Весь его вид говорил: дружба дружбой, а дело делом.
Как-то старик посоветовал вызвать на допрос по делу некоего Шавырина, жителя Крылатого.
— Он хорошо знал Залесских? — поинтересовался я.
— Вроде нет…
— Тогда почему именно его?
— Вы же вон сколько народу опросили. И с ним потолкуйте. От него ведь не убудет.
— Я, Савелий Фомич, вызываю только тех, чьи показания могут помочь следствию. Так просто беспокоить людей мы не имеем права. Да и не хватит ни времени, ни сил поговорить со всеми.
— Оно конечно, со всеми не хватит времени…
— Лучше вы мне подскажите, с кем из районного начальства, которое бывает у вас, чаще всего общается Ильин?
— Про то не ведаем. Мы люди маленькие. Вам сподручнее у Емельяна Захаровича узнать.
Как раз у директора совхоза насчёт Ильина я не хотел ничего узнавать. Мне казалось, что Мурзин относился к главному агроному необъективно. Благоволит к нему. И не скрывает этого,
— Впрочем, когда жалует к нам Павел Евдокимович Зайцев, зампредрайисполкома, Ильин завсегда с ним обчается, — сказал сторож. — Намедни опять приезжал. Главный агроном его зачем-то по совхозу возил.
— На своём мотоцикле? — удивился я.
— Зачем, — усмехнулся старик, — на мотоцикле он в хорошую погоду разъезжает. А теперь «газик» у главного механика берет.
— Странные у вас порядки: у главного агронома — мотоцикл, а у главного механика — машина.
— «Газик» — то старый. День ездит, а неделю чинит. Вот Ильин и взял себе мотоцикл, новенький «Урал», а машину отдал главному механику. Губа не дура, а? Но ежели ему понадобится машина — он то на мурзинской, то на «газике»
главного механика. Выходит, все к рукам прибрал…
— Хорошо, Савелии Фомич, — прервал я его. — Попрошу вас, если здесь опять появится зампредрайисполкома Зайцев, дайте мне знать. Я бы хотел с ним побеседовать.
— Как прикажете…
На несколько дней я отлучился в Барнаул. Побеседовать с медэкспертом, который обследовал труп Залесской.
Он подтвердил ещё раз то, что изложил в своём первоначальном заключении.
Когда я вернулся в совхоз, Савелий Фомич сказал мне:
— Тут без вас Зайцев наезжал. Я сделал так, как вы приказали. Он обещал с вами встретиться.
Помимо Зайцева у меня была запланирована беседа ещё с секретарём райкома Червонным. Но застать его на месте, когда я бывал в Североозерске, все не удавалось.
И вот как-то я позвонил в райком и попал на самого секретаря. Он предложил встретиться в тот же день.
Как назло, Мурзина в совхозе не было. Попросить машину больше не у кого. Не у Ильина же. И я решил добираться до Североозерска общественным транспортом.
Автобусная остановка (деревянный навес) пустовала.
Я потоптался на холодном ветру и зашёл в чайную. Так, оказывается, поступили все пассажиры. Их набралось порядочно. Сидели за столами в одежде. Кое-кто из мужчин курил, пряча цигарку в кулак.
Торговля шла вяло. Да и ассортимент был невелик. Зашли трое парней. У одного топорщился карман брюк. Они направились было к стойке за стаканами, но потом, пошептавшись и бросив на. меня испуганные взгляды, ретировались.
Время тянулось медленно. Автобус все не шёл и не шёл, хотя по расписанию давно должен был прибыть из района.
Люди терпеливо ждали. В деревнях привычны к ожиданию.
Потом, кто-то сказал, что с машиной, наверное, что-нибудь случилось, потому что они часто выходят из строя.
Я с беспокойством поглядывал на часы. Если тут ещ„ немного задержаться, не успеть мне в райком в назначенный срок.
Вышел на улицу. На дороге, уходящей далеко в степь, автобуса видно не было. Пришлось голосовать.
Остановился самосвал. По номеру — не совхозный. Молодой водитель открыл дверцу, улыбнулся:
— В район?
— Так точно.
— Садись скорей…
В кабине было тепло. Тихо играл транзисторный приёмник, вмонтированный в панель.
— Что возите? — поинтересовался я машинально.
— Цемент для геологов. Нефть и газ ищут. Через Крылатое прямиком.
— Из района? — удивился я.
— Ближе цемзавода нету.
— Значит, заночевали сегодня у геологов?
— Зачем. Я со вчерашнего вечера уже две ездки сделал. У них аврал…
— Сколько ты уже сидишь за рулём? — полюбопытствовал я.
— Бог его знает. Сутки будет. Аврал. Ребята задыхаются без цемента…
— А где же сменщик?
— У него три положенных по случаю свадьбы дня. Раз в жизни случается…
Можно было только поражаться беззаботности, с которой он говорил об этих сутках.
— Не устал?
— Малость имеется. Закуришь — вроде ничего.
— Вроде… Поберечься бы не мешало.
— Молодой. Сдюжу.
— А если авария?
Он покачал головой:
— Подзагореть можно и на свежую голову. Что, боязно ехать со мной? —
— Нет…
Я пожалел, что заговорил на эту тему. Ещё посчитает за труса. Да и кому охота думать о неприятном, когда впереди длинные километры по заснеженной степи…
Не знаю, чем руководствовался он. Жаждой романтики, подвига? Или он не отдавал себе отчёта в том, что организм — штука материальная, имеющая пределы прочности? Ведь для таких случаев существует техника безопасности, нормы, которые тысячи и тысячи раз проверены в специальных медицинских учреждениях, проверены на людях.
Увы, на жизнях тоже… В мирное время риск не всегда оправдан.
Дальше мы ехали молча. Я думал о предстоящей беседе в райкоме.
Прежде чем заговорить со мной о крылатовском деле, секретарь райкома сухо сказал:
— Я понимаю, товарищ Чикуров, вы имеете право вызывать на допрос кого угодно, невзирая на ранг и звание.
Но все-таки Павел Евдокимович этого не заслужил.
— Простите, я не понимаю, о чем речь, — удивился я.
Червонный вынул из стола и протянул… мою повестку, в которой была вписана корявым почерком и с ошибками фамилия Зайцева. А секретарь райкома продолжал:
— Человек он немолодой. Между прочим, обязательный и аккуратный. Могли бы позвонить ему. Вручить такую неграмотную повестку…
Да, выкинул Савелий Фомич штуку. Вот до чего доводит излишнее рвение.
— Прошу прощения. Тут, товарищ Червонный, ошибка вышла. Поверьте, не по моей вине. Впрочем, я тоже виноват. Не разъяснил толком товарищам…
Я сунул повестку в карман, намереваясь устроить моему не в меру ретивому помощнику нагоняй.
— Надо как-то исправить неловкость, — сказал Червонный уже мягче.
— Я извинюсь перед Павлом Евдокимовичем.
— Что ж, считаем этот вопрос исчерпанным, — охотно согласился секретарь.
Нашей беседе не мешали. Червонный попросил секретаршу ни с кем его не соединять.
Я поинтересовался, каким образом Николай Ильин попал в совхоз «Маяк»?
— Я уже говорил об этом следователю, который до вас вёл расследование. Но если надо, могу повторить. Вышегодский сельскохозяйственный институт является как бы нашим шефом, — секретарь райкома улыбнулся. — По старой дружбе.
— В каком смысле — дружбе?
— Неисповедимы пути господни. С кадрами у нас негусто. Тут уж пускаешь в ход все, что можно… Не подумайте плохо. Просто мы с ректором института учились в Тимирязевке. Вот он и старается по мере сил снабжать нас специалистами.
— Охотно едут сюда?
— Кое-кто работает. Хотелось бы побольше молодых, энергичных парней.
— Почему только парней?
— И девчат, пожалуйста. Ради бога. У нас ведь равноправие. Кроме шуток, по моему мнению, у Кулунды большое будущее. Молодому специалисту есть где развернуться. Размах.
— Значит, Ильин приехал в Крылатое как бы по направлению?
— Да, считайте так. Мне кажется, он на своём месте.
Правда, за один год о его работе судить трудно. Но показатели совхоза «Маяк» выше средних по району. Это уже о чем-то говорит. И Мурзин в этом году что-то молчит об уходе на пенсию.
— У меня сложилось такое впечатление, что они ладят, — острожно сказал я и вопросительно посмотрел на Червонного.
Он засмеялся:
— Ильин, говорят, испортил нынче осенью футбольный парад маяковцам. Чуть ли не всю команду уговорил пойти в школу механизаторов. Так что крылатовцы остались в этом году без приза. Не знаю, как это пережил Емельян Захарович. Уж сколько лет в числе лидеров, а тут… Но прежде всего, как говорится, дело. — Секретарь райкома задумался. — В общем, неплохо начал Ильин. Главное, смотрит вперёд. Люди — основной резерв в хозяйстве. А футбольные награды — наживное.
Прощаясь с Червонным, я сказал:
— Отнял, наверное, у вас время. Что поделаешь, такая работа.
— У нас перед законом все равны. Так? Почему же вы считаете, что моё время должно оберегаться больше, чем время других? А то вот местные товарищи из народного суда постеснялись, видите ли, вызвать меня на разбирательство дела в качестве свидетеля. О хулиганстве возле кинотеатра. Хотя все происходило на моих глазах. Так что прошу с моим постом не считаться… Если надо — всегда найду для вас время.
…В Крылатое я возвратился затемно. Пёс, всегда, и в снег, и в дождь, спящий калачиком у входа в контору совхоза, поднялся, повилял хвостом, как своему, и с тоской поглядел на дверь. В здание его не пускали. Савелий Фомич боялся, что собака напустит блох.
