надо так про Иву!
— Но это правда! — всплеснула руками Леночка. — Почему вы осуждаете Пашу, но защищаете Иволгу?
— Потому что у меня сиськи!
Ива стояла в коридоре, опершись на стену. На ней была широкая, безразмерная майка почти до колен. Выглядела девушка лучше, чем пару часов назад, даже улыбалась. Мы, совершенно обескураженные появлением болезной, замерли на пару секунд. Первой очнулась Лена.
— Я… Я…
— Забей, подруга, — отмахнувшись, красноволосая, чуть пошатываясь, продефилировала к столу. — Правду говоришь: твой суженый — гопник и быдлан, я — воровка и сволочь! Такова жизнь, люди разные, — пододвинув к себе свободный стул, Ива тяжело в него плюхнулась. — Но ты же здесь, с нами. Не с Пашенькой. Так что, выходит, меня всё-таки можно потерпеть. А теперь — налейте несчастной женщине вина!
Мы с Русом заговорили одновременно:
— Тебе нельзя!
— Ты чего встала?
— Сколько внимания, бо-оже! — захихикала мелкая. — Вот, что значит кратковременная отлучка! Глоток алкоголя мне ничего не сделает, как и вечер в вашей компании, мальчики!
На это возразить было нечего, так что я наполнил Иволге бокал и предложил тост за здоровье мелкой. Выпили.
— Во-от! — довольно протянула девушка, откинувшись на спинку стула. — А то сидите тухлые!
— Нормальные сидим, — я щелкнул подругу по носу. — Просто есть, о чем подумать, поговорить. Ты точно не хочешь прилечь?
Иволга повела было плечом, но, вздрогнув от боли, замерла прямым закостеневшим изваянием, держа бокал в дрожащей руке.
— Не хочу.
— Ладно, — я кивнул и повернулся к Лене. — И что собираешься делать с Пашей?
Лена вздохнула и налила ещё вина.
— Накажу. Сколько можно терпеть?!
Ива только молча покачала головой. Потом повернулась к Руслану.
— Что случилось?
— А? — тот вздрогнул и поправил очки, съехавшие с переносицы. — Ты о чем?
— С тобой что случилось, спрашиваю! — мелкая пальчиком подтолкнула пустой бокал подальше от края стола. — Сидел у кровати, пялился на меня, как истукан!
— Да! — поддержал я, — Ты сегодня сам не свой! Выкладывай уже!
Уши Руслана вспыхнули, сам он потупился и какое-то время сидел так, не в силах ничего выговорить под нашими взглядами. Потом маленькими глотками допил вино и, поставив бокал на стол, выпалил:
— Кандидатуру одобрили!
— Какую кандидатуру? — не поняла Лена.
Рус глубоко вдохнул и так же глубоко выдохнул. Плечи его расправились, краснота схлынула с лица.
— Мою. Программа обучения по обмену с Германией. Меня взяли.
Несколько секунд мы молчали, ошеломленные новостью. Первым очухался я.
— Поздравляю! Я в тебе не сомневался!
— Красавчик! — Иволга под шумок налила себе второй бокал. — Конечно, ты ж умный, как сто математиков!
Лена и Милка поспешили присоединиться к поздравлениям. Руслан выслушал спокойно и продолжил:
— Не знаю, хочу ли ехать.
— В смысле? — не поняла Иволга. — Ты же сам документы подал, чё изменилось-то?
Руслан посмотрел ей в глаза. Все в комнате вдруг поняли, что случилось. Воздух будто истончился, чтобы передать чувства Руса всем вокруг — таким выразительным сделался взгляд моего лучшего друга. Ива, кажется, тоже истолковала всё верно — по лицу девушки пробежала тень. А потом Руслан моргнул и потупился.
— Нечего себе голову забивать, — проворчала красноволосая, побледнев еще сильнее. — Взяли — так езжай! Слышишь? Езжай! — неожиданно громко повторила она.
Рус дернул плечами и примирительно улыбнулся.
— У меня есть время подумать до конца учебного года. Давай пока об этом не будем?
— Давай! И правда, нам что, больше и болтать не о чем?
Мы с Леной переглянулись. Во взгляде подруги я заметил тревогу. Милка совершенно отстранилась от беседы, погрузившись в смартфон. Конечно, косвенное признание Руслана её обрадовать не могло.
Иволга же допила второй бокал и осмотрелась вокруг пьяным взглядом. На лице её застыло доселе незнакомое мне выражение: губы скривились в усмешке, а глаза смотрели напугано и пусто, словно ища чего-то, до чего им никак было не дотянуться взглядом.
— Что такое свобода?
Мы молчали, сбитые с толку внезапным и философским вопросом.
— Ты же, вроде, сама говорила…
— Я много чего говорила, — перебила меня мелкая. — У тебя самого слов не находится?
Задумавшись, я понял, что не находится. Свобода, о которой меня никогда не спрашивали, представлялась чем-то эфемерным и постоянным, понятием, неразрывно связанным с жизнью любого цивилизованного человека, и оттого от этой жизни неотделимым.
Не получив ответа, Иволга посмотрела на Руслана, потом на Милу и Лену.
— Неужели никто из вас не скажет?
— Да мы как-то… — замялась Леночка. — Как-то не думали об этом.
Ива чуть прикрыла глаза и сразу расслабилась, как бы растекаясь по стулу.
— Ладно. В свободное время подумайте об этом, пожалуйста. Вопрос важный.
Дальше разговор пошел гораздо легче. Иволга больше не наливала себе вина, перешла на чай. Сидели недолго, ещё около часа, но успели как-то согреться, почувствовать снова тот же покой и безопасность. Я сидел напротив окна, глядя, как двор заволакивает чернота ночи. Стрелка часов едва переползла за девятку — с приближением декабря дни становились всё короче и холоднее. Скоро выпадет первый снег.
Раньше я ненавидел это время — конец октября, начало ноября. Холод будто крадется по пятам, прячется от взгляда за углом очередной серой многоэтажки, но ты чувствуешь спиной и голой шеей, как он тянет свои мерзкие лапы. Приходится надеть пальто и укутаться шарфом, и холод, заметив, что ты проявил слабость, набрасывается, наконец, подавляя собой и солнце, и небо, и желание выбираться куда-нибудь из дома.
Но сейчас было тепло. Ива сидела рядом, Иве стало лучше. От Ивы по-прежнему пахло сладкими духами, вином и травами. Она шутила, смеялась, подкалывала всех вокруг. Как всегда. От этого стало тепло.
Засиделись до десяти. Потом ребята стали расходиться. Мила и Рус пошли к метро, а Лена чуть задержалась. Мы с Иволгой стояли в коридоре, собираясь с ней прощаться, но девушка замялась на пороге, не решаясь попрощаться.
— Что такое, Лен? — спросил я.
— Да
