– Ты напиши еще какой-нибудь адрес. А то мне кажется, что этот какой-то ненадежный.
– Ненадежный? Да, конечно…
Я выхватила у Галины листок и написала подмосковный адрес своей матери.
– Вот тут моя мама живет.
– Она знает, что ты улетела в Америку продавать свою дочку?
– К сожалению, да.
– И как она на это отреагировала?
– А как она могла отреагировать? Плохо, конечно. Что было делать? Наш поселок вообще вымирает. У нас все предприятия закрыли, люди заработную плату годами не видят. Здоровые мужики спиваются, что не могут прокормить свои семьи. Дети шоколадку только по великим праздникам получают, а баночка с пепси-колой им во сне снится… Каждый второй ребенок недоразвит или болеет. Что могла сказать моя мать? Она с утра до ночи пашет, а в день рождения даже торт не может себе позволить купить. Молодежь принимает наркотики, потому что ими никто не занимается. Учиться смысла нет, все равно работы потом не найдешь.
Галина взяла меня за руку и улыбнулась сквозь слезы:
– Извини. Если ваш папка погиб, я обязательно помогу поставить ребенка на ноги. Ведь вы же мне родные. И ты, и Динка. Слышишь? У меня в Москве есть квартира, да и деньги будут.
Проснулась малышка и потребовала есть. Мы с Галиной тупо уставились друг на друга.
– У нас ничего нет, – сказала я и тихонько всхлипнула.
– Попробуй что-нибудь выцедить из груди.
– Да пусто там!
– Но ты попробуй.
Я взяла малышку на руки и надавила на свою грудь. Из посиневшего соска не появилось ни капли. Динуля нервничала и больно кусала сосок своими деснами.
– Нет молока, – обреченно пробормотала я. – Сделай хотя бы водички.
Галина бросилась на кухню и налила в бутылочку теплой кипяченой воды. Взяв бутылочку, я сунула ее Динульке в рот и зашептала.
– Пей, доченька, пей, – и с мольбой посмотрела на Галину. – Надо что-то делать. Она же не может наесться водой.
– У нас только один выход, о котором ты знаешь, – сказала она.
Я поняла, что у меня в самом деле нет другого выхода.
Глава 15
Дальше все происходящее напоминало дурной сон. Попив водички, малышка успокоилась и забавно таращилась на меня, будто чувствовала, что мы скоро расстанемся.
Она словно старалась меня запомнить, чтобы потом, спустя годы, вспомнить непутевую женщину, которая произвела ее на свет. Пока Галина собирала детские вещи в спортивную сумку, я смотрела на свое дитя и плакала. Слезы капали ей на личико. Она морщилась, но все же не издавала ни звука, понимала, что сейчас нужно вести себя тихо. Я ласково гладила ее по нежной щечке и боялась даже представить себе страшные муки ожидания встречи с ней. Глядя на свою кроху, я понимала, что мое сердце отныне принадлежит только этому существу и никому больше.
Жизнь, которую я вела до рождения дочери, показалась мне пустой и бессмысленной. Теперь я попала в волшебное царство детства. И мой новый мир был создан этим маленьким сердечком… Безграничная любовь переполняла меня, я узнала новое чувство – чувство ответственности за судьбу ребенка.
– Прости меня. Если можешь, прости, – словно в бреду не переставала шептать я и безостановочно целовала свою дочурку. – Прости, маленькая, прости…
– Да что ты так убиваешься? – возмутилась Галина. – Вы же увидитесь ровно через две недели.
– Увидимся?
– Конечно!
– Две недели – так долго…
– Это тебе только кажется. На самом деле они пролетят так, что ты и глазом не успеешь моргнуть.
Я посмотрела на Галину и запричитала:
– Галенька, миленькая моя, а может, мы сдадим билет и я поживу у этой эмигрантки пока Дине не сделают документы? Может, я вместе с ней полечу?
– Нет, – сухо отрезала Галина.
– Но почему?
– Потому что это очень опасно. Потому что в целях твоей же безопасности сначала надо будет вылететь тебе, а затем отправить ребенка. Доверься мне. Ты понимаешь, что за тобой и твоей дочерью охотится мафия? Ты хоть это понимаешь? Нужно выбираться поодиночке, и так, чтобы никто не догадался. Ты должна будешь изменить внешность, надеть парик.
Галина достала из шкафа пакет и высыпала его содержимое на пол. Какой-то смешной, кудрявый парик, незамысловатая одежда…
– Зачем все это?
– Затем, чтобы тебя не узнали. Они могут следить за московскими рейсами. Их внимание будут привлекать все одинокие женщины с грудными детьми. Твоя персона не должна никого заинтересовать.
Передав Динульку на руки Галине, я быстро переоделась и натянула парик. В зеркале на меня смотрела чужая тетка. Да уж, в этом парике меня не узнает ни собственная дочь, ни родная мать.
– Галина, но ведь на фотографии загранпаспорта я совсем другая!
– Ну и что? На фотографиях мы все другие. Я так вообще пол поменяла. Всё течет и всё меняется.
Я подошла к дочери, она горько заплакала. Видимо, моя новая внешность совсем ей не понравилась.
– Успокой ребенка. Она должна уснуть. А я поищу на кухне корзину, – сказала Галина.
– Какую корзину?
– Обыкновенную, плетеную. Не пойдем же мы по улице с ребенком на руках? Положим ее в корзину на мягкое полотенчико, накроем марлечкой. Никто и не догадается. Самое главное, чтобы она не плакала.
Я взяла доченьку на руки и стала баюкать.
– Галя, только не забудь ее накормить! – крикнула я.
– Не забуду.
– Это нужно сделать как можно быстрее!
– Не переживай! В первой попавшейся кафешке купим детскую смесь, – донеслось из кухни.
– Только бутылочку не забудь!
– Не забуду.
– А ты помнишь, как смесь разводить?
– Я все помню, перестань волноваться.
– А у этой тетки, с которой будет моя Динка, есть внуки?
– Есть.
– Она их нянчит?
– Да, ей их привозят на выходные.
– Получается, что опыт общения с детьми у нее имеется?
– Еще какой! – Галина вышла их кухни с большой плетеной корзиной, на дне которой было постелено махровое полотенце, и обняла меня за плечи. – Ну успокойся, возьми себя в руки. Я же тебе говорю – всё будет нормально.
– Как я могу не переживать, я же мать, – с укором вздохнула я.
– Я тоже не посторонний человек.
– Еще скажи, что ты отец.
– А почему бы и нет! Вот поменяю пол и стану Динульке вместо отца…
– Господи, как у тебя все просто.
– А чего усложнять?
– В самом деле, чего усложнять, – проговорила я сквозь слезы и поцеловала засыпающую дочку в лоб. Всем своим существом я ощущала, что она стала для меня всем, она неотделима от моей жизни. – Мое счастье, мое… Господи, откуда только берутся изверги, которые могут делать деньги, превращая живое трепетное существо в набор отдельных органов, продавая малюсенькую печень, микроскопические почки и это маленькое, беззащитное детское сердечко… Господи, как же это страшно!
Я плакала, целовала свое дитя, просто физически ощущая, как подходит момент нашего расставания. Две недели, проведенные в разлуке, будут полны страдания и муки. Как, наверное, мягко и радостно рожать ребенка для любящего, преданного мужа, который заботится о твоем здоровье и полон благодарности за подаренное ему чудо?
Мне же ребенок достался очень дорого и стал единственным счастьем в этой жизни. Я никогда не пожалею, что из-за нее мне пришлось пережить смертельную опасность родовых мук – дикую нечеловеческую боль, разрывающую тело. Я готова была испытать и большее, чтобы избавиться от глубокого чувства вины за то, что я когда-то согласилась продать ее.
Когда дочь вырастет, я обязательно расскажу ей все. Может быть, тогда спадет с моей души груз, который придется нести долгие и долгие годы. Я откроюсь ей, и она обязательно меня поймет, простит и не станет презирать, хотя мой поступок достоин презрения.
– Ольга, пора, – послышался голос Галины. – Иначе опоздаешь на самолет.
– Да, конечно, – заторопилась я и положила спящую доченьку в корзину.
Осторожно подняв корзину, Галина дружелюбно чмокнула меня в щеку:
– Всё будет хорошо. Больше нет времени прощаться.
– Прощаться?
– Ну да, на две недели.
Галина достала из кармана конверт и извлекла доллары.
– Это мне?
– Конечно, тебе. Извини, тут ровно тысяча. Больше пока нет.
– Спасибо.
– На здоровье, – зачем-то съязвила Галина и дала ключи с брелоком.
– А это зачем?
– Это ключи от московской квартиры, которую я снимаю. За нее заплачено еще на два месяца вперед. Вот адрес.
Сунув дары Галины в карман, я благодарно посмотрела на нее и вздохнула:
– Спасибо.
– Да не за что. Ключи на тот случай, если ваш папка с улицы Академика Скрябина по каким-либо причинам не сможет тебя принять. Нам пора.
Я вздрогнула. Передо мной разверзлась черная пугающая пустота.
– Пора, дорогая, – повторила Галина и взяла меня за руку. – Пойдем, пока малышка спит.
– Да-да… – прошептала я, глотая слезы, и на ватных ногах направилась к выходу.
Мы осторожно вышли на лестничную площадку и прислушались. В подъезде было тихо, а это значило, что можно было приступать к осуществлению задуманного плана. Галина постаралась меня взбодрить и ласково прошептала:
