— Но у нас же есть…
— Не такую. Школу, где девочек будут учить также, как и мальчиков. Это было бы честно.
— Действительно, хо-каана была бы рада воплотить подобную идею в жизнь. Когда вы были ещё совсем юны, великий, ваша старшая сестра выбивала из хо-каана Чирхая средства на постройку школы для мальчиков из бедных семей. Вы же знаете, что раньше все дети обучались только дома?
— Знаю. И почему казна оказалась в ведомстве Чирхая? Почему сестра не забрала её себе? Ведь деньги — это власть, — мальчик с непониманием посмотрел на своих учителей.
— Мой господин, вы, конечно, правы, но ваша сестра поступила очень мудро. Хо-каан Чирхай также поставил всё на казну, он думал, что, раз в его власти управлять деньгами государства, то и все государство будет его. Но он просчитался. Уступив в этом, хо-каана Хадаан сделала ставку на народ и кай-ли. В конечном итоге, она оказалась права.
— Кай-ли, конечно, безусловная власть, — хмыкнул мальчик и на секунду бросил взгляд в сторону своих любимых оловянных фигурок воинов. Он бы с радостью сейчас поиграл в какое-нибудь сражение, например, в битву при реке Хай-ян, но сестра всегда учила, что проблемы народа важнее его забав.
Сэнид сжал губы. Даже кай-ли не защитят от подлости близких людей. Безусловной власти не существует и никогда не будет существовать, он знал это наверняка, это знала и Хадаан, но они ведь могли мечтать о чём-то подобном? Вечерами смотреть, как Акин убирает в ножны мечи своих лучей и уходит за горизонт, чтобы осветить дни другим городам, и мечтать, как в будущем они станут сильными, словно самый великий воин-солнце, как закрепится власть в руках Хадаан и больше не будет бедности, голода, войн. Они мечтали об этом, хотя жизнь беспощадно била реальностью. Смерти, предательства, раболепие, неискренность — они стали вечными спутниками, с каждым днём стирая улыбки с детских непосредственных лиц. И после смерти родителей Хадаан искренних улыбок детей увидеть было почти невозможно. Девочка скорбела по родным, мальчики разделяли её боль.
И вот спустя столько лет, когда воспоминания о тех годах, хоть и не исчезли, но скрылись за дымкой прожитых дней, Сэнид, наконец, узнал кое-что действительно ужасающее. Причина всей боли, что была пережита его госпожой — не случай, а отвратительное, беспринципное преступление.
Мать Хадаан погибла не из-за тяжёлых родов. Точнее не только из-за них. Всё могло повернуться иначе, если бы не яд, усиливший родовое кровотечение. Яд должен был убить плод, мать могла бы и выжить, но что-то пошло не по плану. Возможно, яд вступил в конфликт с лекарствами, что перед родами принимала каана, может, доза была не та, или же сам яд недостаточно изучен… лекарь-отшельник, ушедший после того случая в горы, сам не знал подробностей. Но информация, что он поведал, спустя месяцы поисков позволила Сэниду выйти на главного преступника. Он не хотел беспокоить Хадаан, пока не уверится в своих догадках, но сейчас у него на руках были неопровержимые доказательства: записи помощницы повитухи, показания и личные дела прислуги, все посещения покоев повелительницы тех времён… Документы, которые буквально пришлось доставать из-под земли, давно забытые и никому не нужные, но так очевидно указывающие на виновника. А подозреваемая служанка, что так опрометчиво осталась в столице каганата и после служения во дворце, сдалась почти сразу, выложив всё, что она знает. Выискивая ещё больше причастных, Сэнид пришёл туда, откуда всё начиналось. Резиденция младшего брата каана Хулана. Дом Чирхая.
Узнав правду, правая рука Хадаан всё же не мог поверить. Страшно, когда родня так поступает, это отрицается до последнего. Каким бы подонком ни был хо-каан, подобной подлости от него не ожидали. И Сэниду предстояло сообщить об этом своей госпоже. Но как? Как провернуть всё таким образом, чтобы до Чирхая точно ничего не дошло?..
Невероятно, преступно рискуя, Сэнид доверил письмо Хасару, наплевав на то, что он сын врага. Хасар не был похож на отца, но доверять ему всё же было опасно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я не открою, — сказал кай, убирая письмо в самое безопасное место — ближе к груди. — Клянусь.
В тёмных карих глазах отразились долгие годы дружбы. Они росли плечом к плечу, Хасару просто не повезло с родителем…
— Верю, — кивнул Сэнид. — Доставь письмо лично в руки Хадаан.
— Сделаю всё для этого, — прижив кулак к груди, Хасар склонился перед старым другом, показывая свою искренность.
И сейчас второй сын Чирхая находился где-то около границ каганата. Слишком далеко, чтобы остановить его и забрать письмо обратно. Доверять. Несмотря на все предательства, нужно уметь доверять близким людям. И Сэнид доверился, надеясь, что не зря.
Фрисская Империя, Раванна
Покои её высочества Хадаан
Как бы не отрицала бойхайка своего влечения и ожидания ночи, она, незаметно даже для себя, очень к ней готовилась. Ушла в кальдариум, где искупалась в горячей воде, позволила служанкам размять напряжённые мышцы и втереть в кожу масла, расчесать волосы, превратив их в податливый шёлк. На общий ужин сегодня никого не звали, видимо, все были заняты своими делами, потому Хадаан поела у себя, как-то незаметно осушив несколько бокалов нектара и заметно расслабившись. Легла в постель, открыла книгу, что первая попалась под руку в библиотеке принца, и приступила к чтению.
Амадей пришёл не с главного входа. Дверь, соединяющая их с женой покои тихо скрипнула, и принц пришёл к выводу, что её обязательно должны привезти в порядок. Не дело — вдруг скрип разбудит Хадаан, когда он решит заглянуть к ней, спящей. Или, может, вообще, ну эту дверь? А можно забрать строптивую бойхайку к себе, поселив в своих покоях… Эта мысль даже не показалась принцу кощунственной, он, очень трепетно относящийся к своему личному пространству, вдруг захотел впустить в него женщину, которая не далее, чем неделю назад, раздражала его до зубовного скрежета!
Впрочем, и сейчас она раздражала его не меньше, может, и больше. Но это раздражение было каким-то другим, не злым, даже привычным. Раздражение, заставляющее его огрызаться с ней и получать от этих мелких ссор несравнимое удовольствие.
— Дорогая супруга, — он улыбнулся в ответ на её удивлённый взгляд. Она не ожидала, что эта странная дверь будет ещё раз использована. — Я пришёл проверить, чему ещё мог научить тебя мой старший брат, — несмотря на шутливый тон, слова прозвучали с укором, и Хадаан тяжело вздохнула, на секунду закатив глаза.
— Помните, вы сегодня советовали мне приобщиться к прекрасному? Я взяла одну пьесу из вашей личной библиотеки и как раз дошла до невероятной по своей живости сцены. С вашего позволения, я озвучу её, но не буду говорить, кому принадлежат слова, это слишком муторно, вы сами сможете понять по контексту.
Фыркнув, Амадей села на кровать напротив Хадаан, оперевшись об один из столбиков, и приготовился внимать.
Девушка прокашлялась и с выражением начала:
— Ах, стыдно мне!
Что с совестью твоей случилось?
Али в другого ты влюбилась?
— О чём вы, господин?
Я, право, вас не понимаю,
Всего лишь день прошёл один,
И снова вот меня ругают...
— Так есть за что!
Ты, как голубка молодая,
Воркуешь, перья распустив,
А я один всё тут страдаю,
Всю гордость принца проглотив!
— Воркую? Право слово!
Что за вздор!
Я просто вышла подышать во двор.
Там было пусто, ни души...
— А как же брат мой?
— Что ваш брат? Он подошёл лишь
Поприветствовать меня.
Вы думали, я с ним...
Принцесса в ужасе прикрыла рот ладонью, принц хмуро оглянулся и отбросил шпагу прочь. Он резко развернулся.
— А я не прав?
— Конечно нет! Он ведь ваш брат и мне брат тоже!
— На это как-то не похоже! Он поглощен тобой, лелеет чувства, а ты лишь позволяешь...
