Гуров подставил локоть и отвел руку, готовую нанести смертельный удар. Следующим движением он выбросил снизу пудовый кулак, вкладывая в этот прием инерцию всего тела. От удара голова человека запрокинулась назад, точно резиновая, и он рухнул навзничь, роняя на цементный пол раскрытый нож.
– Ложись! – не своим голосом завопил Крячко, невольно дернувшись в сторону Гурова.
Гуров не слышал этого крика, как не слышал треска выстрелов. А между тем из «БМВ» его осыпали градом пуль. Правда, никудышный стрелок был так взволнован, что ни одна из них не попала в цель. Однако он с упорством маньяка нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока не опустошил магазин. И это несмотря на то, что Крячко пытался вразумить его, прострелив ветровое стекло «БМВ».
Внезапно гром выстрелов оборвался. В наступившей гробовой тишине некоторое время никто не решался даже шелохнуться. Первым подал голос Крячко.
– Ты цел? – спросил он Гурова.
Приходя в себя и начиная понимать, какую глупость они со Стасом сморозили, Гуров невозмутимо ответил:
– Цел, а что мне сделается? – Он решил, что, по крайней мере, следует произвести впечатление умного и выдержанного человека.
Однако никто из находящихся в гараже людей, кажется, и не помышлял о том, чтобы усомниться в профессионализме и мудрости Гурова, и это его заметно воодушевило. Хозяин гаража Жора, его помощник и гости кавказцы, напуганные стрельбой, не смея двинуться с места, беспомощно переглядывались в дальнем конце помещения. Долговязый парень с шебутными глазами, напуганный сильнее прочих, тянул вверх длинные руки и смешно подскакивал на месте, стараясь привлечь к себе внимание.
Но Гуров в первую очередь решил заняться тем типом, что сидел в машине. Он уже не стрелял, и это позволяло предположить, что у него кончились патроны. Все-таки, не желая больше рисковать, Гуров с Крячко приблизились к «БМВ» с осторожностью. Стас ни на секунду не спускал с прицела невзрачную фигуру, притулившуюся за рулем.
Впрочем, коротышка и сам понял, что игра проиграна. Он швырнул на пол гаража разряженный пистолет, а следом начал выбираться и сам, предупреждающе крикнув:
– Не суетись, начальник! Сей момент буду! С повинной, имейте в виду! Жрите, псы!
Он храбрился, но выглядел неважно – его злое остроносое лицо казалось бледным и напряженным. Выяснилось, что пуля из пистолета Крячко все-таки задела его – правая рука висела плетью. Может быть, именно из-за своей раны он так плохо целился. Гуров мысленно поблагодарил Стаса, а вслух сказал:
– Мне некогда с тобой в дурачка играть! Ложись рядом с товарищем и жди, пока позовут. И больше шуток не шути. Я не злопамятный, но разозлиться могу. Моду взяли – в полковников МВД стрелять!
Коротышка ухмыльнулся узкими губами и с фальшивой обидой ответил:
– Да на тебе же не написано, что ты мент, начальник! Я-то подумал, отмороженный какой-то… Испугался маленько. Самооборона! Закон позволяет.
– Лгать грешно, – назидательно заметил Гуров. – Делай, что говорят, а про закон мы с тобой потом поговорим.
– Не возражаю, начальник, – смиренно ответил раненый. – С умным человеком и поговорить приятно.
Тон его казался вполне миролюбивым, но глаза шныряли по сторонам, как у загнанного в угол зверька, и горели злобным, неукротимым огнем. Только угрожающий жест Крячко, который выразительно повел своим пистолетом, заставил коротышку прекратить болтовню и выполнить требование Гурова. С видимым усилием, щадя простреленную руку, он опустился на пол рядом с нокаутированным сообщником.
Гуров, убедившись, что оба находятся под присмотром Крячко и к активным действиям не способны, перешел к группе встревоженных кавказцев, которые наблюдали за ним с недоверием и тревогой. Ни один из них так и не встал к стене и не поднял рук, пытаясь даже в такой невыигрышной ситуации сохранить некоторое достоинство. Только стриженый парень в майке старательно следовал инструкциям, уткнувшись носом в стенку и кося опасливо глазом в сторону подходившего Гурова, – наверное, ему не раз приходилось бывать в подобных переделках.
Гуров быстро обшарил его и ничего не обнаружил – если у парня что-то и было компрометирующее, то скорее всего он от этого успел избавиться, пока опера сражались с его подельниками. Изо всей тройки, прибывшей сюда на «БМВ», он был напуган особенно сильно – это было заметно и по затравленному взгляду, и по тяжелому дыханию, и по резкому запаху пота, исходившему от него. Гуров подумал, что этого разговорить будет не слишком трудно.
Но это он решил оставить на потом, а пока занялся кавказцами. Для начала он попросил их предъявить документы. Документы имелись у всех, но у тех двоих, которых Гуров мысленно определил в покупатели «БМВ», отсутствовала регистрация.
– В гости приехали, дорогой! – разволновались южане, жестикулируя и обмениваясь тревожными взглядами. – Зачем регистрация? Завтра домой! Какая регистрация? Слушай, давай по-мужски договоримся!
– К этим, что ли, в гости? – спросил Гуров, кивая в сторону стриженого парня.
– Зачем к этим? – протестующе загалдели кавказцы. – Первый раз видим!
Хозяин гаража Жора, чувствовавший себя немного увереннее, попытался дать свою версию событий. Глядя на Гурова печальными искренними глазами, он хрипловато сказал:
– Ко мне приехали. Брат мой из Махачкалы. С племянником… А этих не знаем. Много народу приходит… Кому фильтр сменить, у кого тормоза слабые…
– Это тебе фильтр надо сменить, – заметил Гуров. – Брат у него! А почему фамилии разные? Понимаю, у вас в Махачкале все братья. И вот ты, значит, решил брату помочь краденую машину купить, да?
– Зачем машину? – обиделся Жора. – Зашли нормально, поздоровались. Разговаривали себе… Этот приехал – свои дела, зажигание барахлит, да? Зачем покупать – первый раз его вижу!
– Остынь! – сказал ему Гуров. – Слов произнесено много. Но, между прочим, главный разговор впереди. Сдается мне, рассказ «этого», как ты его называешь, будет от твоего здорово отличаться! Посмотрим тогда, не пора ли тебе сменить место прописки, уважаемый!
Жора совсем расстроился – у него даже пальцы рук задрожали. Гости его тоже чувствовали себя неуютно. Они еще пытались что-то объяснить Гурову, значительно понижая голоса и намекая на какие-то таинственные знакомства, но он больше не стал их слушать и объявил истомившемуся Стасу:
– Ладно, пора сворачиваться. Что выросло, то выросло. Вызываю подкрепление!
Глава 14
Гуров не ошибся. Из задержанной троицы самым словоохотливым оказался именно тот тощий парень в синей майке, который наименее пострадал от рук оперов. Судя по всему, он очень беспокоился о своем здоровье и сразу намекнул, что запираться не намерен.
Возможно, этому способствовало и то обстоятельство, что оба его сообщника были теперь отделены от него: они попали в больницу, где под охраной лечились – один от огнестрельного ранения, другой от сотрясения мозга. В этом отношении Гуров немного перестарался, и ему было неловко – он понимал, что, если бы они спланировали операцию не наспех, вполне можно было бы обойтись без душераздирающих сцен со стрельбой и крушением челюстей. Единственным оправданием для себя он считал отсутствие у них с Крячко времени на разработку операции.
– Ладно, прежнее забыто и похоронено, – сказал Гуров сам себе, решив впредь вести себя солиднее, как полагается при его возрасте и чине.
Это его замечание вызвало веселое недоумение у Стаса и опасливое у арестованного, которого по распоряжению Гурова доставили сразу в его кабинет. Гуров намеревался первым побеседовать с этим типом, раньше, чем его допросит следователь. Теперь в коридоре его дожидался милиционер, чтобы прямо из главка отвезти арестованного в СИЗО.
Что-то в тоне Гурова, видимо, успокоило парня, потому что он заметно приободрился и даже осмелился заговорить первым.
– Мне бы сигаретку, начальник! – просительно сказал он, стреляя по сторонам шустрыми глазами. – И это… Вы там у себя отметьте, что я в сознанку пошел. Я срок за дядю тянуть не хочу…
– Ты еще ничего не сказал, а уже торгуешься! – осадил его Гуров. – Ты сначала товар лицом покажи, заинтересуй, как говорится.
– Спрашивайте! – покорно вздохнул арестованный.
– Для начала имя назови! – сказал ему Крячко. – Адрес там, высшее… или какое оно у тебя?
– Как же, высшее! – прыснул парень. – Три класса и два коридора… И адрес – какой у меня адрес? Мой адрес – Советский Союз! Последний месяц на «малине» жили у одной шмары… В Марфино. А зовут меня Комок.
– А по-человечески? – спросил Гуров.
– Мамка Гришкой назвала, – хмуро сказал парень. – Григорий Иваныч, значит. Если для протокола. А фамилия моя Тишков.
– Ну, выкладывай, Григорий Иваныч, как вы с подельниками сегодня в гараже у Жоры оказались! Только насчет зажигания мне сказки не рассказывай, и про то, что пальцы стучали, тоже не надо – не поверю!
