* * *
Он стал писателем не сразу.ВинтовкуРодина далаЕму задолго до рассказов,Где правда века ожила.Он был солдатом продотряда,Когда стране был нужен хлеб.В пятнадцать летСо смертью рядомСтепями шел.В пятнадцать лет,Не радуя врагов слезами, —Все это было так давно! —ГляделОткрытыми глазамиВ размытые глаза Махно.Его случайноНе убилиИ до смерти не засекли. —И злобою не ослепили,И вырвать веруНе смогли.ЗемляС рождения вселилаВ него всю силу доброты.Земля всем сердцем говорила,Что злобаГорше слепоты.И, переплыв стремнины горя,Он в правду верить не устал.Он, сам с собой порою споря,От сердца злобу отметал...С родной женоюВсюду вместе.Деля с иен радость и тоску,РаботалГрузчиком на Пресне,Мостил булыжником МосквуЛюбой работой не гнушался,Чтоб по ночамПисать о том,Как старый мир за жизнь держался,Как новый возникал при том.Так правота «Донских рассказов»Народной стала правотой,Всех покоривНавеки,СразуСвоей жестокой простотой.С ним люди правдою делились,И правде собственнойПотомОни как чуду удивились,Когда явился «Тихий Дон».В нем увидали коммунистыСебя как бы со стороныИ путьНелегкий и кремнистыйРожденной Лениным страны...В труде росла Страна Советов,И люди новые росли,И «Тихий Дон»Шагал по светуНа многих языках земли.И там, где старый мир держалсяНа лютой злобе и штыках,Незримо «Тихий Дон» сражался,Уже оставшийся в веках.Он жил в борьбе,Под гул снарядовШагал в Испании на бой,С бойцами из ИнтербригадыБорясь с фашистскою чумой.Его жестокий мир заметил,Свою погибель усмотрел.А он,Не думая о смерти,В кострах фашистскихНе горел!
* * *
Фашизм...И слово-то какоеПаучье, как и те кресты,Что Гитлер собственной рукоюНа карте мира поместил!И от звериной,Лютой злобыСпасенья как бы не дано.Объекты важности особойКрестамиМечены давно.Крест —На Варшаве и на Праге.На Осло, на Париже —Крест!С паучьими крестами флагиВ Европе зашумят, как лес.На Лондоне,На Амстердаме —Кресты.И в неземном бредуОгромный крест как будто вдавленВ пятиконечную звезду.Еще безмолвствуют раскатыГрядущих битв, кровавых гроз,А будущей Европы картаУже похожа на погост.А на подробных картах летныхКрестамиМечены мосты,Невы ажурные пролеты,Над Исаакием кресты.КрестомПроспект помечен НевскийИ Петр, взирающий окрест.Чайковский, Глинка, Достоевский —На каждом был поставленКрест.КрестНад Кремлем,Где свет алеет,Свет, ненавистный силе тьмы.И тяжкий крестНа Мавзолее,На всей истории Москвы.Легли крестыНа Минск, на Киев,Где своды Золотых ворот,Легли — тяжелые такие! —На все, чем славен наш народ.На все,Что создано векамиЕще за сотни лет до насРуками пращуров,РукамиТвоими, наш рабочий класс!КрестНад землей,Где Дон струится,Где тих волны усталой плеск.И крестНа Вешенской станице,На доме ШолоховаКрест.
* * *
В станице ВешенскойПорою,Когда на сотни верст темно,Звездою, вставшей над горою,Светилось яркое окно.За тем окномВ немой печалиНад судьбами людей рыдалПисатель.(Слез его ночамиНикто, конечно, не видал.Невидимые миру слезыОн молча выплакал в тиши.Неудивительно, что в прозуВлилась поэзия души.)Потом чему-то он смеялсяПо-детски,Глядя за окно,Где мрак ночной зарей сменялся,Где вот уже совсем светло.А он того не замечает.Жена ненужный гасит свет,Стакан дымящегося чаяВнося неслышно в кабинет...В станицу Вешенскую гулкоВорвался петушиный крик.Здесь певчий каждого проулкаИмеетСобственный язык.Сбегают к водопою кони,Спешат на пашню казаки,И солнце плещется в затоне,Не доставая дна реки.Вновь не до сна.То в город надо,То ждет обком, то ждет партком,То хлопоты насчет детсадаИль пенсии для земляков.И с виду неприметный вроде,Такой безбрежно молодой,Он жил заботой о народе,Его судьбой, его бедой.Он жил,Чем рядом люди жили,Горел доверчивым огнемВдали от сплетен,Что сложилиДельцы досужие о нем.Скрывая имена и лица,Шептали бездари в народ:Мол, у негоДворец в станице,А в банке, мол, открытый счет.Но ни дворца,Ни в банке счета.Была открытой лишь душаДля всех,Кто жил земной заботой,Одной с ним верою дыша.Его богатство — вся Россия,Жена и старенькая мать,Две милых дочери,Два сына,Родня в дому — не сосчитать.Его богатство —Мир героев,Рожденный в творческой тиши,Мир человека,Что утроилОткрытый счет его души.И, недругов не замечая,Он все же знал, как их зовут(Ему таланта не прощая,Поныне, здравствуя, живут).Он их жалел.А что им жалость?Их озлобляло во сто крат,Что славил Шолохов ДержавуНе ради славы и наград.Он славил свой народИ этойНародной славой гордо жил.Одной шестою частью светаПо праву сына дорожил.Работал не переставая...И «Поднятою целиной»Гордились люди,СоздаваяГрядущий день страны родной.Да, с книгами его в те годыМы возводили Днепрогэс,Магнитку ставили,ЗаводыВ краях, где был дремучий лес.По-чкаловски взмывали в небоИ поднимали целину,Чтоб не мелело море хлебаВ Сибири или на Дону.Мы вырастали на простореВеликих дел страны,Как вдругЗапахло порохом и горемИ почернело все вокруг.В далеких залпах на границеБеду Отчизны разглядев,Покинул Шолохов станицу,Шинель солдатскую надев.Звала Советская Россия,Как только мать умеет звать.— Благослови, АнастасияДаниловна, родная мать!И ты благослови, МарияПетровна, верная жена!Не плачьте, милые, родные,И без тогоВ слезах страна...В слезах и в гореУкраина,И Белоруссия в слезах,На пепелищах печи стынутВ смоленских стонущих лесах.Под гнетом рабства люди стонутВ чаду невиданной войны.Могилы Пушкина,ТолстогоПришельцами осквернены.Жесток накат фашистской стали.Но, верность Родине неся.Мы верить не переставали,Что победить народ нельзя!..Шагали сквозь огонь солдаты.И с нимиШолохов шагал.Науку ненавистиСвятоОн рядом с ними постигал.И той жестокою пороюНе уходил с передовых.Он в павших на войне герояхНе мертвых видел,А живых.И под пером его воскреслиСыны,Достойные любви,Достойные высокой песни,Что зарождаласьНа крови...
* * *
Снега растаяли,И летоУже вошло в свои права.Обидно, что не те рассветы,Не та над Доном синева.Над редким домомДым струится.Проулки тесные тихи,Ведь редко у когоВ станицеВ те дни остались петухи,Да и оставшимся не в радостьРассветы летние встречать.Они,От грома канонадыДавно оглохшие,Молчат...Ни звука в шолоховском доме.И только слышно далеко,Как матьВ дымящийся подойникКоровье цедит молоко.Потом глядит,Как мимо дома,Чуть слышно галькою шурша,В рассветные туманы ДонаИдут солдаты не спеша.Каким бы словом их приветить,Какою лаской обласкать,Ведь не у каждогоНа светеЖиваВ такое время мать.Что ждет их, молодых, бедовых,В таком неведомом пути?Кому прийтиК родному дому,Кому до домаНе дойти...Молчит Даниловна.И долгоТуманится печальный взгляд.Внучата со снохой за Волгой —Даст бог, воротятся назад.Даст бог, живым вернется Миша.Он жив.Солдаты говорят,Что голос МишиМиру слышен,Что он сильнее, чем снаряд.НадеждаИздавна врачует,Как солнышко над головой.И сердце верит,Сердце чует,Что сын воротится живой.
* * *
И надо ж было так случиться!Однажды,На исходе дня,Вернулся Шолохов в станицу,С ним возвратилась вся родня.(Какой же верой верить надоВ победу нашу,Чтоб семьяПод гром недальней канонадыВернулась в отчие края!)Как ласточка,Что на дорогеПодняться хочет от земли,Рванулась мать,Да только ногиК порогу как бы приросли.Налились сладкою истомой.Вот и дождалась своего.— Спасибо, — тихо шепчет, —Дома.Одной-то в доме каково!..И дом как будто ожил сразу.И вновьТеплом жилья запах.Раскрыл для внуков ясноглазыхСо скрипомДвери нараспах.В печи живое дышит пламя,Огонь доверчиво горит,Запахло добрыми блинами,Над самоваром дым парит.Доволен Шолохов,И, словноПомолодев на много лет,Заходит снова он и сноваВ осиротевший кабинет.Здесь протекло столетье ровноЗа старым письменным столом...— Ну что ж, Мария свет Петровна,Давай-ка вспомним о былом.Приятно вспомнить о хорошем,Чем был наполнен белый свет.Про то, что было тяжкой ношей,И вспоминать охоты нет.Они сидят как молодые,Коль поглядеть со стороны.И гладит Шолохов седыеРодные волосы жены.О, сколько довелось им вместеХлебнуть бедыЗа двадцать лет!..И день грядущийНеизвестен,Ему опять на фронт чуть свет.
* * *
