и сейчас.
– Господин капитан, полагаю, вы в курсе, что шарообразность земли была доказана путешествием
Магеллана и с 1580 года во всех университетах просвещенной Европы нашу планету именуют сферичным
геоидом. Мореплаватели избороздили Великий Океан и не нашли там ни кинокефалов, сиречь людей с
собачьими головами, ни Симплегад, ни слонов с черепахами…
– …., голова тресковая, – моментально вскипел Бельяфлорес, – треуголку надел и думаешь, что самый
умный на корабле!
– Я прослушал четыре курса в величайшем храме науки! – возразил Ибн Гвироль.
– И был выгнан за …… – выкрикнул кто-то из матросов. Огрызок яблока просвистел над самым ухом
студента, тот увернулся привычно.
Старик Ботаджио вдруг выдвинулся вперед:
– Подождите сеньор капитан, я ему все объясню, – и продолжил говорить на незнакомом языке,
гортанном и звонком.
Капитан смог разобрать только слово «бака» – где-то он его уже слышал. Ибн Гвироль покраснел и
заткнулся. Команда с уважением посмотрела на старика.
– Решено! Отплываем к полудню, – рявкнул наконец Бельяфлорес. Лейте в глотки свой ром и
работать – солнце уже поднялось! Подтянуть такелаж, проверить трюмы, закупить два сундука зеркал!
Ахой, шевелите плавниками, бездельники!
Капитан немного поторопился с расчетами, но в тот час, когда порядочные пираты только-только
протирают глаза, просыпаясь после сиесты, «Вальядолида» наконец-то подняла якоря и отправилась за
удачей. И последнее, что разглядел в подзорную трубу капитан Бельяфлорес, глядя на берег любимой
Тортуги – вооруженный отряд под флагом Черной Бороды. По счастью, никто из моряков не успел
проболтаться о цели их путешествия, а «Вальядолида» была одним из самых быстроходных судов в порту.
Бельяфлорес показал неприличный жест неудачливым чернобородцам и перехватил штурвал:
– Курс в открытое море, ….!
– ….!!! – откликнулись парни с вахты.
Путешествие началось вполне благополучно. Первые три недели обошлись почти что без
приключений. Нашли в бочке из-под вина девицу, припрятанную Подлячеком, и высадили красотку на
остров, благо отплыли недалеко. Взяли на абордаж какого-то маленького креола-контрабандиста, отняли
груз превосходного табака. Юнга Фикс утопил ведро, а нырнув за ним с перепугу, раскричался, что видел в
волнах девицу с вот такими пышнющими буферами. Команда начала было ржать, мол мальчишки находят
баб даже в дохлых акулах, но старик Ботаджио остановил насмешников и долго рассказывал о сиренах –
морских девах с ангельскими голосами – они заманивают моряков на острые камни и топят. Бельяфлорес
приказал всей команде залепить уши воском, а себя привязать к мачте – любопытство разобрало. …Так себе
оказались девки. Вроде грудастые, а зады с чешуей и поют скучно – то ли дело рыжая Пенни в старой
портлендской портерной…
А море оставалось спокойным. Ровный ветер гнал баркентину строго на юг – ни затишья, ни шторма.
Ни вершины, ни берега, ни паруса на горизонте. Воздух полнился шумом, будто где-то далеко-далеко
звонили серебряные колокольчики. По ночам волны стали светиться молочным, переливчатым светом.
Парни пробовали трясти Ибн Гвироля, но студент отмалчивался – с первых дней плаванья он сделался
странно неразговорчив и все чаще молился, перебирая четки. Зато Ботаджио тешил команду рассказами о
дивных островах и таинственных землях.
Воздушный налет меднокрылых птиц оказался отнюдь не так страшен, как твердили о нем легенды.
Пара пушечных выстрелов – и от стаи только перышки полетели. Порвали парус, на всю жизнь
перекрестили шрамом ягодицу бедняги Фикса – и все дела. С песьеглавцами оказалось куда сложнее.
Первый остров, к которому причалила «Вальядолида» оказался пустынен. По долине лениво бродили
откормленные быки с золотой шерстью, редкие ласточки таились на горных склонах – и все.
Предупрежденные мудрым старцем, матросы споро таскали воду, остерегаясь даже браниться в присутствии
синеглазых волооких красавцев. Капитан Бельяфлорес рискнул приблизиться к одному из быков – и
поразился солнечной мудрости взгляда зверя. Да, пожалуй, мысль забить и сварить на костре это чудо,
сравнима с грехом человекоядения.
На второй матросы тоже сошли без страха. Тропический лес кишел жизнью, экзотическими плодами
и животными, столь странными с виду, что не сразу и догадаешься – с какой стороны его есть. Но матросы
не церемонились – за время путешествия им настолько опротивела солонина, что в первые дни в котел шло
почти все, что попадало под выстрел. В азарте охоты Рыжий Фриц случайно застрелил детеныша с длинной
собачьей мордочкой и ничтоже сумняшеся оставил тушку в лесу, сочтя несъедобной. Той же ночью
кинокефалы пришли мстить за родича.
…Казалось, вопит и воет весь берег. Песьеглавцы налетали на лагерь нескончаемой смрадной волной.
Билл Акула с парой матросов оставшийся караулить «Вальядолиду», хотел стрельнуть из пушки на шум, но
испугался задеть своих. А дела команды были плохи – из оружия сукины дети великолепно освоили
камнеметание, а когда под рукой не находилось снарядов, с успехом пользовались ветками, кокосовыми
орехами и собственным зловонным пометом. Чуть подумав, Ботаджио предложил парням выдать Рыжего
Фрица на растерзание – тогда мол, мстительные твари успокоятся и отстанут. Самым вежливым из того, что
услышал старик в ответ, была просьба отправиться вплавь до Тортуги, используя собственный череп,
объеденный вшами, в качестве судна. Наконец Подлячека осенила идея. Весь оставшийся порох ссыпали в
глиняные горшки, побросали в костры, и пока оглушенные кинокефалы терли уши и выли, матросы
пользуясь передышкой, столкнули шлюпки в воду и уплыли с негостеприимной суши к акульей матери.
Остров ведьмы Цирцеи показался вполне уютным. Зеленые склоны холмов, стада свиней,
возглавляемые миленькими сисястенькими пастушками, очаровательные беседки в тени дерев, роднички и
полнейшая пастораль. Сама правительница встретила пиратов в гавани, встретила так, как в ином
захолустье не встречают и королей. Поклоны, восторги, подарки – всем от капитана до последнего юнги.
Омовение ног в прохладных источниках, умащение благовонными маслами, пиршества и чудесные танцы
для услаждения взоров. В одном лишь отказывали прекрасные жительницы Острова Дев своим дорогим
гостям… но обещали, что и эта мелочь будет разрешена, стоит лишь лунному серпу десять раз утонуть в
волнах их священного озера. И капитан и матросы не смели возражать очаровательным дамам. Они
отдыхали вволю, отлеживали бока на зеленой травке и хорошо кушали – с каждым утром все лучше. Спас
их Ботаджио – на седьмую ночь он пинками разбудил Бельяфлореса, сунул ему в руки добытое из сундучка
зеркало и успел заткнуть рот, когда капитан заорал, увидев свиной пятачок на месте курносого английского
носа. Разъяренный Бельяфлорес захотел было поступить с ведьмой так, как она ему намекала в нежных
беседах, но увидев на ложе бесстыдно улыбающуюся старуху, только плюнул ей на подол. Всю команду
удалось увести на корабль, лишь у Фикса так до конца дней и остался закрученный свиной хвостик пониже
спины – отчего бедняга и умер девственником.
Следующий остров отдельные паникеры предлагали обплыть стороной. Но Бельяфлорес уперся –
ведь сам Ботаджио толком не мог сказать, на какой именно суше располагается остров Рай. Войти в бухту
